– Я пойду.
– Вы хотите идти без меня?
– Если я попытаюсь проникнуть в Клер-Холл – а это само по себе сомнительно, – мне придется сделать это ночью.
– Разумеется.
Господи, неужели эта женщина слышит только себя? Он подождал, не скажет ли она еще чего-нибудь, а потом продолжил:
– Я не потащу вас по городу посреди ночи. Забудьте на минуту об опасности, но если нас поймают, мне придется жениться на вас, а насколько я понимаю, такой исход дела не устраивает вас так же, как и меня.
Это была неожиданная речь, и его тон был довольно напыщенным, но он возымел действие. Гиацинта надолго замолчала, видимо, обдумывая сказанное Гаретом.
Но потом она снова открыла рот и изрекла:
– Вам не придется меня тащить. Гарет боялся, что у него треснет голова.
– Господи, женщина, вы слышали, о чем я вам говорил?
– Конечно. У меня четверо старших братьев, и я могу отличить настоящего мужчину от надменного разглагольствующего типа.
– О Господи...
– Вы, мистер Сент-Клер, не умеете думать четко. Я нужна вам.
– Так же, как гнойный абсцесс, – буркнул он.
– Я притворюсь, что ничего не слышала, – процедила она сквозь зубы. – В противном случае у меня пропадет намерение помогать вам. А если я не помогу вам...
– Говорите по существу.
Она надменно уставилась на него.
– Вы совсем не такой разумный человек, как я думала.
– Это покажется смешным, но вы именно такая неразумная, как я и предполагал.
– Я притворюсь, что и этого не слышала. – Она ткнула указательным пальцем в его сторону – жестом, совершенно не подходящим леди. – Вы, кажется, забыли, что из нас двоих только я умею читать по-итальянски. Поэтому я не представляю себе, как вы собираетесь найти драгоценности без моей помощи.
– Вы собираетесь скрыть от меня эту информацию? – угрожающе спросил Гарет.
– Нет, разумеется. – Она не могла заставить себя солгать, даже если он этого заслуживал. – Я честный человек. Я просто пытаюсь вам объяснить, что я буду нужна вам там, в доме. Мое знание языка не идеально. Есть слова, которые я пока не понимаю, и мне надо будет увидеть ту самую комнату, прежде чем я смогу точно сказать, о чем говорится в дневнике.
Он посмотрел на нее с подозрением.
– Клянусь, это правда. – Она схватила дневник и стала лихорадочно листать страницы. – Это здесь, видите? Armadio. Это может означать кабинет. А может быть, гардероб. Или... – запнулась и сглотнула. Она стыдилась признаться, что не совсем уверена в том, о чем говорит, даже если это незнание – единственный способ уговорить его взять ее с собой, когда он пойдет искать драгоценности. – Если хотите знать, – она еле сдерживала свое раздражение, – я не совсем уверена, что это значит. То есть не знаю точно.
– Почему бы вам не посмотреть слово в словаре?
– Его там нет, – солгала она. Это не было такой уж ложью. В словаре было дано несколько возможных переводов слова, и этого было достаточно, чтобы Гиацинта засомневалась в том, какое значение подходит в дан ной ситуации.
Она ждала, что он на это ответит, но он молчал, и она не выдержала.
– Если хотите, я могу написать моей бывшей гувернантке и попросить ее дать более точное определение, но она не самый надежный корреспондент.
– То есть?
– Я не писала ей уже три года, хотя уверена, что она мне поможет. Просто я не знаю, насколько она занята и сможет ли найти время, чтобы ответить. Я слышала, что она недавно родила близнецов.
– Почему меня это не удивляет?
– Это правда, и Бог знает, когда она сможет мне ответить. Мне говорили, что близнецы отнимают уйму времени и... – Гарет явно ее не слушал. Она посмотрела на него украдкой, главным образом потому, что она уже приготовила продолжение своей фразы и непременно должна была его высказать. – И я думаю, у нее недостаточно средств, чтобы нанять няню.
Гарет молчал так долго, что Гиацинте показалось, что прошла целая вечность.
– Если то, что вы говорите; верно и драгоценности до сих пор спрятаны – если она вообще их спрятала, что маловероятно, – и спрятаны более шестидесяти лет тому назад, то они останутся там до того времени, когда мы получим от вашей гувернантки точный перевод.
– И вы сможете ждать? Вы на самом деле сможете ждать?
– Почему же не смогу?
– Потому что они там. Потому что... – Гиацинта замолчала, глядя на него как на сумасшедшего. Она знала, что у разных людей голова работает по-разному. И она уже давно поняла, что почти ни у кого мозги не работают так, как у нее. Но она не могла себе вообразить, как можно ждать в такой ситуации.
Господи, да если бы это зависело от нее, они взобрались бы на стену Клер-Холла уже сегодня ночью.
– Подумайте об этом, – сказала она. – Если он найдет драгоценности до того, как вы выберете время поискать их, вы никогда себе этого не простите.
Гарет ничего не сказал, но она ясно видела, что он обдумывает ее предложение.
– Не говоря уже о том, что я никогда себе не прощу, если это произойдет.
Этот аргумент его, по-видимому, взволновал.
Гиацинта тихо ждала, пока он обдумывал, что ему делать. Молчание было невыносимым. Пока она говорила ему о дневнике, ей удавалось забыть, что он ее поцеловал, что ей это понравилось, а ему, по всей видимости, нет. Она ожидала, что при следующей встрече она будет чувствовать себя неловко, но поскольку у нее была цель и дело, она почувствовала, что стала прежней и что даже если он не возьмет ее с собой искать драгоценности, она все равно должна поблагодарить Изабеллу за них.
Все же ей казалось, что она умрет, если он не возьмет ее с собой. Либо сама умрет, либо убьет его.
Она сцепила руки, спрятав их в складках юбки. Это был нервный жест, и осознание этого нервировало ее еще больше. Гиацинта ненавидела себя за то, что нервничает, его – за то, что он заставляет ее нервничать. Но вопреки всеобщему мнению, она иногда понимала, что надо держать язык за зубами. К тому же было очевидно: что бы она сейчас ни сказала, это не заставит его прислушаться к ее мнению. Разве только... Нет, даже она не настолько безумна, чтобы пригрозить ему, что пойдет одна.
– Что вы собирались сказать? – спросил Гарет.
– Простите?
Он не мигая смотрел на нее своими голубыми глазами.
– Что вы собирались сказать?
– Почему вы думаете, что я хотела вам что-то сказать?
– Я увидел это по выражению вашего лица.
– Неужели вы так хорошо меня знаете?
– Звучит пугающе, но, по всей вероятности, это так. Когда Гарет ерзал на слишком маленьком креслице, он напоминал ей ее братьев, которые все время жаловались, что все гостиные предназначены для хрупких леди. Но на этом сходство заканчивалось. Ни один из ее братьев не осмелился бы зачесывать волосы назад и перевязывать их ленточкой, и ни один из них не смотрел на нее так пристально, что она забывала свое имя.