Девятнадцатого мая к полудню мы миновали Читтру. Паровой дом находился теперь в четырехстах километрах от отправной точки. На следующий день, 20 мая, поздним вечером, после изнуряюще жаркого дня Стальной Гигант подходил к окрестностям Гаи. Остановку мы сделали на берегу священной реки Фалгу, хорошо известной паломникам. Оба дома поставили на красивом лугу, в тени роскошных деревьев, примерно в двух милях от города.
Мы имели намерение провести в этом месте до полутора суток, то есть две ночи и день, так как осмотр достопримечательностей представлялся крайне интересным, как я уже говорил раньше.
На следующий день, в четыре часа утра, чтобы избежать дневной жары, Банкс, капитан Худ и я, расставшись с полковником Монро, направились к Гае.
Утверждают, что 150 тысяч богомольцев стекаются каждый год к этому центру брахманских сооружений. В самом деле, при приближении к городу дороги оказались забиты огромным числом мужчин, женщин, стариков и детей. Все они нескончаемой процессией двигались по сельской местности, преодолев тысячи трудностей долгого пути, для того чтобы выполнить свои религиозные обеты.
Банкс уже посещал эту территорию Бихара в то время, когда составлял проекты железной дороги. Он знал местность, лучшего гида мы и не могли пожелать. К тому же он заставил капитана Худа оставить в лагере все его охотничье снаряжение, так что не приходилось опасаться, что наш Немврод покинет нас по дороге.
Немного не доходя до города, которому вполне справедливо можно было бы дать название Святого города, Банкс показал нам священное дерево; возле него в позе обожания уже стояли паломники всех возрастов и обоих полов.
Это было дерево пипал[91] с огромным стволом, и хотя большая часть ветвей высохла от старости, ему вряд ли было более двухсот или трехсот лет. Так установил господин Луи Русселе[92] два года спустя во время своего интересного путешествия в Индию с раджей.
Дерево Бодхи — таково название последнего представителя священных пипалов, которые окружают это место в течение долгих веков, первое из них было посажено около пятисот лет до христианской эры. Возможно, что для фанатиков, распростертых у его подножия, это и было то самое дерево, которое освятил здесь Будда. Оно возвышается теперь на разрушенной террасе, совсем близко от кирпичного храма весьма древнего происхождения.
Присутствие трех европейцев среди тысячи индусов воспринималось паломниками не особенно благосклонно. Нам ничего не говорили, однако мы не могли ни добраться до террасы, ни проникнуть в развалины храма. К тому же богомольцы теснились там, наверху, и было трудно проложить себе дорогу сквозь них.
— Если бы здесь оказался какой-нибудь брахман, — сказал Банкс, — мы бы лучше осмотрели все и, возможно, смогли бы посетить здание и увидеть его интерьер.
— Как! — удивился я. — Жрец был бы менее строг, чем его собственная паства?
— Мой дорогой Моклер, — ответил Банкс, — нет такого запрета, который устоял бы перед несколькими рупиями. И стало быть, пусть живут брахманы!
— Я с этим не согласен, — заявил капитан Худ. — Кто виноват, что они отказались служить индусам, улучшать их нравы и обычаи, смягчать предрассудки и прививать терпимость, в чем их справедливо укоряют соотечественники?
В то время Индия была для него всего лишь обширной территорией, «охотничьим заповедником», и населению городов или деревень он бесспорно предпочитал дикие заросли джунглей, где таятся хищники. После того как мы постояли, сколько положено, у подножия священного дерева, Банкс вывел нас на дорогу, ведущую к Гае. По мере нашего приближения к священному городу толпа пилигримов становилась все больше. Вскоре в просвете зелени на вершине утеса, венчая его живописными строениями, показалась Гая.
Что особенно привлекает внимание туристов в этом городе, так это храм Вишну современной постройки — он был перестроен королевой Холькар всего несколько лет назад. Главная достопримечательность храма — следы, оставленные самим Вишну, когда он соблаговолил спуститься на землю, чтобы бороться с демоном Майа. Борьба между богом и дьяволом, понятно, не могла долго продолжаться. Демон пал побежденный, а каменный блок с видимым отпечатком следа Вишну-Пада свидетельствует своей глубиной о том, что дьявол имел дело с мощным врагом.
Я говорю «видимый отпечаток» и спешу прибавить: «видимый только для индусов». Действительно, ни одного европейца не допускают созерцать эти божественные следы, может быть, из-за того, что только глубокая вера, которая уже не встречается у верующих из западных стран, позволяет различить их на чудесном камне. И на этот раз Банкс, предлагая свои рупии, ничего не добился. Ни один жрец не хотел принять то, что можно было бы назвать ценой святотатства. Возможно, предложенная сумма была недостаточна для успокоения совести брахмана, но я не осмелился бы это утверждать. Мы так и не смогли проникнуть в храм, и я еще и теперь не знаю, каковы «размеры» ноги этого нежного и прекрасного молодого человека в голубом, одетого как король древних времен, знаменитого своими десятью воплощениями, являющего собой сберегательное начало, противоположное Шиве, дикому символу разрушительного начала, и которого вишнаиты, поклонники Вишну, признают первым среди 330 миллионов богов, населяющих их в высшей степени политеистический пантеон.
Однако не стоило сожалеть о нашей экскурсии в священный город. Невозможно было бы воспроизвести путаницу храмов, порядок следования дворов, нагромождение вихар, которые нам пришлось обойти или пересечь, чтобы добраться до него. Сам Тесей с нитью Ариадны[93] в руке заблудился бы в этом лабиринте! Итак, мы спустились с утеса Гаи.
Капитан Худ был в ярости. Он собирался расправиться с брахманом, который не пустил нас в Випшу-Пад.
— Вы думаете хоть немного, Худ? — спросил Банкс, удерживая его. — Разве вы не знаете, что индусы смотрят на своих жрецов — брахманов не только как на представителей знаменитых фамилий, но и как на высших существ?
Когда мы подошли к той части Фалгу, что омывает скалу Гаи, перед нашими глазами предстало невероятное скопление богомольцев. Там беспорядочно толпились мужчины, женщины, старики и дети, горожане и деревенские жители, богатые бабу[94] и бедные райоты самых низших сословий; вайшьи — торговцы и сельские работники; кшатрии — гордые воины страны; шудры — жалкие ремесленники из разных сект; парии — те, что живут вне закона, чей взгляд оскверняет предметы, на которые они смотрят, — одним словом, все классы или все касты Индии. Мощный раджпут[95] отталкивал локтем хилого бенгальца, жители Пенджаба противостояли мусульманам Шинды. Одних доставили в паланкинах, другие приехали в повозках, которые тащили большие горбатые быки. Эти последние растянулись возле верблюдов, положивших на землю свои змеиные головы. Некоторые паломники всю дорогу прошли пешком, и до сих пор со всех сторон полуострова все еще тянутся люди. Тут и там возводятся палатки, стоят распряженные телеги, повсюду строятся шалаши, которые послужат временным жилищем всему этому люду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
