Без воды он казался колоссальным. Почти тридцать ярдов в длину, пятнадцать в ширину. Когда-то тут стояла пятиярдовая вышка, а на глубине было по-настоящему глубоко. Но теперь бассейн превратился в выгребную яму, засыпанную пластмассовой мебелью, спасательными кругами, стульчиками со спасательной станции и даже обломками старого трамплина.
Внимание Джосбери, впрочем, привлек лишь один предмет — огромный встопорщенный кусок брезента. Под ним явно что-то лежало. Из-под него доносилось пиликанье мобильного.
Я поняла, что так и не сбросила вызов, достала телефон и нажала на кнопку.
— Это я звонила, — тихо пояснила я, встретив удивленные взгляды напарников. — Это телефон Эммы Бостон. Я звонила ей и шла на звук.
Джосбери включил фонарик и направил луч вниз, но даже при свете сложно было понять, что скрывалось под брезентом.
— Подкрепление ждать? — поинтересовался он у Андерсона.
Тот забубнил что-то в рацию.
— Минут через пять, — договорив, объявил он. — Босс уже вызвала «ниндзей». Они должны подъехать через десять минут.
«Ниндзями» мы называли СО19 — отряд полиции вооруженных сил. Таллок, похоже, всерьез обеспокоена.
— Скажи, чтобы окружили здание, — тихо скомандовал Джосбери. Андерсон повиновался. — Четыре входа, включая пожарную лестницу. Пусть заходят осторожно. Уже можно с уверенностью сказать, что это место преступления.
Когда Андерсон отошел в сторону передавать инструкции, Джосбери развернулся ко мне.
— Позвони еще раз.
Я исполнила приказ, хотя руки у меня дрожали.
Из-под брезента снова полился воющий рингтон, и Джосбери пробормотал под нос слово, которое вы не станете повторять перед своей бабушкой. Положив фонарик на пол, он присел на корточки и спрыгнул в пустой бассейн.
— Флинт, сбрось, а то у меня голова взорвется, — попросил он, приблизившись к брезенту.
Я вновь повиновалась: моя голова тоже была близка к взрыву. По шагам по кафелю я поняла, что вернулся Андерсон.
— Подожди меня, босс, — сказал он и спрыгнул, приземлившись рядом с Джосбери.
Я подошла ближе к краю. Оба луча света были направлены на непонятную груду, прикрытую тканью. Полицейские застыли на месте, не решаясь сорвать эту ткань.
— Господи, а вдруг она еще жива?! — воскликнула я, прыгая вслед за ними.
Но Джосбери, резко выкинув руку вперед, не позволил мне подойти к брезенту. Я замерла, а он присел и аккуратно поддел ткань пальцами.
За секунду до того, как мы поняли, что это, Андерсон исторг из себя стон. Под обрывком брезента оказалось распростертое человеческое тело. Незрячие глаза уставились в потолок. Левая рука на груди, ноги запрокинуты кверху и раздвинуты. Растрепанные русые волосы. Человеческое тело. Но не человек.
Это был манекен, которым когда-то пользовались для учений по спасению утопающих. Я и сама когда-то на таком тренировалась, а потом даже получила на соревнованиях медаль. Русые волосы оказались дешевым париком. Кто-то другой на нашем месте рассмеялся бы, чтобы разрядить обстановку, но нам было не до смеха. Мы уже знали достаточно много о злодеяниях Джека-потрошителя, чтобы узнать позу, в которой было обнаружено тело Энни Чэпман. Мобильный телефон Эммы Бостон валялся у ног манекена — у ног Энни Чэпман тоже были разбросаны ее личные вещи. Возле правого плеча манекена лежал прозрачный пакет, и Джосбери не сводил с него глаз. Кажется, он даже не моргал. Я покосилась на Андерсона — точно такой же взгляд. Джосбери прокашлялся.
— Флинт, ты же у нас эксперт по всем этим потрошительским штучкам. Этот парень коллекционировал трофеи, правильно? Органы жертв. А потом отсылал их в полицию в качестве издевки.
Сейчас было не время вдаваться в подробности, поэтому я просто кивнула. Джосбери посветил фонариком на пакет и подошел еще ближе.
— Ты, кажется, упоминала, что у одной жертвы вырезали почку.
— Это не почка, — сказал Андерсон. — Форма другая.
В пакете находился неровный треугольник мышечной ткани. Около восьми сантиметров в длину, около пяти — в самом широком месте. По краям темнела запекшаяся кровь. Мне даже не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что это такое.
— У Энни Чэпман обе почки были на месте, — сказала я. — Ей вырезали матку.
30
Полчаса спустя Таллок уже парковала машину в одном из закоулков Шеперд-Буша, напротив обветшалых домов с террасами, что тянулись друг за другом. Если не считать резкого «Я неясно выразилась, когда велела тебе оставаться в машине?», она не сказала мне ни слова с того самого момента, как подъехала к бассейну. Очевидно, сюда меня взяли только затем, чтобы приглядывать за мной, а не в расчете на помощь.
Две патрульные машины уже ждали нас, приветливо подмигивая голубыми огоньками. Люди, сидевшие внутри, наблюдали за обоими выходами, парадным и черным. Когда я увидела, что в нашу сторону идет Джосбери, Таллок как раз повернулась ко мне и собиралась что-то сказать.
— Я получила сообщение из двух слов: «Спаси меня». А потом услышала крики. Как бы вы поступили на моем месте?
— Слушалась бы приказов, вот как, мать твою! — ответила она, переводя взгляд на Джосбери.
Я рассудила, что, наверное, не стоит уличать ее во лжи.
— Мы же полицейские. Мы должны помогать людям.
Таллок недовольно прищурилась.
— Мне повторить или сама знаешь? — спросила она, выходя наружу.
— Я с места не сдвинусь. Клянусь.
Проводив их с Джосбери взглядом, я тут же открыла окно со стороны пассажира. Слушать мне, в конце концов, не возбранялось. Инспекторы поднялись на крыльцо.
Небольшой палисадник перед домом был заставлен переполненными мусорными баками. В обшивке одного зияла дыра: должно быть, какой-то зверь прогрыз. Лисица, что ли. Повсюду воняло гнилью.
Джосбери с силой громыхнул кулаком в дверь, так что та зашаталась в хлипкой коробке. Потом нагнулся и крикнул в щелку для почты:
— Полиция! Откройте.
Он снова постучал, но ответа не последовало. Тогда он отошел на несколько шагов и окинул дом подозрительным взглядом.
— Не нравится мне это все, — сказал он и указал пальцем на камеру, висевшую над дверью. Стекло объектива было покрыто свежими трещинами: кто-то, наверно, зарядил кирпичом.
— Слышишь?
Из дома донесся шум: бумажное шуршание, металлический лязг и наконец приглушенный мат. После этого дверь отворилась внутрь. Таллок переступила через порог и показала удостоверение худощавому, нездорового вида пареньку примерно двадцати лет от роду. Тот, заикаясь, сообщил, что не знает, где сейчас Эмма Бостон, что он вообще ее почти не знает, она просто живет над ним, а когда это все случилось, его вообще дома не было. Херня полнейшая, заключил он.
— Лучше помолчите и отойдите в сторонку, — посоветовала Таллок. — Марк, смотри, чтобы он никуда не свалил.
После короткого препирательства на предмет того, кто должен войти первым, Таллок повела мужчин за собой — сперва по коридору, потом вверх по лестнице. За пареньком шел Джосбери, за ним — один из констеблей в форме. Второй остался караулить у двери.
Мы с ним ждали. Вот в окне на первом этаже загорелся свет. Констебль о чем-то поговорил по рации. Я изнемогала от желания выбраться отсюда, из этой дурацкой машины, но понимала, что Таллок меня растерзает.
Эмма Бостон была беспардонной, наглой девицей, которая запросто могла испортить мне жизнь. Тем не менее она мне нравилась. И я совсем не хотела думать о том, что Таллок и Джосбери могли обнаружить в комнате наверху.
Какое-то оживление на лестнице. Сначала я увидела джинсы Джосбери, потом его всего целиком. В тусклом коридорном освещении я смогла рассмотреть и его, и Таллок. Лица у обоих были напряженные и озадаченные, но никак не шокированные.
— Она там? — спросила я, прежде чем осознала, что выскочила из машины, нарушив приказ.
— Дверь взломана, — сказал Джосбери. — В квартире кто-то порылся. Но никаких следов Эммы там нет.
— По словам соседа, примерно в десять утра из квартиры донесся шум, но он не стал туда спускаться, — продолжила Таллок. — Ничего не видел. На помощь вроде бы никто не звал.
