— Спасибо.
— Не за что.
Как только ее ноги коснулись пола крытого крыльца Далтона, она услышала, слова Стоунуолла: «Приятного вечера», — а затем он исчез под дождем, возвращаясь к машине.
Приятного вечера? В присутствии Далтона? Он, должно быть, пошутил. На самом деле, он мог бы стать свидетелем того, как сильно они с Далтоном невзлюбили друг друга, когда тот открыл бы дверь и увидел ее. Далтон мог бы захлопнуть дверь у нее перед носом или даже отказаться открывать. Придя сюда без предупреждения, она знала о риске, но также знала, что он не ответил бы на ее телефонный звонок, если бы она позвонила.
Дождь полил сильнее, и из-за ветра крытое крыльцо почти не защищало ее от влаги. Одной рукой она поплотнее запахнула пальто, а другую подняла, чтобы позвонить в дверь.
***
Далтон вышел из душа и начал вытираться, когда услышал звонок в дверь. Стоунуолл дежурил снаружи, так что, если кто-то миновал его сторожевого пса, значит, угрозы не было. Единственное, что он понял о Стоунуолле, так это то, что он почти все держал под контролем. Этот человек сидел снаружи, когда он уходил утром, и висел у него на хвосте, когда он вечером вернулся домой. Далтон никак не мог понять. На улице бушевал шторм — кто в здравом уме захочет всю ночь просидеть в машине под дождем? Он пригласил его войти, но Стоунуолл отказался от предложения, сказав, что с ним все будет в порядке. Он любил дождь и холод, потому что в годы отсидки у него не было ни того, ни другого.
Обернув полотенце вокруг бедер, Далтон вышел из спальни и направился к входной двери. Проявляя осторожность, он посмотрел в глазок и моргнул. Какого хрена? Джулс? Опять? Какого черта ей нужно?
Открыв дверь, он отступил в сторону и впустил девушку, говоря себе, что ему нет необходимости, стоя в дверях, подхватить пневмонию, даже если выглядело так, будто сама она против этого не возражает. Почему она здесь в такой ливень?
— Тебе лучше иметь вескую причину для того, чтобы прийти сюда в этот час и в такую погоду.
— Нам нужно поговорить.
— О чем? — спросил Далтон, несмотря на раздражение, закрывая дверь, когда она вошла. — Мне кажется, я ясно дал понять, что не собираюсь идти завтра на званый ужин к твоей сестре.
— Я не об этом хочу поговорить.
— М-м-м, дай угадать. В конце концов, ты передумала и решил заняться со мной сексом.
Она закатила глаза.
— Будь серьезен.
— Детка, я серьезен. — Он старался не замечать, как ее влажные от дождя волосы ниспадают на плечи, придавая сексуальный вид. Жаль, что дождь не смыл ее аромат; он плыл ему в ноздри, пробуждая в голове всевозможные образы. — Раз ты не хочешь заняться сексом, значит пришла для еще одного поцелуя?
Она фыркнула.
— Не в этой жизни.
Далтон нахмурился, потеряв интерес в игру в угадайку.
— Тогда что же привело тебя ко мне в такой ливень, Джулс? О чем ты хочешь поговорить?
После минутного колебания она сказала:
— Я намерена найти человека, убившего твою маму.
***
Джулс выжидала. Сначала глаза Далтона расширились, а затем его губы сжались в тонкую линию, он смотрел на нее так, словно у нее внезапно выросла вторая голова. И она тоже изучала его. Не было смысла спорить, что, слово «пялиться», вероятно, подошло бы лучше, так как она окинула его долгим, внимательным взглядом с головы до ног.
— Интересная шутка, — протянул Далтон, скрестив руки на груди. — Не терпится услышать всю соль.
Каким-то образом Джулс знала, что он не воспримет ее всерьез.
— Это не шутка. Не будет никакой соли. Я все подробно объясню после того, как ты оденешься.
Он оглядел себя и улыбнулся, будто сама мысль о том, что ее беспокоит во что он одет, показалась ему довольно забавной. Но когда Далтон снова встретился с ней взглядом, его улыбка сменилась хмурым выражением.
— Что заставляет тебя думать, что я хочу услышать то, что ты хочешь сказать?
Джулс подумала, что на такой простой вопрос можно ответить по-разному, но сейчас она скажет то, что важно.
— Потому что ты знаешь, твой отец невиновен в преступлении, за которое расплачивался последние пятнадцать лет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Далтон уставился на нее, словно пытаясь решить, заслуживает ли она того, чтобы тратить еще немного его времени. Но Джулс знала так же хорошо, как и он, то, что она сказала, зацепило его. По крайней мере, он был заинтригован. Не требовалось большого ума, чтобы понять приоритеты. Полотенце, обернутое вокруг его бедер, или слова, что она хотела сказать. Полотенце проиграло.
— Мне нужно не больше минуты, чтобы переодеться во что-нибудь более подходящее. Я бы посоветовал тебе чувствовать себя как дома, но не думаю, что ты пробудешь здесь так долго.
Повернувшись, Далтон пошел прочь. Неужели этот высокомерный выход из комнаты предназначен для нее? Чтобы намеренно вызвать знакомую боль между ее ног? Ей повезло, что Далтон Грейнджер был воплощением секса, и обладателем самых соблазнительных ног, какие только могут быть у мужчины.
Джулс сняла пальто, повесив его на вешалку, и принялась расхаживать по комнате. Либо так, либо стоять неподвижно и облизывать пересохшие губы, пока боль усиливалась. Почему она позволила ему пробраться ей под кожу? И все же она здесь, когда на улице шел проливной дождь, чтобы предложить свои услуги. Но не те, что могли бы, определенно, облегчить возбуждение, мучившее ее разум и тело в течение нескольких дней.
— Ах, ты еще здесь, — сказал Далтон, возвращаясь в комнату. К счастью, полотенце исчезло, и на его месте оказались брюки цвета хаки и футболка. Джулс постаралась не выказать удивления, когда прочитала слова, написанные на его груди большими буквами. «Я лижу». Она хотела проигнорировать их, но потом решила, что, поскольку он, вероятно, надел футболку, чтобы позлить ее, намеревалась показать, что ничего у него не вышло.
Уголки ее губ изогнулись в едва заметной улыбке, ровно настолько, чтобы дать ему понять, что ей плевать на его футболку.
— Милая футболка. Надо бы прикупить себе такую же, потому что я тоже лижу.
Бам. Как она и ожидала, в его глазах внезапно вспыхнул огонь. Мужчины. Они могли пытаться быть спокойными, мирными и учтивыми. Но, услышав любое слово, связанное с сексом, из уст женщины, превращались в примитивных существ, которые считали, что хороший трах облегчит все их проблемы. Ей не хотелось признаваться в этом, но в данный момент она думала так же.
— Тогда, может, на днях устроим вечеринку с облизыванием, — сказал Далтон, вторгаясь в ее мысли.
Джулс на мгновение сжала губы, чтобы не ляпнуть «ням-ням». Вместо этого она ответила:
— Поверь, этого не будет.
Далтон пожал плечами и жестом пригласил ее сесть на диван, а сам устроился в кресле с откидной спинкой.
— Я слушаю.
Усевшись, у Джулс не было никаких сомнений в том, что Далтон точно знал, что женщины о нем думают. Некоторые даже сочли бы его неотразимым. Услада для глаз, такая сладкая, что можно счесть греховным. Она наблюдала, как он расслабился в кресле, и отметила, как брюки натянулись на его мощных бедрах. Мысль о женском теле, крепко обхватившем эти бедра, пока он вел его к финишу, заставила ее заерзать на месте.
— Ты в порядке?
Его голос — грубая ласка, которая, казалось, чувственно скользила по ее коже, посылала по спине сладостные мурашки. Но, конечно, она не сказала бы ему ничего из этого, чтобы потешить его и без того раздутое эго.
— В порядке.
— Рад слышать. А теперь говори.
Как может мужчина выглядеть заинтригованным и чувственным одновременно? Она выдержала его пристальный взгляд, и было ли это ее воображением, или окружающий их воздух приобрел безумно возбуждающую ауру? И почему это начало утолять ее сексуальный голод? Вытеснив эту мысль из головы, Джулс произнесла:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как я сказала ранее, я намерена найти убийцу твоей матери.
— Зачем? — спросил Далтон с явным раздражением. — Ты не знала мою мать, и не знаешь моего отца. Насколько я знаю, ты никогда с ним не встречалась.
