Мы согласились с предложением Тимчука. Ночью в ближние деревни были высланы разведчики со строгим наказом не ввязываться в бой. Вскоре разведчики возвратились, собранные ими сведения были очень неопределенны.
— На прорыв пойдем после полудня, — выслушав разведчиков, сказал я товарищам. — В это время каратели готовятся к ночным нарядам и основные их силы находятся в гарнизонах.
Наступило утро. Время тянулось мучительно медленно. Вот, наконец, и полдень: со стороны эсэсовцев по-прежнему все тихо. Это странно и необычно: как правило, выступив против партизан, немцы стремились не давать им ни минуты покоя.
— Похоже, какой-нибудь фортель замышляют, — забеспокоился Воронянский.
Из деревень Янушковичи и Трубовичи прибежали разведчики и сообщили, что в лес вошло около двух батальонов эсэсовцев.
Разведчики с другого направления также сообщили, что в поле, недалеко от нашей стоянки, немцы и полицейские окопались и установили пулеметы и минометы. Итак, враг решил подобраться к нам втихую. Нужно было быстро разобраться в обстановке и действовать решительно и энергично.
Еще раньше мы с Долгановым и Воронянским условились, что после прорыва из блокированного района отряды разделятся: они пойдут в Бегомльский район, а наш отряд и делегаты — в Смолевичский, чтобы быть как можно ближе к Минску.
Партизаны подготовились к бою. Отряд Воронянского выдвинулся несколько вперед и недалеко от лагеря занял оборону. Немцы обстреляли его, и отряд начал отходить в лес. В нашем расположении стали рваться мины. Разведчики донесли, что гитлеровцы подвигаются очень осторожно: сначала обстреливают перед собой местность, затем, перебегая обстрелянное место, ложатся и обстреливают впереди себя новый участок. Эта тактика была понятна: немцы опасаются засад, хотят согнать всех нас в одно место, окружить и уничтожить.
— Может, не будем принимать боя? — донесся до меня чей-то голос.
— Трусов будем расстреливать, — громко сказал я.
Объяснять, что у нас нет другого выхода, кроме как прорваться с боем, уже не оставалось времени.
— Ни шагу назад, — услышал я голос Тимчука, — прорываться только вперед. Сзади нас ждет гибель.
Начальник штаба Луньков с сильной группой партизан охранял раненых и радиостанцию. С целью ввести в заблуждение противника мы покинули место стоянки и отошли в глубь леса.
Каратели приближались. Мины рвались вблизи нас. Улучив удобный момент, отряд Воронянского внезапно ударил по врагу и сразу же отошел. Притаившись в кустах, мы видели, как к месту короткой схватки спешило новое подразделение карателей. На месте бывшей нашей стоянки стрельба все усиливалась. Через некоторое время до нас долетели громкие крики: это противник атаковал пустой лагерь.
— Вперед! — скомандовал я, и два отряда, наш и Воронянского, двинулись на север, а отряд Долганова остался прикрывать отход.
Нам посчастливилось: мы проскользнули без выстрела между двумя крупными подразделениями карателей.
С наступлением темноты мы вышли к реке Илии недалеко от нашего старого лагеря. Здесь к нам присоединился отряд Долганова. Держа оружие и одежду над головой, партизаны благополучно переправились на другой берег.
От противника мы оторвались. Теперь надо замести следы, хотя объединенному отряду в триста человек с тяжелым грузом и ранеными сделать это не так-то легко. Короткая летняя ночь не позволяла медлить. Наш отряд и делегаты вышли вперед и под прямым углом повернули на восток.
За ильскими болотами распевали соловьи, у самых ушей зудели рои назойливых комаров. Как ни старались мы продвигаться бесшумно, все же нам это не вполне удавалось. Под ногами гулко чавкала мокрая земля… Изредка брякнет оружие, хрустнет нечаянно обломленный сучок.
Вся надежда была на шедших впереди разведчиков: они должны обеспечить безопасность продвижения. Для этого разведчики обязаны выработать кошачий шаг, чтобы бесшумно проходить кусты, должны услышать и разгадать в лесу каждый звук. Разведчиков возглавляли Мацкевич и Сермяжко. Они блестяще выполнили свою задачу.
Далеко позади остались Илия и наша последняя стоянка. Лес кончился. Справа раскинулась деревня Янушковичи, слева — Трубовичи. Отсюда несколько часов назад на нас напали эсэсовцы и полиция. Где же они теперь? Остались в нашем лагере, преследуют по следам или возвратились по деревням? «А может, на нашем пути сделали засаду и подстерегают нас?» — кольнула догадка, и мы предупредили всех, чтобы были внимательнее. Пригнувшись, мы шли вслед за разведчиками по канаве во ржи. Выделенная группа несла раненых. Мокрые колосья били по лицу.
И вот самый опасный путь пройден — в стороне осталась деревня Трубовичи. Теперь можно устроить привал. Все облегченно вздохнули, особенно командиры. Ведь им приходится отвечать за жизнь десятков и сотен людей. Мы удачно вырвались из кольца гитлеровцев, превосходящих наши силы во много раз. Сменились партизаны у носилок, и отряды снова тронулись в путь.
Шли быстро, подгоняемые короткой летней ночью. Тревожило, что за нами оставались глубокие следы. Вот в тумане показалась окруженная высокими кленами деревня Михалковичи. Здесь придется расстаться с нашими верными друзьями Долгановым, Воронянским, Тимчуком, Ясиновичем…
Я подал руку Ясиновичу и почувствовал, как что-то стеснило горло.
— Еще встретимся, — изменившимся голосом проговорил он.
Мы распрощались, и каждый отряд пошел в свой район, для того чтобы снова и снова бить врага.
Нашему отряду удалось сравнительно легко оторваться от карателей. Отрядам же «Мститель» и «Борьба», как мне позже стало известно от Воронянского, Тимчука и Долганова, после разъединения с нами пришлось очень тяжело. Каратели увязались за ними и неотступно преследовали чуть ли не до самого озера Палик.
Нашим основным объектом по-прежнему оставался Минск, и отряду при любых условиях нельзя было далеко отходить от него, а располагаться возможно ближе.
Столицу Белоруссии я отлично знал по довоенным временам. Хороший был город. Но теперь он лежал в развалинах. В Минске с помощью местных партийных организаций нам предстояло создать разветвленную сеть подпольных групп и осуществлять широкую разведывательно-диверсионную деятельность.
По этим причинам мы и отказались тогда от предложения друзей уйти вместе с ними в район озера Палик.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Перешедшие на сторону партизан украинцы ушли с Воронянским. У нас из его отряда для связи остались Михаил Гуринович и Максим Воронков. Мы продолжали путь. Остановившись, я пропустил мимо себя весь отряд. По невеселым лицам партизан и обрывкам их разговоров я понял, насколько тяжело переживали многие расставание с отрядами Долганова и Воронянского. Кое-кому, видимо, казалось, что теперь мы уже не то грозное соединение, что было еще недавно.
Наша задача состояла в том, чтобы, не вступая в бой, оторваться от преследовавших нас карателей, незаметно проскочить мимо многочисленных немецких гарнизонов и уйти из блокированного района.
Подойдя к комиссару, я спросил:
— Ну как чувствуешь себя после разделения?
— Грустно, — признался он, — сжились, сроднились с теми отрядами.
— Конечно, грустно с друзьями расставаться, — сказал я. — Но боюсь, что кой у кого в отряде эта грусть смахивает на боязнь: «Не слишком ли туго нам одним придется?»
— А вот мы на привале поговорим по душам, — быстро ответил комиссар.
На день решили остановиться в лесу, недалеко от Минска, около шоссе Минск — Бегомль. На карте это был смешанный лес, однако мы нашли там только пни да небольшие кусты. Рассветало. По шоссе проносились немецкие автомашины. Можно было разбить несколько из них и перейти шоссе, но тогда мы выдали бы себя, и потерявшие нас каратели вновь напали бы на наш след, а перед нами открытая местность и длинный июльский день. Сейчас каратели отстали от нас на двадцать километров. Мы хорошо скрыли свои следы и могли позволить себе отдохнуть. Я дал команду: «Привал». Измученные партизаны поскидали с плеч вещевые мешки и повалились на землю. Во все стороны направились часовые.
— Эх, тяжело будет одним прорываться, — услышал я вздох.
Я приподнялся, собираясь подойти к приунывшему партизану, но увидел, что Морозкин уже там.
— Нет, дружок, — говорил комиссар. — Когда надо без шума пройти, малым числом легче… Припомни, как мы фронт переходили. Вот то-то. Будь нас тогда втрое или вчетверо больше, разве проскочили бы без потерь?
— А потом ты другое в расчет возьми, — поддержал комиссара бывший пограничник Малев, — если бы сейчас были вместе все отряды, в этих кустах нам бы не разместиться, а теперь мы свободно расположились здесь. Если бы нас было еще меньше, то мы могли бы и днем перейти шоссе.
