приходилось самого невероятного. Жена сделала всё, как договорились, – открыла окно в квартире и дала сигнал: «Поднимайся, подозрительных персон нет».
Я поднялся наверх, корзины с яблоками устроил на балконе, переоделся и немедленно направился к Белому дому, где был расположен штаб ГКЧП. Там я провёл все три дня и ночи, погружаясь в атмосферу этого противостояния.
Мы ждали штурма Белого дома, как оплота новой России, со стороны сил ГКЧП. Я постоянно общался со Скоковым, он тогда занимал пост вице-премьера. Меня интересовали детали происходящего.
Ситуация была крайне напряжённой. В Белом доме находились все члены Верховного Совета, как и правительства России. Там же находился и Борис Ельцин. Сейчас погружаться в детали этих событий, в силу их отдалённости, с одной стороны интересно, с другой даже бесполезно – всё уже пережито. События не развернуть назад. Переворот ГКЧП был очевидным переворотом некой хунты, состоящей из соратников и сподвижников Горбачёва, президента СССР. В то время как сам президент находился в отпуске. Он понимал надвигающуюся опасность и направился в отпуск, причём сделал это совершенно осознанно, не желая быть участником переворота. Он не был отстранён от своих обязанностей. Он был в отпуске, что члены ГКЧП использовали как изоляцию первого лица. Место его отпуска было под контролем береговой охраны – кораблей флота, таким образом ГКЧП изолировал первое лицо страны от происходящих событий. Как бы вне его желания, Горбачёв был лишён своих прав руководителя страны. Всякая связь Горбачёва с ГКЧП была прекращена. Он оказался в изоляции. Главным противником ГКЧП было новое российское руководство во главе с Борисом Ельциным.
Практически ГКЧП совершил переворот, главной задачей которого было как бы восстановление СССР и возвращение членам ГКЧП утраченной власти. Вопрос по существу был в одном: поддержат ли ГКЧП новое российское руководство, как и руководство всех республик Советского Союза, ибо распад СССР практически уже шёл полным ходом. Прибалтийские республики, их выход из состава СССР были первыми весточками этого распада.
В Белом доме шли постоянные совещания, рассматривались разные варианты сопротивления действиям ГКЧП. Сам Белый дом находился в окружении вооруженных сил, находившихся в подчинении ГКЧП. Вице-президент России Руцкой отвечал за оборону Белого дома. Расчёт ГКЧП был прост: обеспечить сохранение СССР, по возможности уже с другим президентом, и доказать, что эту инициативу поддерживает большинство населения СССР.
Отдельной проблемой была Россия, которая уже создала свою структуру управления страной и двигалась в сторону выработки своей конституции, которая не принимала идей заговора ГКЧП, а противостояла им. А значит, она противостояла и отстранению Горбачёва с его поста президента страны и ставила своей задачей вернуть его в Москву. Надежды ГКЧП на поддержку их позиции в регионах, якобы не разделяющих позицию нового руководства России, рухнули. Ожидаемой поддержки российских регионов ГКЧП не получило. Замысел с арестом Ельцина не состоялся. Ожидаемой солидарности региональных властей с позицией ГКЧП не случилось.
Руководство ГКЧП начало нервничать: они и видели, и чувствовали, как у них буквально из-под ног уходит земля, на которой, как им казалось, они стоят достаточно устойчиво. Популярность отвергнутого ими Горбачёва приближается к нулевым оценкам, популярность Ельцина в масштабах СССР пока невелика, но растёт. Крах популярности Горбачёва, как подтверждение полного разочарования его политикой. Малозначимый на первых порах рейтинг Ельцина – следствие неубывающей загадки: кто он? И хотя устойчивое неприятие Ельциным Горбачёва давало надежды, однако не убеждало полнообъёмно – он наш. Руководство ГКЧП хотело сыграть где-то посередине, но собственного публичного авторитета у большинства членов ГКЧП не было. Возможно, они были значимы в своих ведомствах, как руководители, но дело в другом – их ведомства не были популярны в обществе. А потому назревающий раскол был налицо. И мы, находясь в Белом доме, рассматривали разные варианты развития событий.
Уже была задействована армия, и воинские части, передвигающиеся по Москве, были свидетельством реальной угрозы. Белый дом находился в осаде. Сил для его защиты на территории самого Белого дома практически не было. Малочисленная охрана, наверное, могла оказать сопротивление, но малозначимое. Опорой окружающих Белый дом были танки и боевая техника. Группа наиболее активных депутатов, по собственной инициативе, двинулась в воинские части, окружившие Белый дом. Депутаты разъясняли ситуацию. Никаких сложившихся убеждений, что в Белом доме находится враг, в воинских частях не было. Преобладала полная растерянность и непонимание: «Зачем вершить эту агрессию и нападение на собственный народ, на депутатов, которые были избраны этим народом?». Разумеется, что российскими армейские части ещё не стали, отстроенной армией, со своей системой управления, – это был 1991 год. И внутренние боевые столкновения в самой армии были бы пагубны. Воинские части, защищавшие Белый дом, выполняя разработанную военную операцию, должны были оттеснять армейские части, подчинённые ГКЧП, которые были более многочисленны. Единственный выход – переубедить их, и мы занимались этой работой.
Весь штаб сопротивления, по сути, можно назвать сгруппировавшимся российским руководством; оттуда созванивались с соответствующими лицами, находящимися в руководящих структурах страны, пытаясь нащупать контакт и выработать единые действия, которые помешают столкновению. Приближалась первая ночь.
Естественно, зная, что начальник КГБ Крючков – член ГКЧП, мы понимали, что вооружённый контингент КГБ будет задействован в атаке на Белый дом. Естественно, поиск контактов с этими структурами продолжался непрерывно, как и со структурами спецназа. Этим занимался Геннадий Бурбулис. Когда стало известно о числе погибших на двух срочных митингах, я помню, как в разговоре с замминистра обороны Бурбулис буквально сказал: «За эту пролитую кровь мы вам отомстим». И дальше что-то вроде: «У нас ещё хватит сил свернуть вам головы». За точность слов не ручаюсь, но настроение штаба они отражали достаточно точно. Спали прямо на полу. Привезли комплект матрасов и разбросали их в разных местах. Журналистов было не десятки, а сотни. Весь первый этаж – это были журналисты.
Мы не спали всю ночь. Где-то в районе 10 вечера меня вызвал Скоков в свой кабинет.
– Что случилось? – спросил я.
– Нетелефонный разговор, – ответил Скоков. – Поднимайся ко мне.
Я понял, что что-то серьёзное, и буквально взлетел на четвёртый этаж. Скоков был один.
– Садись, – сказал он. – Только что звонил Павел Грачёв и сказал всего одну фразу: «Ровно в три часа» и повесил трубку. Попытался перезвонить – телефон отключён. Как ты считаешь, что это могло значить?
Я посмотрел на часы. Было половина первого.
– Возможно, начало атаки на Белый дом.
– Возможно, – согласился Скоков. – Но на каком участке, какими силами? Он не проронил ни слова.
– Надо вызывать Руцкого, он отвечает за оборону Белого дома.
– У него нет программы действий, – сказал Скоков. – Каждый раз, когда я ему задаю вопрос: «почему», отвечает: нет достаточных ресурсов – ни армейских подразделений, ни боевой техники.
– Отчасти он прав – при
