— О-о, нам пора идти в бар, — сказала она.
Я натянул носки и достал высокие ботинки «Стэнли». После того как Саманта ткнула меня в ногу перочинным ножом, я даже в самую безбожную жару чувствовал себя гораздо спокойнее в тяжелых башмаках со стальным подноском. Кит с любопытством смотрела, как я натягиваю ботинок на свою искусственную ногу.
— Что с тобой случилось? — спросила она. — Еще на пляже, когда ты прыгал в этой дурацкой юбочке, я заметила, что у тебя про... про... Как это называется?
— Протез, — машинально подсказал я. За прошедшие годы я настолько привык к своей искусственной ноге, что почти не думал о ней.
— Протез... — повторила Кит. — Красивое слово. Так что же с тобой случилось? — снова спросила она с выражением озабоченности и любопытства на лице.
Я улыбнулся:
— Когда мне было девятнадцать, я попал в аварию на мотоцикле. Ехал слишком быстро, упал, а мотоцикл свалился на меня. Нога попала в колесо и... В общем, я сам во всем виноват: превысил скорость, а дорога была скользкой и мокрой...
Мне и самому понравилась моя выдумка, в меру трагическая, а главное, не имевшая ничего общего с реальностью — с той чередой кошмаров, которые мне довелось пережить в мрачных, как готический замок, джунглях к югу от границы.
— Сильно болит? — спросила Кит.
— Ты имеешь в виду — сейчас?
— Да.
— Нет. Совсем не болит.
— Там, на берегу, ты очень ловко двигался и фехтовал. Я бы ничего не заподозрила, если бы не увидела...
— Я и бегать могу, и много всякого другого. Только плавать никак не научусь.
— Плавать можно и без ног; я хочу сказать — на одних руках, — подсказала Кит.
— Я знаю, но... Не в этом дело. Я... в общем, я и сам не пойму, что мне мешает.
— Хочешь, я как-нибудь возьму тебя с собой к морю? Ты сможешь плавать, лежа на доске для серфинга. Это очень просто, вот увидишь.
— Ты катаешься на доске?
— Конечно? А ты?
— Нет.
— Этому легко научиться. Я тебе покажу, как надо, только давай сначала освоим плавание, а потом перейдем к серфингу, о'кей? Тебе, наверное, будет потруднее, чем остальным, но я хорошо умею учить, а прибой у нас на Плам-Айленде совсем слабенький.
Мне надоело говорить обо мне и моих увечьях, и я решил переменить тему.
— Ты отлично выглядишь, — сказал я. — Что ты сделала со своей прической?
Кит снова зарделась. Сразу было видно, что она не привыкла к комплиментам. По всей вероятности, в «Сыновьях Кухулина» царила грубоватая атмосфера мужского товарищества, и я подумал, что меня это устраивает. Теперь я, по крайней мере, знал, с какой стороны к ней проще подойти.
— Да, я постриглась. «Под пажа». То есть почти «под пажа», — пояснила она.
— Впервые слышу, но выглядит здорово, — сказал я.
— И я больше не пользуюсь лаком для волос. С лаком носили еще в восьмидесятых. Слишком гламурно, по-моему. В общем, я разочаровалась в «новой волне», это как-то...
— К тому же без лака безопаснее с точки зрения пожара, — поддакнул я. — Кто-то бросит непогашенный окурок, и ты вспыхнешь, как Майкл Джексон.
Она озадаченно посмотрела на меня.
— Однажды, когда Майкл Джексон снимался в рекламе пепси, у него загорелись волосы, — пояснил я. — Помнишь?
— Это было, наверное, еще до того, как я родилась, — сказала Кит, снова заставив меня почувствовать себя старым кретином. Я был настолько задет ее словами, что не смог быстро придумать достойный ответ.
— Как бы там ни было, Шон, я рада, что ты снял с себя эти древнеримские шмотки. Без них ты выглядишь куда лучше.
— Спасибо. И все-таки объясни еще раз, почему я должен наряжаться, чтобы встретиться с твоим папочкой? — спросил я.
— Потому, — ответила она назидательным тоном, — что мой папа вроде как богатый человек. Он может найти тебе работу получше, чем скакать по песку в этой идиотской юбочке и сражаться на мечах с каким-то английским пижоном. Да и платят тебе небось сущие гроши.
— Откуда ты знаешь? И к тому же — с чего ты решила, что я захочу работать на твоего па?
— Саймон сказал, что вы получаете меньше шести долларов в час, — сказала она.
— А сколько готов платить твой отец?
— Двенадцать баксов получает квалифицированный рабочий, девять — неквалифицированный. Ну а по правде, двенадцать долларов он платит ирландцам и девять — всяким там мексиканцам и португальцам, — пояснила Кит, очаровательно улыбнувшись.
Я смотрел на нее, стараясь понять, издевается она или просто шутит, но нет — Кит говорила серьезно. И ее, похоже, совсем не беспокоило, что ее отец вел себя как отъявленный расист.
— Будет не очень-то здорово, — добавила она, — если я скажу: «Вот, папочка, очень хороший ирландский парень, которому нужна работа», и тут входишь ты, одетый как долбаный Юлий Цезарь.
Я потер подбородок и кивнул:
— Кит, скажи, почему ты хочешь мне помочь?
— Потому что ты пытался спасти мою жизнь, потому что ты — ирландец, а еще потому, что в этом древнеримском костюме ты выглядишь как чертов извращенец. Такой работы, как у тебя сейчас, я бы не пожелала и злейшему врагу!
— Это не римский костюм. Мы представляем греков и троянцев, — поправил я.
— Кого-кого?
— Мы с Саймоном разыгрываем эпизод войны между троянцами и греками. Поэтому-то наши мечи не железные, а бронзовые. Как видно, те, кто готовил наши костюмы, знают толк в деталях.
Кит скептически оглядела меня и прикусила губу. Вышло у нее это совершенно очаровательно. Сама она, вероятно, даже не сознавала, как сильно на меня это подействовало. Кит что-то делала со мной, делала на редкость быстро и эффективно, так что я просто не успел подготовиться к обороне. А потом стало уже поздно. В считанные часы Кит форсировала ров и перебралась через стену моего замка; впрочем, ворота в него и так были открыты: мне и в голову не пришло закрывать их перед ней.
— Ну знаешь... — проговорила она обиженным тоном. — Я не думала, что эта работа тебе так... нравится. Если ты намерен заниматься этим все лето, я не стану тебе мешать.
— О нет, нет! Я не прочь познакомиться с твоим отцом! — сказал я и улыбнулся, словно делая бог весть какое одолжение.
— Отлично, — кивнула Кит, явно довольная собой.
Снаружи было уже совсем темно, но дождь почти кончился. Кит встала и бросила на меня нетерпеливый взгляд:
— Нам пора идти. Джеки, наверное, уже гадает, куда я запропастилась. Ты ведь не против познакомиться с остальными?
— С какими остальными?
— С Трахнутым, Соней и Джеки.
— С Трахнутым? А это еще кто такой?
— Старый друг моего отца. Еще по Ирландии.
— Трахнутый — это прозвище?
— Да. Его прозвали так потому, что он действительно немного шизанутый, но мне он нравится.
— А Соня — твоя мачеха?
— Я же тебе говорила: моя мама умерла. То есть она тоже была мне приемной матерью, но... в общем, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Кажется, понимаю... А твоя настоящая мать — она жива?
— Да, наверное, жива, только я не знаю, кто она.
— А ты никогда не пыталась...
Она остановила меня взмахом руки. Я прикусил язык.
Кит ненадолго зажмурилась, а когда открыла глаза, я увидел, что она не на шутку расстроена.
— Если хочешь нормально общаться со мной, Шон, усвой одно простое правило: никогда не спрашивай о моих настоящих отце и матери. Ты можешь говорить со мной о чем угодно, только никогда не интересуйся, хочу ли я когда-нибудь увидеться со своей родной матерью или с отцом. Все об этом спрашивают, а меня это... раздражает. У меня есть отец, и он самый лучший и самый храбрый, как ты имел возможность убедиться. Другого мне не нужно. И мать у меня тоже была — настоящая мать. Я не знаю, кто мои биологические родители, и мне наплевать. Мой настоящий отец — Джерри, и точка!
Кит разошлась не на шутку — во всяком случае, мне так показалось. Впрочем, все только что сказанное помогло мне не нарваться на неприятности, потому что — если говорить откровенно — рано или поздно я наверняка бы спросил, не пыталась ли она разыскать своих родителей. Несомненно, множество людей в прошлом уже совершили эту роковую ошибку, и Кит не хотелось, чтобы я тоже попал в их число.
— Я уверена, что мой настоящий отец — обыкновенный недотепа, — продолжала Кит. — Думаю, он из тех идиотов, которые пытаются испробовать приемы каратэ на львах в зоопарке, падают в чан с жидким шоколадом или умирают, помочившись на третий рельс в метро, — добавила она с недобрым смешком.
Я тоже рассмеялся, хотя приведенные ею примеры глупости показались мне не столько смешными, сколько пугающими. В Кит временами проглядывала неженская жестокость, которую она, вероятно, переняла у своего приемного отца.
— Ладно, кто еще там будет? — спросил я.
— Только Джеки. Я тебе о нем говорила, он мой бойфренд, — сказала Кит с обезоруживающей прямотой.
— Как, до сих пор?! — воскликнул я, разыгрывая удивление.
