была выразителем этих взглядов. Это делало отношения с властью, на уровне ЦК КПСС, непростыми, но чрезвычайно полезными. Они стали для меня настоящей школой. В разное время я общался с секретарями ЦК КПСС и членами Политбюро: Михаил Андреевич Суслов, Фёдор Давыдович Кулаков, Егор Кузьмич Лигачёв, Николай Иванович Рыжков, ну а позже и Михаил Сергеевич Горбачёв. И все эти эпизоды имели место, когда я работал главным редактором журнала «Сельская молодёжь». Разумеется, это не могло не сказаться на моей работе уже в новом качестве создателя и руководителя нового Российского телевидения и радио.
Это было, как я уже отмечал, и благом, и бедой. Я был вхож в коридоры власти, так как являлся выходцем из неё. Это помогало мне решать вопросы финансирования, установления контактов со знаковыми фигурами в политике, приглашать их как участников телевизионных передач, но одновременно это порождало и чувство зависти среди руководителей других каналов. Так что здравое отношение удалось сохранять, но любви не было, потому как я пришёл в их телерадийный мир уже тогда, когда они состоялись. И не просто пришёл, а, опираясь на созданную команду, стал устанавливать новые отношения, лишённые привычной зависимости от всевозможных гуру. Новые принципы приходилось утверждать и в творчестве, и в управлении, и во внедрении новых технологий. Здесь, пожалуй, было труднее всего, потому что на этом игровом поле уже привычно властвовал «Первый канал», и необъятный мир Останкино много лет правил бал. Ситуация осложнялась ещё и тем, что большинство создателей ВГТРК были либо выходцами с «Первого канала», либо, если это касалось радио, с Центрального радио. Они уже привыкли, условно говоря, к благостям прежнего мира и стилю подчинения. Им непросто было вжиться в мир иной, новый, другого телевидения и радио, именуемого Российским, где многое начиналось с нуля, включая катастрофическое безденежье, впрочем, как и иное мышление, информобразность, стиль подачи материала. И бесспорно, Толя Лысенко на своём месте, на правах директора и заместителя председателя компании, именуемой ВГТРК, первое время, как ему казалось, жил в мире собственного телевизионного превосходства в отношении своего непосредственного начальника.
Отчасти это было логично, однако имелось одно существенное «но». Мы создавали новое телевидение с другими принципами взаимоотношений и творческого климата. А всё новое, в мире которого оказываются и опытные, и неопытные, уравнивает их, ибо оно – новое, его надо постигать заново, как и привыкание к нему; и пришедшие со стороны начинают строить это новое по-своему, а значит подчинённость старому и зависимость от него сходят на нет. И скорость этого убывания зависит от способностей, напора и умелости вновь пришедших.
Всё это полнообъёмно вершилось внутри ВГТРК.
Бесспорно, я и Лысенко были очень разными людьми, и эта разность в определённой степени и позволила создать совершенно иной образ компании. Если Толиной прерогативой было управление уже сложившейся структурой, подстраивая по ходу движения под себя, то я с первых шагов своей карьеры – всё начинал с нуля и практически создавал совершенно новое, непохожее на прежнее действо, – компанию, издательство, холдинг, телевидение, радио, политическую организацию, партийное ведомство, производственный комплекс, общественное объединение. А всё новое и есть главная составляющая политической борьбы. И слова Лысенко: «Попцов нас всё время втягивает в политику» – были отражением его мировоззрения.
Да, мы пережили такое время, когда политика стала главной составляющей повседневности ВГТРК и, что немаловажно, её творчества. Начало политическим шоу положила ВГТРК. Этого требовала власть. Шли, в полном смысле этого слова, схватки за эфир, и проигравший эфир или лишённый его становился в буквальном смысле врагом компании со всеми вытекающими последствиями. Сложность выбора становилась сверхзначимой. Во властных кругах был не просто конфликт, а конфликт сокрушительный, отрицающий примирение.
Это конфликт президента с Верховным Советом. Так на первых порах называлась законодательная власть, принявшая эстафету терминов от советской власти, затем она стала Государственной Думой.
Так вот, непрекращающийся конфликт между президентом и парламентом лишил нас, телевизионщиков и радийщиков, возможности обособиться, самоутвердиться. И та и другая ветви власти требовали от нас позиционной аттестации – с кем вы: с президентом РФ, желающим всевластия, или парламентом, защищающим надежды общества на демократию? Подобная практика продолжалась до тех пор, пока парламент не возглавил Руслан Хасбулатов. Он был одним из сотворителей революции «лихих девяностых» и претендовал на полнообъёмное авторство тех процессов. Его претензии о своём праве на власть были достаточно велики.
Моя позиция, а равно и позиция компании, была очевидной. Мы сотворили этого президента, и в преддверии выборов, когда Ельцин на первом этапе выходил как председатель Верховного Совета, не без нашего участия и моего лично Хасбулатов стал его первым заместителем. Борьба была упорной. Сначала за выдвижение самого Ельцина, а когда определились с его избранием, – за поиск заместителей.
Я участвовал в этом процессе и представлял фракцию демократического выбора. Нам противостояли коммунисты и уже появившаяся партия Жириновского. И когда с третьего захода Ельцин получил необходимое большинство и стал председателем Верховного Совета, борьба началась за его заместителей. Предлагались разные фигуры, и тут в полемику вступил я: «Коллеги, у нас многонациональное государство, и власть должна отражать это состояние страны. Председатель Верховного Совета – русский. Премьер Силаев – русский. Заместители председателя Верховного Совета должны подтвердить многонациональность нашего государства». Стали искать, прежде всего, какие национальности для России численно более значимые. Естественно, татары. Заместителем председателя Верховного Совета должен быть татарин, но он должен быть из числа депутатов. Перебрали наличествующих в парламенте татар, и подходящей кандидатуры на пост заместителя председателя Верховного Совета не оказалось. И тогда я предложил иной вариант, потому как мало было найти нужного человека, необходимо, чтобы его поддержали коммунисты, наличие которых в Верховном Совете было значительным.
Я предложил кандидатуру Руслана Хасбулатова, он был чеченцем. Начальное отторжение было очевидным: ну при чём здесь чеченцы, малая нация с Закавказья! Коммунисты тоже забурлили – не наш. И тогда я использовал ход наотмашь. Да – чеченец, да – Закавказье. (Тех сложностей с Чечнёй, которые появились позже, ещё не было.) «Посмотрите на суть, – сказал я. – Закончил Московский государственный университет, ведущий вуз страны. Кстати, уважаемые коллеги коммунисты, был секретарём комитета комсомола МГУ, а это говорит о бесспорном авторитете среди сверстников. Так что человек не с улицы». Коммунисты мгновенно изменили позицию: «Тогда бесспорно наш».
Я никогда об этом не рассказывал Руслану Хасбулатову, но дело было сделано – Хасбулатова избрали заместителем председателя Верховного Совета России, которым стал Борис Николаевич Ельцин. Так всё началось.
Кто-то может сказать: ну и что? чем удивили? Навязали парламенту вечного врага будущего президента России. Они ранее не знали друг друга. Избирали членов одной команды, но необходимого понимания не нашли.
