Ты должна признать это, Лаура, почва была подготовлена Бэдом. Его расистские шуточки, словечки, перемигивания с сыном… Том дышал этим воздухом… Гнусным воздухом, отравившим юношу с хорошими задатками и добрым сердцем. Неужели время упущено, Лаура?
– Смотри, вот Полярная звезда, – сказал Том.
– Где? – спросил Тимми.
– Вон, смотри, – сказал Том. – Полярная или Северная звезда. Моряки определяют по ней направление.
– «Светлая Вечерняя звезда» Вагнера… – прошептала как будто для самой себя Лаура. – Такая чудесная нежная музыка.
– Это единственная неподвижная звезда, – продолжал Том. – Все остальные движутся, кружатся в течение суток. Когда-нибудь ты изучишь хоть азы астрономии, – он ласково погладил Тимми по плечу. – А может быть, и всерьез ею заинтересуешься. Я еще только начал, занимался всего один семестр, но хочу продолжать.
«Как он может думать об изучении звездного неба и говорить такие вещи, которые она услышала от него сегодня за столом?» – изумилась Лаура.
– Расскажи что-нибудь, я никогда не разбиралась в звездах, – дружелюбно обратилась она к Тому.
– Вот сюда смотрите! – воскликнул Том. – Смотри, Тимми, вот эти семь звезд, – разве не напоминают они медведя? Так и называется это созвездие – Большая медведица. А вот, рядом, – следи за моим пальцем, сосчитай-ка – тоже семь звезд. Это Малая медведица. Знаете, что мне нравится в этой науке? Точность. Это изумительно. Все предопределено. Вот, двенадцатого августа, ну, может быть, на день позже или раньше, будет дождь метеоритов. А пятнадцатого ноября – еще один, утром. Даже время дня известно, подумать только! Фантастика!
– Мам, у меня желудок болит, – пожаловался Тимми.
Она сразу вскочила:
– И тошнит тоже?
– Да сам не пойму. И то и другое.
– Это праздничный ужин, – успокоил Том. – Переел немножко.
– Иди наверх и ляг в кровать, я принесу тебе лекарство.
– Нет, – сказал Том, – я все сделаю. Ты сегодня устала, мам. Тим сам знает, какое принять лекарство. Иди наверх вместе с Графом, братишка, а я согрею тебе молока, принесу, и мы еще поболтаем.
Том услышал из кухни, что Тимми резко закашлялся. Он знал, что тошнота и боли в желудке всегда связаны у брата с мучительным кашлем. Согрев молоко и добавив мед, он отогнал мрачное видение – Тимми снова в больнице – и понес кастрюльку в комнату к брату. – Вот выпей. Пей медленно.
Тимми и сам все знал, но послушно кивнул головой. После нескольких глотков кашель стал затихать.
Том смотрел на тонкие пальчики Тимми, сжимавшие высокий стакан. Ручки маленькие, фигурка хрупкая, ниже всех в классе. Но одноклассники были добры и ласковы с Тимми, никто не дразнил его «коротышкой». Наверное, родители сказали детям, что их сверстник очень болен.
– Смотри-ка, Граф беспокоится, когда я кашляю, – сказал Тимми.
Собачонка сидела в ногах кровати и переводила блестящий взгляд со своего маленького хозяина на Тома.
– Знаешь, он мой лучший друг… после тебя, конечно.
– Ну, я тебе не только друг, но и брат, а это больше.
Выпив молоко, Тимми обхватил колени руками и выжидательно посмотрел на Тома. Тот понял, что Тимми желает доверительной беседы.
– У тебя есть девушка, Том? – спросил Тимми.
– Ну, в каком-то смысле есть, а в общем – нет. – Том не хотел откровенничать с малышом о Робби. – В колледже встречаешь много девушек. На лекциях, на танцах, на футболе. Ну и заводишь знакомство – на неделю, на месяц. Знаешь, как это бывает. Сейчас у меня нет девушки.
– Это плохо, Том, заведи скорее.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что у меня есть девушка, – прошептал Тимми в ухо Тома. – Только обещай никому не рассказывать.
– Обещаю, – торжественно сказал Том.
– Ее зовут Мэри Бэт. Я каждый день сажусь на ленч за ее стол.
– Да-а?
– Да, она меня приглашает.
– Ну, что ж, у нее недурной вкус, если она тебя приглашает. А она хорошенькая?
– Самая хорошенькая в классе! Она потрясающая, Том! И одевается потрясающе.
– А какие у нее волосы?
– Каштановые. С золотистым отливом.
– Я бы хотел посмотреть на нее, Тимми.
– Ну приходи на наш выпускной вечер. Папа и мама всегда приходят, и ты можешь, если захочешь.
– Конечно, захочу!
Такое маленькое бледное личико с задумчивыми глазами – мамиными глазами. Том раньше не замечал этого, а теперь вдруг осознал, что у обоих – глаза мечтателей, которые думают о чем-то своем, даже когда говорят с вами. Но ведь все говорят, что и Том похож на мать. И на отца тоже.
Тимми зевнул, но ему не хотелось отпускать Тома.
– Папа подарил мне новую игру, посмотри.
– Ты на часы посмотри, а в игру поиграем завтра! Как ты себя чувствуешь?
– Отлично.
– Ну, тогда спокойной ночи, до завтра.
Том сидел в своей кровати и читал «Протоколы сионских мудрецов». Это был репринт старинной книги, и Робби уверяла Тома, что все написанное там – чистая правда. Там говорилось, что евреи посылали в каждую страну старого мудреца, который подготавливал осуществление в этой стране господства евреев, которое потом должно было утвердиться на всей планете.
Том засомневался. А, может быть, это и правда. Ведь сколько всяких владений у евреев только в их городе. Половина больших магазинов и лавок – ювелирных, магазинов одежды, обуви, спортивных товаров. В кардиологическом отделении больницы, где в прошлом году делали операцию тете Лилиан, заведующий был еврей. Всюду встречались эти люди, занимающие важные посты, живущие в роскоши.
– Нет, – уверял он себя, – в этой книге изложены правдивые факты. Просто люди их не знают. Папа, конечно, знал эти факты. Но он был занят работой, обеспечивал семью, он не хотел наживать себе врагов… и не хотел расстраивать маму. Не было смысла спорить с мамой, и отец любил ее такой, какая она есть. Не понимающая жизни, погруженная в свои книги и в музыку.
Он поднял руку, чтобы выключить торшер, и увидел на своем столе в вазе пышную красную розу. «Какая красивая… мама срезала ее к моему приезду, – подумал Том. – Она пошла в сад и срезала ее».
«…Нет, я не должен был так говорить за обедом. Это огорчило маму. Может быть, не надо было оставлять в своей комнате ни книги о Гитлере, ни даже фотографии Джима Джонсона». Эти вещи появились в его комнате, когда он начал спать с Робби. Тогда началась его взрослая жизнь. Он растянулся в кровати, расслабив каждый мускул своего тела, и вдруг ощутил сладкую боль в чреслах, представив рядом с собой гибкое тело прижавшейся к нему Робби.
«А Тимми, – подумал он, – наверное не узнает этой пронзительной сладкой боли, радости и печали земной любви».