Стас коротко кивнул.
– Спайкер! Утром садишься на телефон и обзваниваешь все частные авиаэскадрильи. Твоя задача выяснить, чьи самолеты в момент убийства были в районе Сарая. А мы с Полынером отправимся в парк дирижаблей, выясним про них. Всем все ясно? Прощайтесь с хозяином, и выезжаем.
Стас торопливо, в три больших глотка, допил кофе. Когда еще придется побывать в мессельтресском офисе…
* * *
«В рабочий полдень, мученички! Я, черт побери, не слышу стука ваших сердец и нет-нет да и задаюсь вопросом: «А есть ли еще жизнь по ту сторону динамика?» Жизнь-жистенка-жестянка. В последнее время я начинаю ненавидить филологию и в целом ощущаю некий упадок духа. Вот вам самый очевидный прогноз погоды – завтра будет еще хуже. Звучит, не так красиво, как у метеорологов, но суть передает точнее. Порывы ветра будут меньше, небо будет еще безоблачней, а температура воздуха еще выше. Ох, не к добру эта мертвая тишина, грядет что-то, уважаемые, грядет. Как говорил какой-то там классик: «А что это за шаги какие-то на лестнице? А это нас арестовывать идут…»[4] Поставлю-ка я вам печальную композицию группы «The Prophets» – «Everybody’s got a dance»… А сам я прощаюсь с вами до, если повезет, завтра. Спите чутко, родные мои. Прислушивайтесь к шагам…»
Город вырастал навстречу тяжелым массивом многоэтажной стены окраинных небоскребов, перечеркнутой хрупкими, при взгляде издали, фермами внешних несущих конструкций. Абсолютно лысое небо сбрасывало вниз последние крохи света, уже подпорченные плесенью вечерней синевы и нескончаемым жаром, идущим от асфальта, от бетона, от металла, ото всего. Мелькнул в жарком мареве рекламный столб над развязкой. Округлые буквы «Кока-колы» таранили сумерки во всем своем величии, самодельные плакаты воинствующих амишей были бесследно удалены.
Югира задумчиво мычал под нос в унисон радиоле и копался в синей папке, Спайкер и Полынер дремали в салоне. При этом Полынер был похож на прикорнувшего байкера, а Спайкер был похож на самого себя: даже уснув, он с нежностью прижимал к груди автомат. Стас вел микроавтобус по выделенной полосе, изредка включая сирену. Не столько для того, чтобы расчистить дорогу, сколько чтобы увидеть в зеркале заднего вида, как вскидывается в салоне Ник и как вообще никак не реагирует Полынер. Старина Халли покинул эфир, поставив на круг свою любимую нарезку серфовых композиций. Дома у Стаса была пластинка с записью, пойманной с эфира. Называлась она «Surf to the Hospise» и была, разумеется, абсолютно нелегальна. Стандартный блин «на костях», запись ниже среднего, все как положено. Во время одного из рейдов была конфискована целая партия таких «костей», штук двести. Но, если верить документам, до хранилища улик добрались лишь сорок штук. Таким образом, Стас и многие другие сотрудники Управления стали обладателями любимой пластинки старины Халли. Ходили слухи, что к концу месяца он выкинет на черный рынок новый диск из серии VA[5]. Слухи были абсолютной чушью. Если бы VA были делом рук самого Халли, то какого черта ему было снимать запись с собственной передачи через, судя по всему, обычную магнитолу? Но пластинку ждали. ОМОН с кафедры экономических нарушений, по слухам, уже наводит справки, у каких именно продавцов пластинка появится первой. Все официально, чтобы предотвратить и не допустить.
Ближе к городу пришлось постоять, муниципальная полоса была забита караваном длиннокузовных трейлеров с маркировками правительственной продовольственной службы на бортах. Толстый регулировщик, вяло помахивая жезлом, топтался у будки. Его глаза зорко вглядывались в поток автотранспорта, а лицо лоснилось от пота.
– Почему все регулировщики такие толстые? – покачал головой Стас.
– Наверное, это знак принадлежности к касте, – не отрываясь от бумаг, проговорил Югира. – У гейши бант должен быть сзади, у проститутки – спереди, а дорожный полицейский должен быть толстым.
– Что за бант у проститутки? – не понял Стас.
– Я имею в виду японскую проститутку… Вот же черт…
– Что такое?
– В том-то и дело, что ничего, – сказал Югира устало и закрыл папку. – Надеялся понять, где еще выстрел был сделан в таких же условиях, что и в Сарае. Но все остальные были убиты в городах, окружающие здания позволяют сделать выстрел с необходимой высоты. Все равно надо будет проверить рейсы аэропланов и дирижаблей по датам. Да и выстрел в Сарае может оказаться нехарактерным.
– Ублюдок говорил, что серийные убийцы редко меняют почерк.
– Если это серийный убийца, – покачал головой Югира. – И если это все та же серия.
* * *
Дома было жарко. За тонкой стеной вяло переругивались соседи, откуда-то сверху неопределенно пробивались басы знакомой мелодии. Стас включил телевизор для звукового фона, включил потолочный вентилятор и открыл окна. В холостяцком однокамерном холодильнике терпеливо дожидалась его бутылка пива. Вынутая из холода, она мгновенно покрылась конденсатом. Стас торопливо свернул крышку и сделал два больших глотка. Спать, разумеется, уже не хотелось. На экране телевизора мелькнула знакомая картинка: дорожный знак, на котором из баллончика было криво выведено: «The Motorcycle Boy Reigns»[6]. Стас прижался спиной к стене и медленно сполз на пол, не отрывая глаз от экрана. По пыльной улице, словно выхваченной из сегодняшнего дня, шагала компания во главе с чертовски молодым Диланом. Стас усмехнулся и отсалютовал ему бутылкой.
* * *
То ли метеорологические источники Халли подвели его, то ли природа решила обвести вокруг пальца испуганное жарой человечество, однако утром внезапно посвежело, задул ветер, и на небе показалось несколько малообещающих, но все же облаков. Стас проснулся за мгновение до того, как будильник в виде пивной банки начал стучать сокрытыми молоточками по жестяным бокам. Прелесть данного устройства состояла в том, что специальной кнопки для выключения у него не было и, чтоб угомонить жестянку, требовалось просто шлепнуть по ней кулаком. Подарок Бруно на прошлый день рождения. До прибытия «Черкеса» оставалось еще добрых три часа, и Стас впервые за долгое время позволил себе проваляться в утренней лени четверть часа после сигнала будильника. Это утро щедро раскидывало обещания.
Стас, зевая, осмотрелся. Ему нравилась эта нора. Письменный стол с лампой под зеленым абажуром (куплена на гаражной распродаже за копейки у какого-то обанкротившегося дельца). Книжная стойка, забитая стопками музыкальных и автомобильных журналов, детективных комиксов в духе нуар и какими-то безделушками из серии «рука не поднимается выбросить». Две книги на стойке – «Алиса в Хулливуде» Кемпбелла и «Люблю мой «Смит-Вессон» Боукера – Стасу не принадлежали, он предпочитал пользоваться библиотекой Управления, где среди прочего можно было найти неплохие запрещенные книги. Пользоваться служебным положением в личных целях иногда бывало не только приятно, но и весьма полезно. Вместо гардероба Стас использовал встроенный в нишу турник, на котором висело несколько вешалок с двумя костюмами, практически неношеным мундиром, десятком рубашек и галстуками. Под турником на старом табурете были сложены футболки и трусы, а под табуретом стояла обувная коробка, в которой Стас хранил носки. Придвинутый к столу, стоял купленный на той же распродаже чрезвычайно удобный стул с подлокотниками. Ну и, собственно, раскладное кресло-кровать… Вот и вся обстановка. На пожелтевших, доставшихся еще от прежнего хозяина (если не вообще с довоенных времен) обоях висели киноафиши («The outsiders», «Касабланка», «Одиночка») и календарь с восходящей кинодивой, имя которой Стас никак не мог запомнить, хотя задницу эту узнал бы из тысячи. Под потолком лениво толкал застоявшийся воздух вентилятор. Обычная холостяцкая берлога устоявшегося в жизненных приоритетах человека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
