Батухан посмотрел на майора с восхищением.
2
Мамы дома еще не оказалось. Она бегала по поручению сына и разносила по городу всеми доступными средствами нужные разговоры. Она умеет умно обделывать подобные дела. Неназойливо. И в очереди на почте пару фраз бросит, и там же почтальону знакомому пожалуется, а потом обойдет родственников и попросит действовать так же, как она. И город будет дышать этими слухами, пульсировать ими и ждать продолжения.
В большой комнате Шерхана встретила Гульчахра. Сидит за столом на его обычном месте – на месте хозяина, и не встала, чтобы поздороваться. Выглядит сердито.
Но голос пренебрежительный, высокомерный:
– Что с тобой опять случилось? Показывай…
Его больно резанул тон сказанного. И возмутил. Хоть бы пожалела. И не показывала бы своего недовольства. Не тот случай. Вела бы себя и как жена, и как врач…
– Ты кто? Министр здравоохранения? – непривычно для нее грубо, почти злобно ответил Шерхан.
Недавняя обида всплыла снова и загорелась ярче. На фоне своего возвышения захотелось и жену поставить на место. Чтобы это была жена, а не правительница министра. Нет у нее причины чувствовать себя настолько недостигаемой. Не он от нее, а она от него зависит во всех отношениях. И то, что он иногда потакал дурным сторонам ее характера, вовсе не значит, что он будет потакать всегда и постоянно.
Густые брови Гульчахры медленно поползли вверх. Она к такому обращению не привыкла, и хотела уже было посмотреть на мужа Медузой Горгоновной [12], как он про себя звал ее в такие минуты, и взорваться длинной, не очень связанной тирадой, как это бывало обычно, но Шерхан проявил равнодушие, повернулся и прошел дальше, в спальню, чтобы переодеться. Против равнодушия она бороться не умеет и задохнулась, должно быть, в собственных чувствах, потому что он ее не услышал из спальни. А когда вышел в халате, жены уже не было. Куда она ушла, его сейчас заботило мало.
Он включил компьютер, вышел в Интернет и снова занялся поиском подходящих по цене вариантов. Однако цены его неприятно поразили. Оказалось, что пятьсот тысяч баксов – это ничтожно мало для серьезного дела. Ничего, можно добавить и свои деньги. Примерно на такую же сумму он потянуть сможет. Можно также найти людей, которые пожелают вложить средства в строительную промышленность республики. Главное, чтобы они не вкладывали больше, чем в состоянии вложить он. Тогда управление из его рук не уйдет.
А можно и даже нужно попросить брата, чтобы он поговорил там, в Турции, с другими полевыми командирами. Они наверняка собираются хоть когда-то вернуться на родину. Или мечтают, чтобы их дети вернулись. Пусть вкладывают деньги. Предприятия сразу можно будет оформить на детей, с временным попечительским управляющим. Этим управляющим, естественно, может быть только один человек…
А там, за границей, сейчас живут десятки полевых командиров, чей личный капитал составляет, пожалуй, несколько сотен миллионов долларов. Батухан умеет найти верные струнки в человеческих душах. Он сможет договориться и привлечь средства. Его уважают, и его послушают.
Скопировав наиболее интересные материалы, Шерхан вышел из Интернета и занялся планированием. Как инженер, он не умел писать связно, потому что его никогда этому не учили. Он умел только составлять графики. Но это умел делать хорошо, и графики обычно бывали ясными и наглядными. И, прекрасно зная состояние дел во всей республике, сразу мог сказать, куда, что и сколько необходимо поставлять. Следовательно, это необходимо производить. Одновременно он знал и платежеспособность районов и городов. Это тоже необходимо учитывать. И он учитывал. Если в каком-то месте платить не смогут, то не стоит и связываться, потому что частный бизнес в период становления обязан быть далеким от благотворительности. Это потом, когда деньги появятся лишние, когда уже не будет ясной цели, куда можно вложить их, тогда не грех и благотворительностью заняться. Во всех других случаях благотворительность терпима только как необходимая реклама. Но сейчас он думал не о рекламе.
Шерхан просидел в кабинете почти два часа, в первый час еще время от времени поглядывая на дверь – не постучит ли жена. Он все-таки привык первым идти на мировую. Она не стучала. В какие-то моменты он готов был выйти и найти ее, но останавливал себя усилием воли. Вернее, останавливало его предчувствие будущего величия, лежащее сейчас на столе в виде создающегося графика. А уже через час работы он так увлекся процессом перспективного планирования, что совершенно забыл о существовании Гульчахры.
В итоге вызрела и предстала перед глазами схема, которая позволила бы создать настоящую империю. Ради такого дела не грех и в кредиты влазить, и посторонних привлекать, и еще делать многое и многое из того, что Шерхан делать не любил. Но большая игра стоит сгоревших свеч…
Завершив работу, он стал перебирать в уме знакомых экономистов, которые способны были бы просчитать по его заказу все варианты и при этом не разнести весть о грядущем строительном буме по всей Чечне. Таких, к сожалению, не нашлось, а сам он экономистом считал себя посредственным, да и трудно выделить пару недель напряженного труда на просчеты такого объемного проекта. Можно, конечно, пойти на хитрость и заставить выполнить все работы экономистов министерства, сославшись на рассмотрение какого-то постороннего бизнес-плана. Но это значило бы выпустить мысль в посторонние умы до того, как назрел момент самого вложения средств.
В любом случае, можно будет пригласить из Москвы стоящего специалиста. Там он нашел бы человека, который никак с Чечней не связан. Даже поступил бы проще и обошелся без приглашения, которое тоже нужно обосновывать, а предложил бы выполнить работу кому-то из знакомых преподавателей университета. Эти сделают дело быстрее, потому что имеют возможность, не давая привязку к местности, заставить по частям вести расчеты студентов. И обойдется это гораздо дешевле приглашения экономиста в Грозный. Значит, следует приступать к делу сразу, как только он получит от брата деньги.
Завтра!
Завтра произойдет событие, которого никто не заметит. Никто, кроме него самого. Завтра начнется восхождение на престол нового чеченского императора!
* * *
Стук в дверь прозвучал еле слышно. Жена так осторожно не стучит. У нее даже стук требовательный.
Шерхан встал, подошел к двери и повернул ключ.
– Я не помешала? – спросила мама.
– Я работаю, – поморщился он.
– Как ты себя чувствуешь? – Он распахнул дверь шире, пропуская ее, и закрыл за ней дверь.
– Слабость некоторая есть. И устал больше обычного.
Она села в белое кожаное кресло под красным торшером. Щелкнула выключателем. Свет от торшера упал на лицо, сделав и его красным, неспокойным.
– Еще бы… Любого возьми – устанешь тут… Я договорилась с врачом. Если что-то будет нужно, позвоним, он сразу приедет. И любой диагноз поставит, какой необходим.
– Спасибо, мама. В больнице была?
– Да. Там все хорошо. Как ты думал, так и прошло. Очень все удивились, что мама министра приехала к какому-то охраннику с благодарностью. Это всем очень понравилось.
– Вот и отлично.
– Я тут и еще расстаралась на ту же тему. Только что-то тревожно на душе… Беспокоюсь за тебя. Правда рана не болит?
– Если она есть, то болит. Но не настолько, чтобы беспокоиться. Я умею терпеть боль. Меня еще в детстве брат научил.
Тогда, в детстве, казалось, что Батухан просто издевается над ним. Это потом, уже встав взрослым, Шерхан понял, как сильно брат вбивал в него качества настоящего мужчины, перебарывая воспитание мамы. В отсутствие отца это и мог сделать только старший брат. Восьмилетняя разница в возрасте помогала.
– Может, если ты нормально себя чувствуешь, сегодня поедем в Асамги? – предложила мама.
Только тут Шерхан понял, к чему она вела долгий предварительный разговор. Ей не терпится быстрее встретить Батухана. Да и старый дом навестить хочется. Он пустой, но все еще прочный, крепкий, руками деда построенный.
– Бату сказал, что завтра. Значит, завтра. Ты думаешь, он живет в селе?
– Я не знаю, где он живет.
– В селе он жить не может. Там слишком опасно. Он приедет туда ненадолго только завтра. И мы к тому времени приедем. Только я хочу на этот раз поехать без охраны. Ни к чему нам лишние уши. И так президент знает, что вчера Бату приходил ко мне.
– Президент знает?
– Да. Он хорошо к Бату относится. Помнит его еще со студенческих времен. Они вместе занимались боксом, и Бату дважды бил президента на соревнованиях.
– Бату всех бил… – это было сказано с гордостью за сына, но Шерхан помнил, что это было не так. Где-то и кто-то бил и Бату. Он этого вытерпеть не мог и потому бросил бокс.
– Готовься, мама, на завтра, а сейчас я еще поработаю. Мне надо позвонить в Москву.
Она встала. Работа младшего сына казалась ей святым занятием, и она всегда с трепетом к ней относилась.
