— В те времена британцы пришли в нашу страну с единственным намерением — заграбастать все, что можно, — продолжал отец. — Они забрали нашу землю, чтобы выращивать свой урожай, забрали горы, чтобы добывать золото, они пытались заставить наших людей работать на них. Но мы, загава, сопротивлялись, и нас никогда не могли победить по-настоящему.
Отец взглянул на меня; глаза его блестели.
— Но знаешь, что самое худшее сделали англичане? Самое-самое худшее? Уходя, они передали всю власть арабским племенам. Они передали власть арабам. Вот такие вещи вы должны изучать в школе.
— Может быть, теперь они возвращаются, чтобы искупить свою вину перед нами, — предположила я. — Может быть, они чувствуют себя виноватыми.
Отец рассмеялся:
— Может быть, Ратиби, может быть. Они, безусловно, должны чувствовать свою вину. Они должны нам.
Мы погрузились в молчание, глядя в огонь. Мне так сильно не хватало всего этого — чувства семейной близости и любви, прохладного бархатистого ночного воздуха, ласкающего кожу, и мерцающего жара огня, и смеха, и непринужденной беседы, то оживленной, то затихающей.
— Я тебе еще кое-что скажу, — добавил отец. — Есть такая страна, сейчас она первая в мире, — Америка. А если бы Америка не стала первой, то стал бы Китай. И та и другая — огромные страны. Но когда британцы правили Суданом, они правили большей частью мира, а ведь Британия — всего лишь крошечный остров. Британцами нужно восхищаться: голыми руками им удалось покорить мир.
— Как они это сделали, абба? — спросила я.
— Понятия не имею, правда. Но знаешь, когда кто-то появляется ровно в назначенный час, мы в шутку говорим, что он живет по хаваджатскому времени. А известно тебе, почему мы так говорим? Потому что британцы всегда были пунктуальны. Всегда. И еще они знали, что значит усердно работать. Они никогда не останавливались. Так что, возможно, из-за этого. Возможно, этим умением усердно трудиться и всегда быть точными они сумели покорить мир.
— Ты когда-нибудь работал с хаваджат?
— Это было до меня… — Отец помолчал, затем сказал: — Но ты знаешь, Ратиби, о чем я думаю. Я думаю, что, если ты продолжишь хорошо учиться и если у меня хватит средств, мы, может быть, сумеем отправить тебя в Великобританию. Ты могла бы учиться там и получить самое лучшее образование…
В ту ночь я отправилась спать, раздумывая, насколько серьезно был настроен отец. Для меня и отъезд в Хашму оказался нелегким испытанием, так что одна только мысль о путешествии в дальние дали, на учебу в краю хаваджат, и будоражила, и пугала меня.
На следующее утро я проснулась рано: меня разбудило глухое низкое тарахтенье в воздухе. Я взглянула на бабушкину кровать, но она была пуста. Я слышала, как шум нарастает, затем становится слабее; то, что летало в воздухе, приближалось и удалялось. Наконец любопытство одолело меня, и я вышла посмотреть, в чем дело. Оказалось, что над полями к востоку от деревни носится крошечный самолет, волоча за собой облако белой пыли.
Отец объяснил, что ночью налетела стая саранчи и теперь самолет уничтожает ее, опрыскивая поля. Многие годы губор, как мы их называли, не давали о себе знать, а потом прилетало первое из этих гигантских крылатых насекомых. В прошлом огромные тучи, случалось, опустошали всё. Сады, посевы кукурузы и сорго, кустарники и деревья в лесу — всё было пожрано подчистую. Я еще никогда не сталкивалась с этим, и отец полагал, что на нас летит целое сонмище.
Наскоро позавтракав, Мо, Омер и я поспешили в саранчовую экспедицию. Направившись в чащу, мы вскоре заметили дерево, клонившееся под тяжким грузом насекомых. Омеру просто не терпелось. Он вскарабкался на ствол и принялся стряхивать саранчу.
Тем временем мы с Мо начали разводить костер. Я захватила из домашнего очага тлеющую головню, набросала на нее сухих листьев и травы, раздула, и вскоре разгорелось сильное потрескивающее пламя. Схватив горящую ветку, я сунула ее в самую гущу саранчи. Когда дым окутал их, они стали срываться с веток. У некоторых вспышкой пламени опаляло крылья, и они стремительно падали на землю. Омер спустился с дерева собирать упавшую саранчу, а мы с Мо ходили вокруг с головнями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вскоре мы набрали с полмешка губор. Отправившись на дальнейшие поиски, мы обнаружили целый ковер из саранчи, пирующей на каких-то невысоких растениях: слышалось жуткое «щелк-хрум-щелк» тысяч крошечных жующих челюстей. Мы набросились на них и отловили столько, сколько влезало в сложенные чашечкой ладони. Ковер насекомых поднялся и взлетел, но вскоре вновь приземлился неподалеку. Мы продвинулись за ним и приступили ко второй операции захвата.
Когда мешок был наполнен под завязку, мы поспешили домой к бабуле. Она любила полакомиться саранчой, веря, что эта чудо-пища предотвращает множество болезней. Бабуля возбужденно схватила мешок с живыми насекомыми и высыпала саранчу в большую глиняную плошку, придавив ее деревянной крышкой.
— А теперь идите! — поторопила она, возвращая мне пустой мешок. — Идите и наберите еще!
К концу дня мы были покрыты грязью и пылью и совершенно обессилены, но счастливы. Я чувствовала себя куда спокойнее, нежели в течение долгих школьных дней. Дома нас ждала награда от бабули: тарелка жареной саранчи. Берешь одну, отрываешь голову и крылья, суешь в рот и жуешь. Рот наполняется сладкими жирными соками, вызывая непреодолимое желание есть еще и еще.
Поскольку вода в нашей деревне была драгоценна, мы мылись только по пятницам — в святой день у мусульман. Почти каждый вечер мама втирала в наши тела кунжутное масло — для увлажнения и чистки. Перед сном она особенно тщательно умастила нас маслом в попытке избавиться от самой сильной грязи, въевшейся в кожу во время охоты на саранчу. За работой она тихонько напевала, а я рассказывала ей о наших дневных приключениях.
Для моих волос мать использовала особое снадобье под названием зит каркар. Оно представляет собой кунжутное масло с ароматом сандалового дерева, которое смешивают до загустения с пчелиным воском. Я сидела у мамы между коленей, а она втирала мне в волосы зит каркар — ощущение успокаивающее и расслабляющее. К тому времени как она закончила, я заснула, и проснулась оттого, что она обвязывала мне голову шарфом. Без него волосы были бы забиты сором, прилипшим к восковидному маслу.
* * *
В ту первую неделю дома я всякий час, когда не спала, собирала саранчу. В конце концов стая исчезла, так и не превратившись в катастрофу. Разумеется, к тому времени губор нам до смерти надоел, но бабуля по-прежнему подавала его на завтрак, обед и ужин, и горе тому, кто не съедал свою порцию.
— Вы, дети, избалованные, — ворчала она. — Вы не знаете ценности еды. Однажды в деревне начнется голод, и многие умрут. И тогда вы поймете.
После этого бабуля поведала нам о последнем большом голоде. Сперва не было дождей, а потом налетела саранча — облако настолько большое, что закрыло солнце. Это произошло в те годы, когда Рональд Рейган был президентом Америки. Американская гуманитарная служба явилась в деревню с колонной сверкающих грузовиков с гуманитарной помощью. Затем американский самолет сбросил мешки с кукурузной мукой. Дети плясали вокруг, указывая на небо, и распевали: «Рейган! Рейган! Рейган! Рейган идет!»
Один из жителей деревни во время голода написал песню. Звучала она так:
Рейган пришел, Рейган пришел, Прилетел по воздуху, Высоко в небе, Помогая бедным, Принося еду, Храни его Бог, Помогай ему Бог, Его послал Бог К людям загава.
Бабуля предостерегла нас: никто не знает, когда придет следующий большой голод. Вот почему никогда нельзя пренебрегать пищей.
