Двое детей, лежа животами на бордюре вокруг пруда, запустили в воду игрушечную лодку. Ветер наполнил маленький желтый парус и нежно повел кораблик по темной воде. Дети с восторгом закричали и побежали вслед за ним.
— А может, тебе стоит оказаться на его месте? — предположил Арчи. Веселые голоса детей смешались с музыкой духового оркестра, заигравшего где-то на рю де Риволи.
— Конечно! Пойдем погуляем немного, — рассмеялся Том.
— Я серьезно. Если бы картина была у нас, мы могли бы обменять ее на Еву.
— Ты серьезно?! — воскликнул Том.
— Конечно, нет, — вклинился Дюма. — Мы не можем украсть «Мону Лизу».
— Почему нет? — спросил Арчи.
— C’est impossible![15]
— Майло же собирается, — напомнил ему Арчи.
— Это другое дело.
— На самом деле нет, — спокойно произнес Арчи. — На мой взгляд, у нас два варианта: либо мы разворачиваемся и уходим, либо опережаем Майло, а затем обмениваем картину на Еву.
— Обмениваем «МонуЛизу»? — переспросил Дюма недоверчиво и возмущенно.
— Не настоящую, — объяснил Арчи. — Копию…
Тому не нужно было слушать окончание фразы, для того чтобы понять, куда он клонит.
— Мы должны украсть настоящую «МонуЛизу», для того чтобы Майло поверил, что мы можем выменять Еву на нее, — медленно произнес он. — Но если вместо оригинала мы подсунем ему копию, он не разберется, пока не будет слишком поздно. Сыграем с ним в его собственную игру.
— Картину уже похищали из музея. — Глаза Арчи загорелись. — Мы можем сделать это еще раз.
— Это было в 1911 году, — напомнил Дюма. — С тех пор многое изменилось.
— Может быть — да, а может, и нет. — Том повернулся к Арчи: — Как это было сделано?
— За всем делом стоял человек, которого звали Эдуардо де Вальфьерно. — Арчи закурил. — Аргентинец. Говорят, однажды ему удалось загнать Эйфелеву башню какому-то слишком доверчивому охотнику на металлолом.
— Бельгийцу, полагаю, — расхохотался Дюма.
— Вальфьерно объединился с фальсификатором по имени Ив Шодрон. План был прост: украсть портрет, сделать и продать как можно больше копий, пока картина числится пропавшей, а потом снова подкинуть оригинал в Лувр, чтобы полиция прекратила поиски.
— С фальсификатором? — медленно произнес Том. — Фальсификатором произведений искусства, каким был Рафаэль?
Арчи встретился взглядом с Томом и кивнул:
— Точно.
— Так вот каков его план, — присвистнул Том. — Украсть оригинал, сделать несколько копий и продать столько, сколько сможешь, пока картину разыскивают все и вся. Майло разыгрывает ту же карту, что и Вальфьерно.
— Хороший ход, — признал Арчи. — Вряд ли покупатели обратятся в полицию, если заподозрят что-то. И всегда можно сказать, что у них именно оригинал, а в Лувр была возвращена подделка.
Том задумчиво кивнул, слегка жалея, что не он это все придумал.
— Браво, Майло. Очень умно. Но мне все еще интересно, как Вальфьерно удалось незаметно вынести картину из Лувра, — поинтересовался Дюма.
— Он подкупил Винченцо Перуджу, столяра, работавшего в музее, — продолжил Арчи. Перуджа и еще двое зашли в Лувр в воскресенье под видом туристов, а потом спрятались на ночь в кладовке, зная, что музей будет закрыт на следующий день. Утром они сняли картину со стены, вырезали из рамы и спокойно вышли, переодевшись рабочими. Когда охранники заметили пропажу, они предположили, что картину забрали на фотосъемку. Еще сутки ее никто не искал.
— Говорят, что этот случай стал первой настоящей газетной сенсацией, — добавил Том. — Организовали тотальную облаву. Неделя ушла только на то, чтобы обследовать Лувр. Франция закрыла границы, обыскивали каждый поезд и корабль, покидающий страну. Газеты писали только об этом. Было обещано огромное вознаграждение. Людей арестовывали и отпускали. Ты думаешь, «Мона Лиза» известна всему миру благодаря своей загадочной улыбке? О нет. Только благодаря тому, что ее украли!
— И где ее нашли в конце концов?
— Все это время она находилась у Перуджи, — улыбнулся Арчи. — Все, что нужно было Вальфьерно, — шумиха в газетах, чтобы загнать свои шесть копий. Как только появились первые сообщения, он пропал и Перуджа больше никогда его не видел и не слышал. Через несколько лет он попытался продать картину кому-то во Флоренции. Покупатель сообщил об этом в Галерею Уффици. Когда полиция схватила вора, выяснилось, что он прятал картину в специальном чемодане с двойным дном.
— То есть, основываясь на этом, мы должны спрятаться в Лувре на ночь, снять картину со стены и выйти из музея, — ухмыльнулся Дюма. — Так чего же мы ждем?
— Что значит «мы»? — нахмурился Том. — Ты сделал свое дело, Джей-Пи. Провел нас к Труссару. Дальше мы с Арчи вдвоем.
— Нет уж, ты от меня не отвяжешься, Феликс. — Глаза Дюма сверкнули. — Я прекрасно напивался в том баре, пока ты не вытащил меня. Теперь я трезв, и ты от меня так просто не отделаешься.
— Ты правительственный агент, Джей-Пи, — настаивал Том. — Мы с Арчи знаем, на что идем. Это не твое дело.
— А что — мое дело, Феликс? У меня нет работы. Нет жены…
— Арчи, хоть ты ему скажи, — взмолился Том.
— Нам потребуются дополнительные руки, — пожал плечами тот.
— Он шпион, — напомнил Том. — Ты же ненавидишь шпионов.
— Бывший шпион, — возразил Арчи. — Как и ты. К тому же я всегда считал, что из Джей-Пи вышел бы хороший преступник, если бы он постарался.
— Merci, — подмигнул Дюма. — В конце концов, даже если вам чудом удастся выкрасть «Мону Лизу» из Лувра, кто-то должен удостовериться, что вы не оставите ее себе.
— Вот видишь, он прирожденный мошенник, — ухмыльнулся Арчи. — Никому не верит.
Глава двадцать пятая
Проспект Обсерватории, Четырнадцатый квартал, Париж, 21 апреля, 21:02
Черная решетчатая шахта лифта, окруженная каменными лестницами, напоминала полый ствол выгоревшего дерева. С усилием открыв дверцу, Дженнифер шагнула в кабину, и из-за сквозняка дверца захлопнулась. Цифры на латунной панели почти стерлись за давностью лет, но она все-таки смогла разглядеть дату выпуска: 1947 год. Выглядел лифт старше.
Она нажала на кнопку с цифрой «пять», и через секунду подъемник пополз вверх, зловеще громыхая и скрипя. Этажи проплывали мимо подобно горным пластам породы, и у агента Брауни внезапно возникло ощущение, что ее поднимают на самый верх скалы в плетеной корзине.
Анри Бессон, эксперт, которого порекомендовал Коул, ждал ее на лестничной площадке. Точнее, Дженнифер предположила, что это он. По мере того как лифт выползал на нужный этаж, она увидела сначала босые ноги, затем яркие шорты по колено и, наконец, расстегнутую гавайскую рубашку, открывающую волосатую грудь. Он сразу протянул ей руку для приветствия, развеяв все сомнения.
— Mademoiselle Browne? Enchante. Henri Besson a votre service[16].
Загар прекрасно сочетался со свободным стилем одежды, на небритом и неожиданно молодом лице — а ведь ему должно быть около пятидесяти — сверкали темно-голубые глаза. Только вьющиеся волосы, поседевшие на висках и поредевшие на затылке, указывали на его настоящий возраст.
— Доброе утро, — улыбнулась Дженнифер. — Спасибо, что согласились помочь по столь лаконичному запросу.
— Чем крупнее клиент, тем меньше он говорит.
Эксперт усмехнулся, и через несколько мгновений Дженнифер поняла: вся левая сторона его лица парализована. Одна щека была дряблой и тяжелой, другая — подтянутой и упругой; один глаз полуприкрыт. Видимо, Бессон перенес инсульт.
— Пожалуйста, входите. Все уже собрались.
Хадсон и Коул настояли, чтобы при экспертизе присутствовали их французские представители. Дженнифер подозревала, что причиной было не только желание удостовериться в том, что тесты проведены в условиях, удовлетворяющих обе стороны, но и холодная война между двумя гигантами. Ни один из аукционных домов не желал уступать конкуренту даже в самой малости.
Бессон провел Дженнифер в небольшой кабинет, самым выделяющимся предметом в котором было огромное, от пола до потолка, позолоченное зеркало, и познакомил с Майлсом Кингом и Каролиной Вернин, представителями «Сотбис» и «Кристис». Оба были молоды, модно одеты и отличались хищными взглядами — такие Дженнифер видела у риелторов, в первый раз пытаясь снять квартиру на Манхэттене.
— Картины доставлены благополучно? — спросила она, заметив шаткие стопки аукционных каталогов на другом конце помещения и балансирующие на них бокалы с пеплом.
— Наша прибыла вчера вечером, — кивнула Вернин.
— Я удостоверился, что картины, прибывшие тем же рейсом, что и вы, агент Брауни, были доставлены из аэропорта сразу же после прохождения всех таможенных формальностей, — немедленно среагировал Кинг.