Фигура была так занята своими переживаниями, что не обратила на нас никакого внимания. Зато обратил на нее внимание Руслан. Он вдруг остановился так резко, будто налетел на стенку и я чуть было не кувырнулся через него.
Хвост Руслана поднялся и совершил два неуверенных взмаха, как флажок в руке сигнальщика.
И потом он взвизгнул, словно перед ним поставили блюдо с костями, и бросился к фигурке в голубом платье со всех ног, забыв о следах и своем долге перед человечеством. Но уже в следующую минуту я его понял.
Уткнувшись носом в дерево и рыдая стояла моя собственная старшая сестра Настасья.
Только Сорокалет ничего не понял, а крикнул мне сзади:
— Это не он!
Я отлично знал, что это не он, но очень испугался за Артема.
При их безумной любви Настасья без Артема никуда ни шагу. И если Артема нет, а Настасья рыдает, значит случилось что-то ужасное. Вернее всего на них напали хулиганы и убили Артема.
Поэтому я и закричал:
— Что с Артемом?
Настасья сначала узнала Руслана, потому что он встал на задние лапы и старался лизнуть ее в щеку, а только потом уже поняла, что по другую сторону поводка стою я.
— Вы чего? — спросила она, размазывая слезы. И мне показалось, что она очень рада нас видеть. — Вы меня искали?
— Нет, — сказал я. — Мы тебя случайно увидели. Ты чего ревешь?
— Глупо все, — сказала Настасья. — Вот и реву.
— Простите, — сказал Сорокалет. — Может быть ваша знакомая нас отпустит? У нас неотложное дело. Каждая минута на счету.
— Это моя сестра, а не знакомая, — сказал я. — А где Артем?
— Что ты ко мне привязался со своим Артемом? — искренне удивилась Настасья. — Я его и знать не хочу.
— Кого? — тут я даже забыл о своих делах. Такое заявление в устах моей сестры было совершенно невероятно. — Артема знать не хочешь? С ним в самом деле ничего не случилось?
— Если и случилось, мне все равно.
— Настасья, — сказал я. — Опомнись. Наверно, он тебя обидел? Но это недоразумение. Он тебя обожает. Я это точно знаю.
— Чепуха какая-то, — сказала Настасья.
— А тогда чего ревешь?
— Грустно. И страшно немного. Зачем только я сюда пошла?
— Ты, наверно, с Артемом гуляла, да?
— И очень жалею, — сказала Настасья. — А может и хорошо, что все кончилось?
— Слушай, не сходи с ума, — сказал я. — Конечно, любовь — это твое личное дело и мне ваш роман даже немного надоел, но не бывает же, чтобы утром человек сгорал от любви, а вечером от нее начисто отказался.
— А я утром сгорала от любви? — Настасья даже улыбнулась. Печально, будто и в самом деле старалась вспомнить, было это или нет. В сумерках казалось, что ее зубы светятся.
Она пожала плечами.
— Хорошо, что вы с Русланом пришли. А то неизвестно, как отсюда выбираться.
— Что произошло? — потребовал я. — Отвечай немедленно.
— Ничего не произошло. Мы гуляли. Сидели на лавочке, говорили.
— О чем?
— Не помню. О всякой чепухе. Даже жениться собирались. А потом он мне говорит, что ему домой пора. Что ему скучно со мной.
— Артем? Так сказал?
— А чего удивительного? Я была с ним совершенно согласна. Смотрю и думаю — и зачем мне тратить время на этого акселерата? Надо учиться, думать о будущем.
— А потом?
— Потом он ушел. Я посидела еще и решила домой идти. А потом вдруг стало страшно одной. И зло взяло на этого Артема. Вот я и заплакала. И ничем он меня не обижал. И хорошо, что он сказал мне, что не любит меня. Я то же самое хотела сказать.
— Девушка, — вдруг спросил Сорокалет. — А это далеко отсюда было.
Настасья только сейчас его заметила. Но она была так подавлена, что даже не удивилась.
— Метров сто отсюда, не больше. Мы на лавочке сидели, над рекой.
— А кто-нибудь к вам подходил? — спросил Сорокалет.
— Не знаю, мы целовались… — И Настасья вдруг осеклась, будто сама удивилась своему ответу. — Целовались… Странно, зачем? Там проходил один человек. Я даже застеснялась. Он остановился рядом…
Тут я понял, куда клонит Сорокалет, и спросил раньше, чем он успел задать этот вопрос:
— У него был черный саквояж?
— Саквояж? Не знаю. Какой-то чемодан был. Или портфель. Он еще открыл его…
— Руслан! — приказал я. — Оставайся здесь и береги Настасью. Чтобы от нее ни шагу!
И я побежал вперед. Потому что Сорокалет побежал первым и я не хотел оставлять его одного.
6Шагов через сто мы выбежали на небольшую площадку над рекой. Там стояла скамейка. Пустая. И никого рядом.
Но уйти они далеко не могли.
Сорокалет крутил головой, как будто разыскивал следы. Конечно, я поступил неправильно. Надо было взять Руслана с собой. Настасью и Руслана.
Сорокалет нагнулся и поднял с травы что-то светлое.
Я подбежал к нему.
Сорокалет держал в руке толстую пачку сторублевок. Я оглянулся. Как грибник, который увидел, что его товарищ нашел великолепный гриб и смотрит, нет ли других по соседству. Еще одна пачка лежала в кустах.
— Все ясно, — сказал Сорокалет. — Он выкидывал их, чтобы добраться до приборов. Ему захотелось отнять у них чувства.
— А деньги как же? — спросил я.
Сорокалет вытащил одну из бумажек и посмотрел сквозь нее на свет только что загоревшегося фонаря.
— Никаких водяных знаков, — сказал он. — Типичная липа.
— Значит они не только мысли…
— Значит они могут воровать и чувства. Сильные чувства.
— Тем более, — начал я. — Я лучше погибну, но мою сестру обижать не дам.
Сорокалет поднял руку, чтобы я замолчал.
Было очень тихо. Так тихо, что было слышно, как за рекой, очень далеко, гуднула машина.
Потом я тоже услышал шорох в кустах.
Сорокалет пошел туда осторожно. Как будто подкрадывался к бабочке.
Я за ним.
За купой деревьев была еще одна поляна. Там стояли два человека. Было почти темно и я не сразу догадался, что они делают.
Человек пониже ростом, тот, возле которого на траве стоял черный саквояж, снимал с другого одежду. И это было невероятное зрелище. Настолько невероятное, что мы замерли. Тот, которого раздевали, стоял неподвижно и не возражал. Я вдруг понял, что это шофер инкассаторской машины. Потом он поднял руки, чтобы удобнее было снять с него рубашку.
Его тело странно поблескивало под отсветом далекого фонаря.
Похититель бросил рубашку на траву. Там уже лежали брюки. Стояли рядышком ботинки.
Потом он нажал своему напарнику на затылок и тот вдруг сложился. Как карточный домик. Раз — и на земле лежит лишь плоская пластина.
Человек поднял пластину, сложил ее вчетверо, открыл саквояж и положил пластину внутрь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
