– Конечно, она подруга графини. Я уверен, что именно поэтому она терпит твое внимание.
– Тебе придется спросить об этом мисс Бриджертон, – небрежно бросил Гарет, желая переменить тему. Он не собирался говорить отцу, что Гиацинта переводит дневник Изабеллы. Он может потребовать, чтобы ему отдали дневник, но это совершенно не входило в намерения Гарета.
И не только потому, что это означало, что в его руки попала вещь, которую желал бы заполучить барон. Гарет действительно хотел узнать, какие секреты скрывают страницы, исписанные таким изящным почерком. А может быть, там и не было никаких особых секретов, просто монотонное описание жизни дворянки, вышедшей замуж за человека, которого она не любила. Так или иначе, он собирался выяснить, о чем она пишет, поэтому он промолчал.
– Ты можешь попытаться, – негромко сказал лорд Сент-Клер, – но они никогда не согласятся отдать ее за тебя. Кровь не водица. Всегда так было.
– Что ты этим хочешь сказать? – Он старался не выдать своего волнения. Он никогда не знал, угрожает ли ему отец или просто оседлал своего любимого конька – происхождение.
– Бриджертоны никогда не позволят ей выйти за тебя замуж, даже если она будет настолько глупа, что влюбится в тебя.
– Она не....
– Ты неискушен, – прервал его барон. – Ты глуп...
– Ничего подобного, – не сдержался Гарет.
– Ты ведешь себя глупо, и ты, конечно, недостаточно хорош для девицы из рода Бриджертонов. Они очень скоро тебя раскусят, вот увидишь.
Гарет постарался не выдавать своего волнения. Барону всегда нравилось его провоцировать.
– В некотором роде, – с самодовольной улыбкой продолжал лорд Сент-Клер, – это даже интересно. – Кто, скажи на милость, твой отец?
Гарет затаил дыхание. Впервые барон высказался так открыто. Он называл Гарета незаконнорожденным, бастардом, помесью, полукровкой, даже шелудивым щенком. И мать Гарета обзывал еще более унизительными словами. Но он ни разу не поинтересовался, знает ли Гарет, кто его настоящий отец.
Может быть, он узнал правду?
– Тебе лучше знать, чем мне.
Воздух был наэлектризован. Тишина показалась Гарету зловещей. Он перестал дышать, он остановил бы свое сердце, если бы это было в его силах, но лорд Сент-Клер в конце концов сказал:
– Твоя мать не захотела говорить об этом. – В голосе отца слышалась горечь, но было что-то еще – похоже, он прощупывал Гарета.
– Это не дает тебе покоя. – Гарет не удержался от улыбки. – Она хотела кого-то больше, чем тебя, и это тебя убивает даже по прошествии стольких лет.
Гарету показалось, что барон его сейчас ударит, но лорд Сент-Клер, сжав кулаки, отступил назад.
– Я не любил твою мать.
– Я всегда это знал. – Любви никогда не было, была лишь гордость.
– Я хочу знать, кто это был, – тихо произнес лорд. – Я не простил ее за грехи. Но ты... ты... – Он засмеялся, и от этого смеха у Гарета по спине пробежали мурашки. – Ее главный грех – это ты. – Он снова засмеялся. – Ты никогда не узнаешь, чья кровь течет в твоих жилах и кто не признал тебя своим сыном, потому что не любил тебя.
У Гарета едва не остановилось сердце.
– Подумай об этом в следующий раз, когда будешь приглашать на танец мисс Бриджертон. Возможно, ты сын обыкновенного трубочиста, – он презрительно передернул плечами, – а может – дворецкого. У нас в Клер-Холле всегда были привлекательные молодые дворецкие.
Гарет чуть было не дал лорду пощечину. У него просто руки чесались, но ему все же как-то удалось воздержаться.
– Ты не кто иной, как полукровка. И останешься таким навсегда.
– Да, но я твоя полукровка. Я рожден в браке, даже если и не от твоего семени. – Он подошел к барону почти вплотную. – Я – твой.
Лорд выругался, отступил и схватился за дверь дрожащей рукой.
– Неужели это тебя не убивает?
– Не пытайся быть лучше, чем ты есть на самом деле, – прошипел барон. – На это больно смотреть.
И прежде чем Гарет успел что-нибудь ответить, барон выскочил из комнаты.
Несколько секунд Гарет стоял неподвижно, словно что-то в его теле требовало абсолютного покоя.
А потом... Он вскинул вверх руки, скрючив пальцы наподобие когтей, сжал зубы, чтобы не завопить, но звуки – гортанные, низкие, звериные – все же пробились наружу.
Он был словно раненый зверь. Все это было ему ненавистно. Но почему?
Почему барон все еще обладает над ним такой властью? Ведь он ему не отец. Никогда им не был, и, черт возьми, Гарет должен этому радоваться.
Не было ничего, кроме боли. Ничего, кроме маленького мальчика внутри его, который всегда старался, но никогда не понимал, почему он недостаточно хорош.
– Надо уехать, – пробормотал Гарет, вырываясь в коридор. Надо уехать туда, где нет людей.
Он не вынесет общения. И не по причинам, о которых говорил отец, а просто...
– Мистер Сент-Клер!
Он поднял голову. Гиацинта.
Девушка стояла в коридоре, одна.
Гарет понимал, что она живет полной жизнью, у нее есть семья. Она знала, кто она. Знала, где ее место в жизни. И в этот момент он никому не завидовал больше, чем ей.
– С вами все в порядке? – спросила Гиацинта. Он ничего не ответил, но это ее не остановило.
– Я видела вашего отца внизу. Он страшно рассержен, увидел меня и рассмеялся.
Гарет так сжал кулаки, что ногти впились ему в ладони.
– Почему он рассмеялся? – недоуменно спросила Гиацинта. – Я едва его знаю и...
Он смотрел мимо ее плеча на какое-то пятно на стене, но так как она замолчала, он перевел взгляд на ее лицо.
– Мистер Сент-Клер? Вы уверены, что все в порядке? – Она наморщила лоб и добавила мягче: – сказал что-то, что вас расстроило?
В одном его отец был прав. Гиацинта Бриджертон была безупречна. Она могла быть несносной, самоуверенной, слишком болтливой и частенько раздражала, но внутри – там, где это имело значение, – она была безупречна.
И он услышал голос барона:
«Ты никогда ее не получишь.
Ты для нее недостаточно хорош.
Ты никогда...
Полукровка. Полукровка. Полукровка».
Он посмотрел на нее. Посмотрел по-настоящему, оглядел лицо, плечи, открытые в низком, соблазнительном декольте. У нее была небольшая грудь, но она, очевидно, была приподнята каким-то хитроумным приспособлением, дабы завлекать и обольщать, и у самого края темно-синего выреза платья была видна соблазнительная ложбинка.
– Гарет? – прошептала Гиацинта.
Она еще никогда не называла его по имени. Он разрешил ей это, но до сих пор она его так не называла. Ему захотелось дотронуться до нее. Нет, ему захотелось поглотить ее полностью.
Гарет хотел использовать ее, доказать самому себе, что он такой же хороший, как она, что он достоин ее, и, возможно, показать отцу, что он принадлежит к тому же кругу, что и он, что он не развратит ни единой души, до которой дотронется. Но больше всего этого он просто хотел ее.
