В-четвертых, это внутренние коммуникационные потоки в рамках корпораций, фирм, предприятий и т. д., направленные на достижение взаимосвязи между их звеньями и сотрудниками, на эффективность и жизнеспособность «породившей» их управленческой или производственной системы, на получение финансового успеха, социального признания и возможности влияния на социально значимые процессы.
В реальности цели и задачи управленческих систем и инициируемых ими информационных потоков не всегда оказываются тождественными заявленным (или общепризнанным), вследствие чего, даже при одних и тех же декларируемых целях и задачах, социальные последействия коммуникационных потоков, включая отношение аудитории, могут резко различаться, и это постоянно происходит на практике. Выявление социальных последействий коммуникационных потоков, следовательно, связано с определением не только декларируемых, но и, прежде всего, подлинных первопричин, ставших стимулом к общению.
В поле исследовательского анализа большинства современных концепций коммуникации неявственно звучит или даже полностью из него выпадает такая принципиально важная позиция, как интенциональность коммуникатора (мотивационно-целевая доминанта, побудившая его к общению). Именно интенциональность определяет специфику действий, которые предпринимаются коммуникатором для достижения искомого им результата.
Поскольку коммуникационные потоки отличаются не только своим содержанием, но и своей интенциональностью, нельзя не согласиться, что так же, как и содержание (контент), мотивационно-целевые доминанты становятся фактами реальности. Однако в силу своей латентности (неявности) они не всегда оказываются «выведенными на поверхность сознания» как воспринимающей личности, так и общественного мнения. В то же время бесспорно, что и осознанные, и не совсем осознанные, и вовсе не осознанные, но типичные варианты интенциональности, с которыми вольно или невольно «встречаются» люди, влияют на реакции и поступки, становятся характерными для социума.
Использование метода интенционального (мотивационно-целевого) анализа процессов общения позволяет «выводить на поверхность» неявные, скрытые характеристики коммуникационных процессов, а его сочетание с традиционными социологическими и социально-психологическими подходами и процедурами (благодаря чему исследуемое поле «высвечивается» комплексно и многоуровнево) дает возможность диагностировать и прогнозировать тенденции в социально значимых последействиях восприятия, делать обоснованные предложения по проектированию информационной среды. Кроме того, возникает возможность универсального подхода, релевантного для анализа любых коммуникационных процессов, в любой системе управления, иными словами, возможность подняться над узкими рамками отдельных теорий, направлений и дисциплин, которых в интересующей нас сфере (как уже упоминалось) создано значительное количество, и получить целостную картину взаимовлияний в системе «человек-коммуникация».
Особо следует отметить, что использование данного метода анализа не отрицает целесообразности и необходимости уже существующих теорий, направлений и дисциплин. Речь идет еще об одном уровне анализа: о возможности реализовать, применяя обоснованные исследовательские данные, не только ведомственные или отраслевые, но и общегуманитарные цели и задачи, связанные со стабильностью и устойчивостью социального развития, то есть провести социальную диагностику коммуникационных процессов в современных системах управления, а также методов и процедур, использующихся для корректировки и проектирования этих процессов.
Технологии социальной диагностики коммуникационных процессов в системах управления как обязательный этап должны включать процедуры по выявлению подлинной интенциональности коммуникатора. При адаптации типовой мотивационно-целевой структуры текста, разработанной Т. М. Дридзе, к анализу коммуникационных процессов в системах управления возникает возможность «спроектировать» на любой из этих процессов предлагаемую ниже универсальную модель. Она представляет собой многоуровневую, иерархически организованную структуру взаимозависимых элементов (коммуникативно-познавательных программ) (см. рис. 5):
1-й уровень – подлинная, реальная интенциональность (как правило, ее непросто определить и сформулировать);
2-й уровень – декларируемые цели, задачи, мотивы, функции;
3-й уровень – особенности отношения к аудитории;
4-й уровень – особенности отношения к конкурентам и вышестоящим управленческим системам;
5-й уровень – содержательные характеристики (контент);
б-й уровень – исследовательские методы, подходы, процедуры, используемые для диагностики и проектирования коммуникационных процессов;
7-й уровень – стилистика, тональность, эмоционально-экспрессивные элементы продуцируемых текстов, имидж (системы управления, публичных личностей);
8-й уровень – реальные мероприятия (действия), организуемые управленческой системой для взаимодействия с конкурентами и аудиторией;
9-й уровень – реакция референтной для человека группы, общества, СМИ на управленческую систему, личный опыт общения.
Рис. 5. Типовая интенциональная (мотивационно-целевая) структура коммуникационных процессов в системах управления
Интенциональность коммуникатора, как уже упоминалось, определяет направленность и специфику его действий и усилий, а следовательно, и социальные последействия восприятия. Определение интенциональности связано не только с выявлением декларируемых целей, конкретных задач и интересов (политических, экономических, коммерческих, управленческих и т. д.), не только с содержательно-информационным наполнением (контентом), но и с рядом других показателей и характеристик. К их числу следует отнести используемые для диагностики и проектирования коммуникационных процессов исследовательские методы и процедуры. Эта, может быть, второстепенная или даже третьестепенная характеристика оказывается своеобразной «пробой на подлинность», достоверность декларируемых целей и мотивов.
Своеобразной «пробой на достоверность» является также анализ декларируемых коммуникатором (и, соответственно, системой управления) функций: например, наличие некоторых реально реализуемых функций подчас отрицается и, следовательно, игнорируется. Так, в работах ряда современных исследователей телевидения в перечне функций этого поистине могущественного, если иметь в виду возможности влияния, средства массовой информации называются только такие, как информирование, релаксация, развлечение. Отчасти такое сужение декларируемых действий можно объяснить пресыщением от былых партийно-идеологических задач СМИ советского периода. В то же время закрывать глаза на то, что телевидение при любой политической реальности, то есть и в настоящее время, влияет на умы, настроения и «картины мира» миллионов телезрителей, особенно детей и молодежи, – такую близорукость можно объяснить либо позицией страуса, зарывающего голову в песок, либо, что, возможно, ближе к истине, некими другими, более прагматичными целями, например, желанием бесконтрольной (от социума) деятельности.
Типичны и противоположные ситуации, когда «присвоение» неких мифических функций служит оправданию, нивелированию негативных влияний на социально значимые явления, например, на нравственность подрастающего поколения, общественную стабильность. Так, сейчас распространены теоретические разработки, где наличие сцен жестокости и насилия, которыми изобилуют современные теле– и киноэкраны, оправдывается возможностью психологической разрядки, якобы снимающей, нейтрализующей потенциальную агрессивность зрителей. Однако проведенные исследования зафиксировали, что любители подобных зрелищ среди детей и молодежи нередко предпочитают силовые методы выяснения проблем и в своей обычной жизни, среди сверстников.
«Проясняют» интенциональность коммуникатора и такие детали, как тональность, стилистика, художественно-выразительные особенности использующихся для общения текстов, а также реальные мероприятия для организации взаимообращенных процессов (система «одного окна», интерактивные опросы, телефонное и интернет-голосование, рекламные кампании, выпуск и раздача маек, флажков и т. д.), создающие впечатления от имиджа коммуникатора. Для поиска и отработки этого немаловажного уровня общения существует целый ряд теоретических и методических разработок. Для «прояснения» интенциональности коммуникатора важны, бесспорно, и личные впечатления воспринимающего человека или его референтной группы, основанные на непосредственном, пусть даже косвенном опыте общения с управленческой системой. Перечисленный комплекс соподчиненных коммуникативно-познавательных программ с разной степенью успешности «осваивается» воспринимающей личностью в зависимости от степени развития ее коммуникативных навыков, причем в сознании (в соответствии с концепцией о механизмах понимания, предложенной Ч. Пирсом[70]) происходят неоднократные перемещения по структуре снизу вверх и сверху вниз для ментального подтверждения или опровержения возникающих гипотез о тех целях и мотивах, которые преследует коммуникатор.
