«А Тимми, – подумал он, – наверное не узнает этой пронзительной сладкой боли, радости и печали земной любви».
За окном летняя ночь звенела стрекотом сверчков, как звенела тысячу лет назад. А на другой планете, вращающейся вокруг другого солнца, другие существа наполняют ночь своей музыкой. «Ученые говорят, что после гибели жизни на планете останутся одни насекомые. Тараканы? Пф-ф… сносно. Ну а сверчки вообще – симпатичные создания. Всю ночь они стрекочут под моим окном…». Он заснул.
Лаура сидела, задумавшись, на неосвещенной террасе, пока не послышался шум колес подъезжавшей к дому машины. Заперев машину в гараже, Бэд прошел на террасу по росистой лужайке.
– Эй, почему ты здесь?
– Ничего, просто не хочется спать.
– Сидишь одна. Что случилось?
– Право же, ничего.
– Я тебя знаю. Чувствую, если что-то с тобою не так.
Так оно и было, но не пускаться же ночью в объяснения. Да Лаура и не хотела посвящать в свои настроения Бэда. И потом – она устала… Ах, как она устала…
– Как прошло твое собрание? – спросила она Бэда, не отвечая на его вопрос.
– Превосходно. Хотя слишком затянулось для воскресной ночи. Что поделаешь, люди любят сами себя послушать. – Он поцеловал ее. – Да у тебя новые духи. Как они называются?
– «Белые плечи».
– О, твои белые плечи… И белая грудь… И все остальное… А знаешь, я проголодался. Сделай мне сэндвич.
Кухня, как и весь дом, была предназначена для большой семьи. Фарфоровая посуда в буфете – тонкий китайский фарфор, сияющие медные кастрюли на полках до самого потолка, две плиты – электрическая и редко используемая, но начищенная до блеска, старинная, отапливаемая углем. Аккуратная связка дров, приготовленная в углу для растопки камина в зимние вечера. Кружевная паутина вьющихся растений на окне.
– Люблю наш дом, – сказал Бэд. «Мой дом – моя крепость». Да, и каждый должен защищать эту крепость, не щадя своих сил. Это я понимаю.
– К счастью, у нас в Америке нет враждебных сил, против которых надо оборонять свой дом.
– Напрасно ты так уверена. Старый уклад под угрозой. Его ненавидят евреи, негры, люмпены. О католиках я этого не скажу, я знаю среди них порядочных людей, но для них на первом месте преданность Папе. Не Америке.
– Не хочешь ли кусочек кекса? Я испекла два, один тетушкам в дорогу.
– Спасибо, не стоит мне есть сдобу, я уже выпил сегодня пару пива. Лишний вес – реальная угроза для меня. – Он откинулся на спинку стула и откусил кусок сэндвича. – Один приятель рассказал мне, что на улице Фейрвью поселилась пара черных. Купили дом Блейров. Хорошенькое дело!
– Да, мне сказала Лу Фостер.
– Такой прекрасный район и вдруг вселяются эти вшивые подонки.
– Они имели право купить этот дом, – возразила Лаура.
– Закон можно обойти. Повысить цены так, чтобы они купить не смогли.
Пальцы Лауры сжали ручку кофейной чашки, но она возразила спокойно:
– А, может быть, они славные люди…
– Ну, может быть… Но, черт возьми, Лаура, будь же реалисткой!
– Я именно реалистка в этом вопросе.
– Но я рад, что не буду иметь с ними дела. Они все-таки не совсем рядом с нами поселились. Вот Ордвеи сумеют облить их холодом.
– Ордвеи? – Это были владельцы соседнего с домом Блейров дома. – Ну, и как они, по-твоему, будут себя вести?
– Ну, будут их игнорировать, – пожал плечами Бэд. – Глядеть сквозь них, словно они прозрачные.
Да, Грэйс Ордвей сумеет так себя вести. Выражение лица у этой дамы всегда было такое кислое, как будто она сосала лимон. А у мужа всегда было злое и чем-то недовольное выражение лица. Такая пара может напугать черных соседей.
Как-будто уловив ее страх, Бэд заметил:
– А знаешь ли, мне кажется, что на этой улице в скором времени случатся беспорядки.
– Что ты имеешь в виду?
– Кто знает? Но, конечно, многим людям это вселение черных совсем не по душе.
В душе Лауры закипала ярость.
– Да – таким людям, как ты, – сказала она, четко выговаривая слова. – Как ты, и, к сожалению, как Том, тоже.
– Том? – удивленно вскинул брови Бэд. – В чем ты нас – меня и его – можешь обвинить?
– Не в поступках, нет. Но ваши слова подстрекают тех, кто совершает поступки. Ваши идеи, ваши речи вдохновляют их, и в сущности вы так же виноваты, как и они.
– Я не виноват, что ты такая сердобольная, Лаура. Наверное, готова помочь любому ленивому негру, который клянчит милостыню, или еврею с подписным листом на сооружение Стены плача.
Она сжала руки, чтобы заставить его замолчать:
– Лучше иметь слишком мягкое сердце, чем ледяное, или чем вовсе не иметь сердца.
Бэд улыбнулся своей ослепительной улыбкой, – он не любил вести споров. Но Лаура не желала остановиться:
– Я не могу сладить с тобой! Я не виню тебя – у тебя было суровое детство. Но я не позволю тебе сеять зло, семена которого растут в душе Тома. Он становится холодным, жестоким. А потом это коснется Тимми.
– Говори потише, не то разбудишь тетушек!
– Говорить с тобой – все равно, что биться головой о каменную стену. Будь ты проклят, Бэд!
– Да полно тебе, Лаура, вечно ты все преувеличиваешь! Это твой недостаток, хотя других у тебя нет. Том – образцовый сын. Если он наберется ложных идей, то это временное и мы с этим справимся. Мы с тобой – разумные люди, и не дадим злу проникнуть в наш дом. Идем же в кровать. Я устал.
– Иди, а я – нет.
– Не устала или не хочешь в кровать?
– То и другое.
– Ну, идем же в кровать, ты от меня получишь кое-что приятное.
– «Приятное», – повторила она. – Ты мне омерзителен.
Он рассмеялся и потрепал ей пальцем волосы.
– Ну, как хочешь. Я иду спать. Завтра мы все это переживем, и я не буду тебе омерзителен.
Она ждала в кресле, пока он заснет, – обнаженный и мужественный под одеялом. Потом она легла на краешек широкой супружеской кровати и бодрствовала почти до утра, думая о том же – что она все могла простить Бэду, пока не поняла, что тень зла ложится на Тома. – Том. – Это была последняя мысль, перед тем, как она задремала.
ГЛАВА 4
Пару дней спустя взволнованная Бетти Ли обратилась к Лауре:
– Вы знаете этот красивый кирпичный дом на улице Фейрвью, ну, с металлической оградой кругом?
– Да, это дом Блейров. Они дружили с моим дедушкой и бабушкой, то есть, их дедушка дружил.
– Так они дом продали.
– Да, я слышала, – отозвалась Лаура.
– Но вы не знаете, кто его купил!
Блеск оживления в глазах Бетти Ли почему-то был неприятен Лауре, напомнив по непонятной ассоциации ужасное позавчерашнее утро, предвестие беды, высказанное Лу Фостер, и вчерашний разговор с Бэдом.
