Четыре истории, составляющие цикл о Смерти («Мор, ученик Смерти», «Жнец», «Соул — музыка души», «Дед Кабан»), повествуют об испытаниях, выпадающих на долю Смерти, убийственно серьезного духа, который втайне питает слабость к роду человеческому и вызывает подлинную жалость своей неспособностью понять этих самых людей. В «Ученике Смерти» Смерть уходит в отпуск, перепоручая дела своему еще более мягкосердечному ученику. «Жнец» рассказывает о том, как Смерть — временно — становится смертным и на собственном опыте познает, что такое человечность.
Романы о городской страже («Стража! Стража!», «При исполнении», «Глиняные ноги») сочетают элементы фэнтези с элементами полицейских детективных романов, что дает замечательно живой результат. В «Стража! Стража!» грубоватый, но честный анк-морпоркский Ночной Дозор сражается с драконом, который задумал убить городского голову, Патриция, и посадить на его место нового правите-ля-марионетку. Герои «При исполнении» выслеживают озверевшего серийного убийцу, завладевшего единственным в Плоскомирье ружьем, сконструированным местным Леонардо да Винчи.
Стоящий особняком роман «Пирамиды» привносит элементы современного мышления в Египет фараонов. «Живые картинки» с помощью набора инструментов «Плоскомирье» исследуют подлинную магию кино. «Малые боги» позволяют с мрачноватым юмором взглянуть на возвышение религии, единственная «истина» которой та, что мир Диска не плоский, а сферический.
В «Море и рыбках» Пратчетт предлагает вниманию читателей новые приключения бабани Громс-Хмурри, натуры чрезвычайно азартной и уверенной, что второе место равносильно проигрышу...
Море и рыбки
Неприятности начались — и не в первый раз — с яблока.
На белом, без единого пятнышка, столе бабани Громс-Хмурри их лежал целый кулек. Красных и круглых, блестящих и сочных. Знай они, что их ждет, они бы затикали, как бомбы.
— Бери все. Старый Гоппхутор сказал, что даст мне еще сколько угодно, — маманя Огг искоса глянула на свою под-ругу-ведьму. — Вкусные! Чуток сморщенные, но лежать могут хоть сколько.
— Он назвал яблоко в твою честь? — Каждое слово бабани прожигало воздух, как капля кислоты.
— За мои румяные щечки, — пояснила маманя Огг. — А еще в том году я вылечила ему ногу, когда он сверзился с лестницы. И составила притирание для лысины.
— Не больно-то помогло твое притирание, — заметила бабаня. — И ходит он в таком парике, что живому человеку напялить просто грех.
— Зато ему было приятно, что я о нем забочусь.
Бабаня Громс-Хмурри не сводила глаз с кулька. В горах, где лето жаркое, а зимы холодные, фрукты и овощи всегда росли на славу. Перси же Гоппхутор, первейший огородник, как никто другой умел с помощью кисточки из верблюжьей шерсти устроить садовым растениям разнузданные любовные забавы.
— Он свои яблоньки по всей округе продает, — продолжала маманя Огг. — Чудно, как подумаешь, что вскорости маманю Огг испробует тыща народу...
— Еще тыща, — едко вставила бабаня. Бурная юность мамани была для нее открытой книгой (в невзрачной, впрочем, обложке).
— Ну спасибо тебе, Эсме. — Маманя Огг на миг пригорюнилась и вдруг с притворной жалостью охнула: — Эсме! Да тебе никак завидно?
— Мне? Завидно? С чего бы? Подумаешь, яблоко. Велика важность!
— Вот и я думаю. Это ведь он просто чтобы польстить старухе, — сказала маманя. — Ну а как у тебя дела?
— Хорошо. Просто замечательно.
— Дров на зиму запасла сколько надо?
— Почти.
— Славненько, — протянула маманя. — Славненько.
Они посидели молча. На подоконнике, стремясь вырваться на сентябрьское солнышко, тихо колотилась бабочка, разбуженная неосенним теплом.
— А картошку-то... Выкопала уже? — спросила маманя.
— Да.
— У нас в этот раз богатый урожай.
— Это хорошо.
— А бобы засолила?
— Да.
— Небось ждешь не дождешься Испытаний на той неделе?
— Да.
— Готовишься?
— Нет.
Мамане почудилось, что, несмотря на яркое солнце, в углах комнаты сгустились тени. Сам воздух потемнел. Домишки ведьм со временем становятся очень чувствительны к переменам настроения своих обитательниц. Но маманя не вняла предупреждению. Дураки неудержимо несутся навстречу неприятностям, по в сравнении со старушками, которым уже нечего терять, они просто ползут как улитки.
— Придешь в воскресенье обедать?
— А что будет?
— Свинина.
— С яблочной подливкой?
— Да...
— Нет, — отрезала бабаня.
За спиной у мамани послышался скрип: дверь распахнулась настежь. Обычный человек, чуждый чародейства, непременно нашел бы этому разумное объяснение — просто сквозняк. И маманя Огг вполне могла бы с этим согласиться, если бы не два очевидных для нее вопроса: почему сквозняк это сделал и как ему удалось откинуть крючок?
— Ну, пора мне, заболталась. — Она проворно поднялась. — В это время года вечно дел по горло, верно?
— Да.
— Так я пошла.
— До свидания.
Маманя заспешила по дорожке прочь от дома. Сквозняк захлопнул за ней дверь.
Ей пришло в голову, что, пожалуй, она малость переусердствовала. Но только малость.
Жизнь ведьмы (есть такое мнение) нехороша тем, что приходится хоронить себя в деревенской глуши. Впрочем, маманю это не удручало. В деревенской глуши было все, чего могла пожелать ее душа, хотя в юности она пару раз жаловалась на нехватку мужчин. Побывать в дальних краях любопытно, но если говорить серьезно, кому они нужны? Там, конечно, незнакомая выпивка и харч диковинный, но вообще-то на чужбину хорошо съездить по делам, чтобы после вернуться домой, туда, где настоящая жизнь. Маманя Огг прекрасно чувствовала себя в маленькой деревушке.
Само собой, размышляла она, пересекая лужайку, вид из окошка у Эсме не тот. Сама маманя жила в поселке, а вот за окнами бабани открывались лес и равнинное приволье — до самой дуги плоскомирского горизонта.
Зрелище, от которого, по мнению мамани, запросто можно спятить.
В свое время ей объяснили: мир, круглый и плоский, летит сквозь просторы вселенной на спинах четырех слонов, стоящих на панцире черепахи, и незачем выискивать в этом смысл. Происходило все упомянутое Где-то Там, с равнодушного благословения мамани: глобальные вопросы не занимали ее до тех пор, покуда у нее сохранялся личный мирок радиусом десять миль, который она носила с собой.
Но Эсме Громс-Хмурри такое крохотное царство не устраивало. Она была из других ведьм.
Маманя считала своим священным долгом не давать бабане Громс-Хмурри заскучать. Яблоки, если разобраться, мелочь, ничтожная шпилька, но Эсме непременно требовалось что-нибудь эдакое, чтобы всякий день чувствовать: жизнь проходит не зря. И если это что-нибудь — зависть и досада, пусть так. Теперь бабаня придумает мелкую месть, пустячное унижение, о котором будут знать лишь они с маманей, — и утешится. Маманя отлично знала, что способна поладить с подругой, когда та не в духе. Другое дело, если бабаню Громс-Хмурри одолеет скука. От скуки ведьма способна на все.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
