Самодеятельность Черняева нарушала план устройства юго-восточной границы России: ни Туркестан, ни Чимкент присоединять к империи первоначально не предполагалось. Поэтому старый план подлежал пересмотру, появилась также необходимость разработать концепцию российской политики в Азии. Соответствующие документы родились в недрах Министерства иностранных дел и, оформленные в виде доклада, были представлены Царю 31 октября 1864 г. Государь доклад утвердил. Ранее намеченная граница от Сырдарьи через Сузак, Чолак-Курган по Каратаускому хребту к Аулие-Ате и Верному была отвергнута, так как проходила по пустыне, что повлекло бы увеличенные расходы на содержание войск; при такой границе пришлось бы оставить уже занятые Туркестан и Чимкент, что произвело бы «невыгодное впечатление». У старой границы обнаружились и другие недостатки: она «не дозволяла бы прочной колонизации, необходимой для устройства благоденствия края» (слишком мало оказалось земли, годной для переселенцев); «торговые пути для прямых сношений с Кокандом и Кашгаром не имели бы достаточного основания», эвакуация Туркестана и Чимкента не «смогла бы успокоить Европу». Занятые в 1864 г. среднеазиатские города, как и район озера Иссык-Куль, было решено закрепить за Россией, однако категорически отвергалась целесообразность овладения Ташкентом, ибо это вовлекло бы империю во все среднеазиатские «смуты» и «не положило бы предела нашему движению в глубь Средней Азии»[111]. Овладение Ташкентом, по мнению авторов доклада, повлекло бы цепь нежелательных и даже опасных последствий. В основном страхи были придуманными с целью запугать впечатлительного Государя и отвратить от дальнейшей экспансии.
На основании доклада, предназначенного для «внутреннего употребления», была сформулирована концепция восточной политики России; Министерство иностранных дел обнародовало ее как циркулярную ноту, разосланную по российским посольствам за рубежом. По решительной тональности чувствовалось, что в сочинении этого циркуляра участвовал военный министр. «Положение России в Средней Азии, – говорилось в ноте, – одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными. Оно начинает прежде всего с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вынуждено привести соседние народцы к более или менее близкому подчинению. По достижении этого результата эти последние приобретают более спокойные привычки, но, в свою очередь, они подвергаются нападениям более отдаленных племен. Государство обязано защищать их от этих грабительств и наказывать тех, кто их совершает.» Циркуляр убеждал читателя, что русский Царь расширяет свои владения не ради самого расширения, а для того, чтобы «утвердить в них власть свою на прочных основаниях, обеспечить их безопасность и развить в них общественное устройство, торговлю, благосостояние и цивилизацию». В заключение Горчаков (циркуляр был подписан им) уверял, что Россия дальше Чимкента не пойдет[112].
Вывод мог быть только один: не может быть двойного стандарта – один для Европы, другой для России; Россия – ровня всем цивилизованным государствам, и оснований для территориальной экспансии у нее не меньше (если не больше), чем у других держав. Циркуляр Горчакова сигнализировал, что Россия оправляется от шока крымского поражения.
Итак, в Петербурге как будто окончательно определились: за Чимкент ни ногой, пришла пора осваивать огромные новоприобретенные пространства. Михаилу Григорьевичу на его предложение немедленно повторить наступление на Ташкент из Военного министерства пришел отказ, однако из того же ведомства поступило весьма для него приятное известие: он назначался военным губернатором образованной в начале 1865 г. в составе Оренбургского края Туркестанской области с центром в Чимкенте. В его подчинение передавалась (не сразу) небольшая армия численностью 15 тысяч человек. То был несомненный знак Монаршего благоволения, однако удовлетворение новым назначением Черняев не мог ощущать в полной мере из-за того, что его вновь подчинили оренбургскому генерал-губернатору – на этот раз им был сменивший Безака генерал-адъютант Н.А. Крыжановский. Как бы там ни было, новое назначение все же умиротворило нервную натуру Черняева. Он тяжело переживал неудачный штурм Ташкента, тем более что ему о нем постоянно напоминали, а то и резко критиковали. В письме Полторацкому от 22 января 1865 г. он писал:
«Когда Вы приедете сюда, то убедитесь на месте, что атака Ташкента вовсе не так бессмысленна, как старались мои друзья представить ее в Петербурге. Если бы не инструкция (запрещение повторного похода. – Е. Г.), то я бы теперь выгнал кокандцев из этого маленького города с 200 тыс. населения, в ответ на набег Алимкула на окрестности Туркестана..
С нетерпением буду ожидать Вашего приезда; нельзя себе представить, что я перенес в продолжение этого года, и когда Вы меня увидите, то, вероятно, найдете, что я состарился десятью годами»[113].
Был даже момент, когда Черняев хотел просить о переводе его из Средней Азии, но новое почетное назначение удержало его в жарких песках. В управление он получил огромный край – от Аральского моря до озера Иссык-Куль.
Всю зиму 1864/65 г. Черняев мечтает о реванше. На этот раз он продумывает свой поход на Ташкент. Кокандские власти Ташкента со своей стороны провоцируют туркестанского губернатора. В конце ноября 1864 г. десятитысячное кокандское войско во главе с наместником малолетнего хана Коканда Алимкулом выступает из Ташкента в поход, имея целью отбить Чимкент. Однако подойти к Чимкенту скрытно Алимкулу не удалось: в селении Икан кокандцы встретили казачий отряд есаула Серова. 109 казаков при одном орудии вели трехдневный бой против большого и неплохо вооруженного войска. 57 казаков погибли, 42 были ранены, то есть практически ранены были все оставшиеся в живых. Измученные, израненные уральские казаки сумели пробиться сквозь тысячные ряды противника. Отчаянное сопротивление русских людей ошеломило кокандцев. «В самом деле, – заключает военный историк М.А. Терентьев, – они не посмели приблизиться к казакам и только провожали их сильным огнем на протяжении всех восьми верст; остатки сотни шли, бросая одежду, в одних рубашках, с ружьями и патронами. Взбешенные азиаты излили всю свою месть на тяжелораненых, оставленных на дороге: на глазах отряда их рубили шашками и отсекали им головы»[114]. Героев спас отряд, высланный из Туркестана.
Черняев был потрясен героизмом уральцев и одновременно негодовал по поводу нерасторопности коменданта города Туркестана, который не выслал вовремя подмогу. Алимкул бросал новому губернатору вызов, который он – человек чести – не мог не принять.
После иканского боя самому Черняеву, Крыжановскому и Милютину становится ясно, что Алимкул серьезный противник и что он не смирится с потерей городов, еще недавно принадлежащих Коканду. Милютин начинает понимать, что рано или поздно новый штурм Ташкента неминуем, хотя необходимость эта ему не приносит радости – он государственный человек высокого ранга и знает цену международным обязательствам. Пока же он просит оренбургского генерал-губернатора сдерживать порывы Черняева: «Пока не получит достаточных подкреплений, ничего не предпринимать, но поддерживать отношения с жителями Ташкента и не лишать их надежды на помощь в свое время»[115].
О чем же идет речь? Среди городов Средней Азии Ташкент выделялся не только размерами занимаемой площади и численностью жителей – самый большой и населенный, но и своей исторической судьбой, своим духом и характером, которые есть у каждого города и городка: «что ни город – свой норов». Издревле это был форпост оседлости на краю мира кочевников, что определило его судьбу – в течение многих веков город был яблоком раздора для захватчиков; он неоднократно подпадал под власть кочевников, переходил из рук в руки, оказывался на краю гибели, но продолжал жить.
Впервые ташкентцы познакомились с Московским государством в XVI в. после завоевания Иваном IV Казани и Астрахани, но только после подчинения Москве Западной Сибири ташкентское купечество установило с русскими землями устойчивые торговые связи, используя свои традиционные пути по степям Казахстана. Впервые официальный посол России Д. Телятников побывал в Ташкенте в 1796–1797 гг. В это время Ташкент и окрестности определял городской посад, то есть торговцы и ремесленники. Посадские люди стремились сделать экономические связи с Россией по возможности прочными и постоянными, для чего пытались открыть русским перспективы промышленного освоения края, в частности разработки близ города золотоносных земель.
