Керес выбрал активное продолжение. Это хорошо. Уйди он в оборону, взломать её было бы непросто. Но разве белые могут в испанской партии переходить к обороне ещё в дебюте? Нет, не могут. Не должны. Если, конечно, рассчитывают на свои силы.
Я ответил.
На чемпионат СССР я попал вместо Кереса. Ну, не вместо, просто многие думали, что участие за ним забронировано, а оказалось, что нет. Случился небольшой скандальчик, и я предложил выяснить, кто достойнее играть в турнире, не путём дрязг и взаимных оскорблений, а в поединке. В матче. Предложил и предложил. Думал, вдруг и сыграем. В Ленинграде, Таллине, или на нейтральном поле Риги, Минска, Вильнюса, да где угодно. Но, поскольку хозяйство у нас плановое, а в планах матч Керес — Чижик не значился, губу я не раскатывал. Хотя не прочь был отправиться на недельку-другую в Ригу, со всей командой: тренером-секундантом Антоном, тренером по физподготовке Ольгой и тренером-психологом Надеждой. Желательно в июле.
Но вышло иначе. Неплановые эстонцы капиталистических стран решили устроить матч между величайшим эстонским гроссмейстером Кересом и парвеню Чижиком, чемпионом РСФСР. То, что я стал и чемпионом СССР, их только раззадорило, и они очень быстро, с миру по доллару (кроне, марке, франку, фунту) собрали деньги, обеспечив как расходы на сам матч, так и призовой фонд, не слишком большой, но не такой уж и маленький. Шесть партий, играем с двадцать второго по двадцать девятое декабря, с одним днем отдыха на 25 декабря, когда западный мир празднует своё Рождество. Играем без откладывания, по три часа каждому на всю партию. А, главное, играем в городе Хельсинки, столице Финляндии. Почему Хельсинки? Потому что эстонская община города вызвалась решить все организационные вопросы.
С одной стороны, ехать не хотелось. Правда-правда. Во-первых, Финляндия — капстрана, и на частный матч ни тренера-секунданта, ни тренера по физподготовке, ни тренера-психолога со мной не командируют. И вообще, ехал я за свой счет. Как бы в турпоездку. Во-вторых, Хельсинки зимой, в период зимнего солнцестояние — не самое весёлое место. Восход солнца девять часов двадцать одна минута, закат — пятнадцать часов семнадцать минут. Я специально на кафедре географии нашего университета уточнял. То есть позавтракал — ещё темно, пообедал — уже темно. Были и в-третьих, и в-четвертых, но хватило и первого пункта. С другой страны, никто меня за язык тогда не тянул, и если вызвал на матч, так нечего идти на попятный. Ну, и призовые тоже имели значение, победитель получал пять тысяч немецких марок, проигравший — две с половиной. То есть две тысячи долларов и одну тысячу — плюс минус на колебания курса. А валюта мне очень пригодится на венском турнире, с валютой я сумею организовать выезд команды в Австрию. Уже двигаюсь в этом направлении. Да-да, как бы турпоездка на двадцать дней. Да, опять за свой счёт. Но дело не в рублях, их у меня довольно. Дело в валюте.
Спорткомитет оперативно рассмотрел ситуацию и дал добро: при любом исходе матча в Хельсинки победит советский шахматист, это первое, и сам матч в Финляндии привлечет внимание к советским достижениям массы трудящихся — это второе. Финляндия хоть и капиталистическая страна, но к Советскому Союзу вполне лояльна. Куда лояльнее, к примеру, Румынии, не говоря уж об Албании и Югославии. А с Китаем так и вообще дело туманное…
И потому загранпаспорт, визы, билеты, напутствия — всё прошло гладко. Без лишних нервов. Да я и не нервничал. Ну, не поехал бы, так и не поехал.
Но я поехал. И вот сижу, играю испанскую партию.
Игра проходит в ресторане гостиницы, ага, той самой, «Lönnrotinkatu». Не в главном зале, а в отдельном, который переоборудовали в игровой: поставили шахматный столик, два кресла для игроков, столик для судьи, столик для отдыха, и стулья для зрителей. В главном же зале повесили большую демонстрационную доску, и посетители ресторана могли следить за партией, буде на то у них появится желание.
Посетителей было немного. Это у нас в каждый ресторан очередь даже и на морозе, а в Финляндии ресторан, заполненный на треть — уже неплохо, наполовину — процветает, а если на три четверти — владельцы пляшут от счастья. Финны — народ экономный. Возьмут чашечку кофе, рогалик какой-нибудь, и сидят час-полтора. Беседуют. Это у них культурный отдых называется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подобными сведениями меня снабдил Юра из посольства. Утром, позавтракав, я отправился в наше посольство — засвидетельствовать почтение и вообще. И в посольстве со мной провели кратенький инструктаж, ввели в курс текущих событий. И предупредили: на провокации не поддаваться, с женским полом вести целомудренно, с мужским тем более, и всегда, везде, при любых обстоятельствах помнить, что я — советский человек.
Я пообещал помнить.
Тогда Юра спросил, что я намерен делать с водкой, которую привез с собой.
Тут я понял, что всеведение посольских людей преувеличено. То есть я и раньше так думал, а теперь знал наверное. Поскольку никакой водки с собой не брал.
— Как, совсем? — непритворно удивился Юра.
— Абсолютно. А зачем?
— Ну, как зачем водка?
— Я не пью. Во время матча не пью совершенно. Ну, и будь вдруг у меня такое дикое желание — выпить, то здесь, слышал, есть хорошая водка, «Финляндия», что ли.
— Но это дорого!
— Ещё одна причина не пить.
— Да… Конечно. Просто некоторые наши туристы думают, что в Финляндии нашу водку с руками оторвут, и позорятся, пытаясь продать в магазин, бар, а и просто прохожим.
— А что, не берут?
— Могут взять, а могут и полицию позвать. Торговля спиртным без лицензии — здесь с этим строго.
— Вот видите, Юрий, во всех отношениях я поступил правильно, приехав без водки. Она и лишний груз, и потенциальный источник неприятностей.
— Иногда польза есть. На встрече общества финско-русской дружбы очень даже ценят нашу «Столичную».
— У меня здесь другие задачи.
— А двадцать пятого? Двадцать пятого на турнире выходной, не хотите ли поучаствовать во встрече общества?
— Я ведь и сам без водки, и не пью, а, главное, нужно отдохнуть.
— А то смотрите, там и отдохнете за чаем. Не обязательно же сидеть долго, часок, другой — и домой, — и он дал мне карточку с адресом. — Тут недалеко. Тут всё недалеко…
Партия развивалась по своим законам. Пара пешек Кереса внезапно из хороших стали сомнительными. И я нацелился съесть минимум одну из них даром. То есть безвозмездно. Зрители этого не видели, а Пауль Петрович видел. И задумался, можно ли спастись.
Здесь, в Хельсинки, и в самом деле всё рядом — по сравнению с Москвой. По сравнению с Москвой Хельсинки город маленький. Он и с Чернозёмском кажется мелковатым. Добраться в нужное место нетрудно, будь то российское посольство, представительство аэрофлота или цирк. Хотя цирка в Хельсинки нет. Летом, говорят, приезжает из Германии цирк-шапито, а вот стационарного цирка, как в Туле, Чернозёмске, не говоря о Москве, нет. Правда, если бы и был, я бы попасть на представление не мог: игра может затянуться до десяти вечера. То есть до двадцати двух. Какой уж цирк. И в оперу не сходишь. Опера-то есть, в Александровском Театре прижилась, но расписание, расписание… А двадцать пятого декабря театр не работает, и я как-то сомневаюсь, что общество финско-советской дружбы соберется в этот день. Ну, может в очень тесном кругу. Актив. Двадцать шестое — куда более подходящий день, но двадцать шестого у меня игра.
Белые стараются защитить пешки. Издали. Ладьи в тылу, слоны с флангов, тем самым отвлекаясь от контроля над другими важными пунктами. Мне только этого и нужно. Смотреть в центр, коситься на фланги, учил Нимцович.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Болельщики по-прежнему уверены в победе белых: пара пешек доминирует в центре, а черные, то есть я, трусливо отсиживается в обороне. Но они, болельщики, народ сдержанный. Финны. Или, скорее, эстонцы. Из числа эмигрантов довоенной и военной поры. И их потомки. Керес для них — знамя: среди собственно финнов шахматистов подобного калибра не было, нет и не скоро будет. В глазах эмигрантов Керес — это Эстония, указывающая азиатцу Чижику его место.
