Он наклонился и осмотрел клетку. Она не блистала чистотой, но было бы страшным преувеличением утверждать, будто клетка находится в антисанитарном состоянии. Да и кролик явно пребывал в отменном здравии.
— Я бы сказал, — заметил он миссис ван Бир, когда они направились в дом, — из-за этого животного вам не стоит тревожиться. Судя по всему, с кроликом все в порядке. На всякий случай нужно хорошо почистить клетку. Но я не думаю, что от зверька можно подхватить инфекцию.
На лице миссис ван Бир было красноречиво написано, что она отнюдь не расположена расставаться со своими тревогами.
— Что ж, доктор Паркс, вам, конечно, видней, — сказала она плаксиво, — но я удивляюсь вашим словам. Он ласкает эту тварь — зарывается лицом в его мех, целует вонючку. От такого ему один вред, я уверена.
— Надо же, надо же; очень дурная привычка, — спохватился доктор Паркс, пытаясь исправить оплошность. — Филипп!
Мальчик опасливо подошел.
— Тебе нужно быть поосторожнее с кроликом. Как известно, мой мальчик, животные чистотой не отличаются. Ты можешь от него что-нибудь подхватить. Не прижимай его к себе, ни в коем случае не зарывайся лицом в мех, не целуй и вообще не ласкай. Не бери на руки сверх необходимого. Запомни, это очень важно. Если меня не послушаешься, смотри, как бы кролика не пришлось унести.
Лицо Филиппа исказила гримаса страха и ярости. Он, как пес, ощерил желтоватые зубы и убежал, ничего не ответив. Мальчик прекрасно понял, что против него замышляется.
Но Розалия вся сияла. Нужные слова были произнесены. Она не сомневалась, что Филипп снова начнет ласкать кролика. И тогда «по указанию доктора» она избавится от кролика.
V
Миссис ван Бир не пришлось долго ждать. Доктор приезжал во вторник, а уже в пятницу ей представился удобный случай. Розалия любила одевать племянника в желтый норфолкский костюмчик с короткими бриджами — во времена ее юности именно это носили примерные маленькие мальчики. Костюмчик она раздобыла с большим трудом: даже в сельском Девоне редко встретишь такую одежду. Она не знала, как ненавидит Филипп этот костюм, а если бы знала, это вряд ли что-нибудь изменило. Желтый цвет бросался в глаза, поэтому она в любую минуту могла заметить мальчика из окна своей спальни, в какой бы уголок сада тот ни забился. В этой спальне на втором этаже она просидела много часов, наблюдая за Филиппом — или шпионя, если вам так больше нравится. Утром в пятницу она заметила, как он украдкой взял кролика из клетки и убежал с ним в дальний конец сада, где спрятался за кустом рододендрона.
Розалия спустилась и вышла в сад, стараясь ступать как можно тише. Она на цыпочках подкралась к кусту и поглядела сквозь ветки. Филипп, крепко прижав кролика к груди, терся носом о мех и монотонно что-то не то напевал, не то декламировал. Сидя на корточках, он медленно раскачивался в такт гимну.
Понаблюдав за мальчиком несколько секунд, она ринулась на него сквозь куст, подобно нападающему носорогу.
— Филипп! — заорала она. — Как ты посмел ослушаться доктора? Он сказал, что, если ты хоть раз сделаешь такое, кролика придется убить. Это очень вредно. Сейчас же отнеси его в клетку. А с тобой я разберусь после.
— Неправда! — завопил мальчик. — Ничего он такого не говорил. Я ничего плохого не сделал.
— Отнеси его в клетку, — повторила она.
Филипп, надувшись, поплелся к дому и запер кролика.
За завтраком ему не шел кусок в горло. Возможно, его терзали дурные предчувствия. Миссис ван Бир не преминула истолковать это в выгодном для себя духе.
— Вот видишь, Филипп, доктор был прав. Он же говорил, что ты болеешь из-за того, что возишься с этой мерзкой тварью.
— Не говорил. Не говорил. Тетечка, пожалуйста, не делайте плохо моему кролику.
Тетечка промолчала.
После завтрака она отправила Филиппа полежать — чтобы набраться сил, как она объяснила. Выждала минут двадцать, затем тихо выскользнула из дома и направилась к клетке. То ли по неловкости, то ли от страха она чуть не упустила кролика; произошла довольно шумная схватка. Он опять ее укусил и поцарапал запястья, яростно отбиваясь задними лапами. Наконец она его ухватила и отнесла на кухню, где было прибрано и пусто, если не считать Ады, — миссис Родд дремала после ленча в комнате экономки.
— Ступай, Ада, мы тебя не держим, — сказала миссис ван Бир, вероятно, разумея под «мы» себя и кролика.
— Ой, — сказала Ада и вышла.
Миссис ван Бир рванулась к газовой плите, затолкала кролика в духовку, захлопнула дверцу и до отказа открыла газ; зажигать, однако, не стала.
С минуту она постояла, содрогаясь всем телом от какого-то непонятного возбуждения. Но тут Филипп — в нем проснулись самые страшные опасения — сбежал вниз и влетел на кухню.
— Тетечка, что вы делаете? Тетечка, где мой кролик?
— Тише, — ответила та злым голосом, — это для твоей же пользы.
С этими словами она, пихнув мальчика в грудь, отбросила его в коридор, захлопнула дверь и привалилась к ней всей тяжестью.
Кролик в духовке бился и сучил лапами. Быть может, он понял, что происходит, потому что испустил пронзительный вопль ужаса — тот самый, который кролики издают лишь под угрозой гибели. Филипп, рыдая, бился о кухонную дверь. Миссис ван Бир не давала двери открыться. Ее возбуждение возрастало, дыхание участилось, кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лицо покраснело.
Кролик уже не бился.
Вопли Филиппа разбудили экономку. Миссис Родд, прибежала в тревоге.
— С нами крестная сила! Что случилось, малыш?
— Мой кролик, — рыдал Филипп, которому даже в этом отчаянном положении хватило сообразительности умолчать о тете. — Он там, внутри, и умирает.
— Господи! — произнесла миссис Родд, повернула ручку и решительно нажала на дверь. Миссис ван Бир никак не ожидала мощного напора со стороны взрослого человека и отступила.
— Прошу прощения, мэм, — произнесла, войдя, миссис Родд и добавила: — Боже правый! Мы все взлетим на воздух.
На кухне было не продохнуть от газа. Миссис Родд кинулась к плите и закрыла кран. Филипп открыл дверцу: кролик обмяк, глаза у него подернулись пленкой.
— Так было надо, — немного смущенно заявила миссис ван Бир.
Филипп на секунду прижал к себе тельце любимца. Лицо у мальчика искривилось, казалось, он вот-вот расплачется. Вместо этого он, однако, опустил кролика на пол и поднялся. На кухонном столе лежал короткий заостренный нож. Мальчик подскочил к столу, схватил нож и запустил изо всех своих сил в лицо тетке; нож слегка оцарапал ей левую щеку.
— Гадкая старуха! — завизжал он. — Свинья! Свинья! Свинья!
Он налетал на нее, царапаясь и лягаясь, неистовый вихрь детской ярости. Худые ноги и руки, облаченные в нелепый норфолкский костюмчик, лупили по массивной туше, не причиняя той никакого вреда.
Лицо у Розалии сделалось почти таким же остервенелым, как и у Филиппа. Она оттолкнула мальчика, примерилась и, собравшись с силами, нанесла ему в высок жестокий удар, от которого он, шатаясь, отлетел к противоположной стене. Миссис Родд, всем своим видом выражая возмущение, заслонила собой ребенка. Филипп упал, а Розалия выплыла из кухни с гордой, насколько получилось, миной.
Горе и газ вызвали у Филиппа естественную реакцию. Его вырвало. Он лежал, уронив голову на тельце своего любимца и сотрясаясь от рыданий и спазмов. Миссис Родд, на лицо которой вернулась обычная невозмутимость, взяла мальчика на руки и отнесла наверх в спальню.
Ближе к вечеру Филипп спустился вниз и разыскал Родда.
— Где мой кролик? — спросил он.
Родд взглянул на его осунувшееся лицо и решил сказать правду:
— На поленнице. Я собирался его закопать.
— Дайте мне лопату, — попросил Филипп.
Родд кивком указал на лопату.
Взяв лопату и кролика, Филипп пошел на свое любимое место за рододендроном. Там он вырыл могилку и опустил кролика в землю. Он не положил никакого надгробного камня, вообще не отметил этого места: он и так не забудет, где лежит кролик, а тете знать не нужно. По его щекам не переставая катились слезы, но он не рыдал — он что-то бормотал про себя, бормотал не останавливаясь; не переводя дыхания; снова и снова.
VI
Утром в понедельник Эдвард Гиллингем легко соскочил с велосипеда и вошел в дом через парадную дверь. Его появление застало миссис ван Бир врасплох. Она совсем забыла, что в тот день возобновляются занятия с Филиппом. Если бы помнила, то, конечно, отменила бы их. Она пошла вниз сказать, что Филипп приболел, но опоздала: мальчик услышал, как пришел учитель, выбежал навстречу, вцепился ему в руку и чуть ли не волоком потащил в классную комнату. Эдварда поразила его горячность, и он, быть может, впервые внимательно пригляделся к своему ученику.
