или Подарки мадмуазель де Гурне». Первое название, как бы сейчас сказали, концептуальное. Мари объясняла его так:
«Человек — это тень сна, а его труды — его тень».
Несмотря на влияние Монтеня, ее рассуждения ближе к грядущим учителям нравов XVII века — скорее к серьезному морализатору Вовенаргу, чем к блестящим салонным остроумцам Ларошфуко и Лабрюйеру. Мари много размышляет об этической стороне явлений, например, о допустимости мести или мерилах добродетели в поступках. Культуролог Беатрис Зедлер пишет:
«Из эссе Мари складывается впечатление, что наиболее распространенными пороками ее времени были злословие, насмешки и клевета. Она многократно осуждает их с такой горячностью, что это напоминает читателям о том, что она сама была жертвой этих пороков».
В этом Мари де Гурне опережала свое время — анализом злословия, клеветы и сплетен крупные авторы займутся позже, как Шеридан со своей пьесой «Школа злословия» в XVIII веке.
«Эссе Мари о женщинах можно рассматривать как продолжение ее интереса к этике. Жестокосердие и несправедливость любого рода глубоко беспокоили ее, и она прекрасно осознавала ту несправедливость, от которой страдают женщины. Хотя ее называли „матерью современного феминизма“, она была никак не первой из писавших в защиту женщин».
Зедлер, конечно же, имеет в виду Кристину Пизанскую. Ее «Град женщин» Мари взяла за образец для написания своей первой феминистской работы «Равенство мужчин и женщин» (1622). В эссе она задается вопросом:
«Разве больше различий между мужчинами и женщинами, чем между одними женщинами и другими, в зависимости от образования, которое они получили, от того, выросли ли они в городе или в деревне, или от страны, в которой они живут?»
Она писала, что пол имеет значение только для размножения, душа же одинакова у всех. Вслед за Кристиной Пизанской она высказывается в защиту женского образования, справедливо утверждая, что женщины воспринимаются как невежественные создания, занятые одними телесными радостями, только потому, что им не дают возможности развиваться. Она оспаривала и религиозное обоснование мизогинии, которое так нравилось авторам «Молота ведьм». Мужчины гордятся тем, что мужчиной был Христос, но Мари спрашивает: разве мог бы Иисус заниматься той же деятельностью, родись он женщиной? Свободно путешествовать, проповедовать, спасать людей и постоянно находиться рядом с другими мужчинами? Жанну д’Арк примерно за это и казнили.
Ее вторая феминистская работа «Горе дам» (1626) закладывает фундамент для Ларошфуко и Лабрюйера. В рассуждениях Мари нет их циничного остроумия, но работа сатирическая и довольно едкая. Она начинается с невеселой насмешки:
«Счастлив ты, читатель, если не относишься к тому полу, для которого запрещено всё хорошее».
В этом эссе Мари перешла к критике мизогинии на социальном уровне. Она пишет о том, что у женщин в обществе нет прав. Они не могут владеть собственностью и занимать государственные должности. И вновь она опережает свое время. До выхода ее эссе было принято говорить лишь о мужских предрассудках, но Мари заговорила о социальном положении женщин, первой в мире дерзостно покушаясь на всё общественное и государственное устройство, существовавшее испокон веков.
Эссе Мари получили распространение и признание. Немецкая и голландская поэтесса и ученая Анна Мария фон Шурман, ставшая в 1636 году первой женщиной, поступившей в университет, посвятила ей один из своих трудов:
«Спасибо героине де Гурне, великому и благородному уму, решительно защищающей дело нашего пола».
Мари де Гурне никогда не была замужем. Насмешники стыдили ее тем, что она «старая дева». Муж давал женщине статус и положение в обществе. Оставаться незамужней и не выбрать при этом монастырскую жизнь было рискованным поступком. Неизвестно, чем руководствовалась Мари. Возможно, подходящих претендентов на ее руку просто не было: она не смогла бы принести мужу никакого приданого. Возможно, будучи тонко чувствующей натурой, она искала любви, но так ее и не встретила, а на типичный для ее времени брак по расчету не была согласна. А возможно, это был сознательный выбор. Высокий статус не спасал женщин от ужасных браков. Клод Французская, первая жена короля Франциска I, умерла в двадцать четыре года от восьмых по счету родов. Муж не любил ее, откровенно третировал, выставлял перед ней бесчисленных фавориток и, вероятно, заразил сифилисом, подкосившим и без того хрупкое здоровье «маленькой королевы». Екатерина Медичи двадцать лет терпела брак втроем — ее муж, король Генрих II, не расставался со своей любовницей Дианой де Пуатье, которой отдал бесчисленные привилегии, унижавшие его жену. Екатерину воспринимали как племенную кобылу: она родила десять детей, которых у нее отбирали и отдавали на воспитание Пуатье. Друг короля Генриха III убил свою жену и даже не был осужден. Король Людовик XIII провел брачную ночь с Анной Австрийской (новобрачным было на тот момент четырнадцать лет), после чего десять лет не посещал ее спальню, проводя время в развлечениях с фаворитами. И это лишь известные примеры браков, после которых судьба «старой девы» кажется очень завидной.
Старость Мари де Гурне тоже встретила на зависть многим. Она прожила семьдесят девять лет, вошла в историю французской философии и литературы и стала, как пишет Зедлер, «первой великой феминисткой XVII века», передавшей эстафету новым поколениям женщин.
А еще у нее был котик.
Драгоценная. Мадлен де Скюдери
(15 ноября 1607 — 2 июня 1701)
Насмешки Мольера на долгие века заставили запомнить ее как нелепую «смешную жеманницу». Личность и творчество французской писательницы начали переоценивать совсем недавно, на волне феминизма. Но и раньше мало кто мог бы оспорить, что она была центральной женской фигурой французской барочной литературы.
Мадлен де Скюдери рано осиротела, с шести лет ее воспитывал дядя, благодаря которому она получила хорошее образование. В 1630 году она переехала в Париж к своему брату — поэту, писателю и драматургу Жоржу Скюдери, уже приобретшему вес в литературных и светских кругах, в которые он ввел и Мадлен. Литературная жизнь той эпохи была сосредоточена вокруг так называемых салонов. И почти все эти салоны устраивали женщины. Светские львицы приглашали к себе гостей, которые должны были не просто восхвалять гостеприимство и достоинства хозяйки («Ах, как вам сегодня удались шпроты!»), а отличаться образованностью и остроумием. Остроумие вообще стало богом того времени, люди передавали из уст в уста сказанные кем-то шутки и аплодировали наиболее удачным остротам. Эту атмосферу описывает Александр Дюма в романе «Двадцать лет спустя», когда Атос и виконт де Бражелон приезжают в Париж и отправляются
