Наша семья разрушена, так и не став такой, о какой я мечтала.
Я начала её разрушать, даже не воспринимая это как полноценную семью, раз нет ребёнка.
А он закончил. Выбрав Анжелу, даже если на один раз.
— Я не вернусь в город. Пожалуйста…извинись за меня в цветочном магазине, за то, что я не вернусь на смену…у меня нет номера хозяйки. — мой палец снова жжёт помолвочное кольцо, я кручу его, а затем снимаю.
— О чём ты?… — он больше не делает ко мне шагов, а я наоборот, ступаю назад.
— Прости, я не могу… — и швыряю кольцо прямо в воду, обратно в реку. Он машинально дёргается, чтобы поймать его, но не получается. И в этот момент я срываюсь с места и бегу как можно быстрее.
До безумной боли в груди. До того, как уже задыхаюсь. До того, как сводит мышцы на ногах и ноют ступни из-за веток и прочего мусора, на который я наступаю.
Не прекращаю бежать. До города так добраться нереально, но до моей деревни да. Река не так далеко от неё. И я бегу, без оглядки. Просто хочу домой, к маме. И никогда не видеть больше Марата.
Потому что я люблю его, но только за прошлое. Потому что я всё сама разрушила, сделала ему так больно, а потом ещё и возненавидела за результат моих же действий…
Точнее, бездействий.
Да, он мужчина и сам должен всё делать. Но это не значит, что он какой-то камень, робот без чувств, обязанный выполнять поставленные задачи.
Каково ему было, когда я даже его утренние сообщения читала раз в неделю кучей, а не каждый день, хотя всё это время была дома?
Я вспомнила это только сейчас…сообщения, которые я даже прочитать не могла, потому что только и думала об очередной одной полоске на тесте. Об очередном УЗИ без результата.
Какая же я…
Дорогу, по которой я бегу, резко освещают фары. Машина всего за пару минут нагнала меня.
Марат не хочет меня отпускать даже когда я выбросила найденное им помолвочное кольцо обратно в воду и трусливо сбежала.
Я снова наплевала на его старание. Снова сделала ему больно. А он не отстаёт.
И от этого лишь хуже.
— Нет! Прошу, отстань! — слёзы снова текут по лицу, застилают мне обзор и я об что-то спотыкаюсь.
Падаю. Но успеваю подставить вперёд руки. Лишь обдираю их, но не бьюсь животом.
Ладошки и коленки горят от боли, я задыхаюсь от нехватки воздуха. Мокрые волосы висят сосульками перед пыльной дорогой, становятся ещё грязнее, как и платье, тяжелеющее от холода, становящееся невероятно мерзким…
А машина тут же тормозит прямо передо мной. Беркутов за секунду оказывается рядом и сразу же хватает меня.
Даже в полумраке я вижу его избитое, не проницательное лицо. Словно он камень и лишь в глубине тёмных глаз пылает адский огонь. Его сбитые руки крепко меня сжимают.
— Нет! Я сказала, что всё кончено! Отпусти! Отпусти! — меня бьёт в настоящей истерике, но он не слушает! Заталкивает меня в машину.
Двери снова заблокированы, когда я только успеваю перегруппироваться и начать дёргать за ручку. Он снова за рулём.
Мы встречаемся взглядами через зеркало заднего вида. Меня охватывает дрожь от этого дикого взгляда.
Он вжимает педаль газа чуть ли не в пол, стремительно набирая скорость, и мы уносимся по лесной дороге вперед.
Он увозит меня не в сторону города! Но и не в сторону дома мамы!
Я снова не знаю, куда мы едем!
27 глава
Машина останавливается. Но у меня даже сил в окно посмотреть нет.
Я потратила их все, пытаясь открыть дверь, пытаясь выбить окно и пытаясь… чуть ли не придушить Марата. Просто потому что мне окончательно сорвало крышу.
Всё лицо в слезах. Виски безумно пульсируют от боли. Волосы и одежда сырые и тяжёлые, тело продрогло. Мышцы ног горят от бега. Ладошки, коленки и ступни исцарапаны.
Я такая глупая. Но Марат всё равно рядом. Выходит из машины, открывает мою дверь и хватает на руки.
Он действительно меня любит и хочет починить наш брак?…
Но это же невозможно!
Не после всего, что было.
— Отпусти… — единственное, что у меня выходит выдавить.
Он не слушает. Несёт дальше в своих израненных руках. И теперь я понимаю, куда мы приехали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это дом его дедушки. Я была здесь всего один раз. Марату было тяжело сюда ездить после его смерти, поэтому мы всегда гостили у моей мамы, а не здесь.
И даже ехали мы в прошлый раз не той дорогой, которой сейчас. Эта отдалённая часть деревни единственное не особо знакомое для меня место. Что в детстве, что сейчас.
Слишком близко к части леса, где раньше водились волки, их отстреляли давно, но детям не разрешали бегать здесь. Даже страшилки рассказывали, чтобы слушались.
Марат лишь закатывал глаза на эти байки и спокойно тут жил. Никто из нас никогда не видел здесь и намёка на волков. Но я слушалась и не ходила к нему в гости, даже когда выросла.
Всегда он крутился вокруг меня, словно тигр у добычи.
Пока я не погрузилась в беременность с головой и…
— Хватит думать. — вдруг говорит Марат и отпускает меня на крыльцо. Шарится в досках на полу. Давно говорил, что одна из них поднимается и там он прячет ключ от двери.
— …Что? — я так и стою на месте. Даже с лестницы спуститься сил нет. Ноги всё слабее и слабее. Хочется рухнуть прямо здесь и больше никогда не подниматься.
Не следовало бегать босиком, мокрой, когда температура стала ниже… следовало сразу в машину сесть.
Это было бы разумнее. Он ведь всё равно поймал…
Но я никогда не поступаю разумно…
Будь я мужчиной с такой женщиной, прибил бы её уже…
— Я сказал, хватит думать. Я по одному твоему лицу вижу, что ты накручиваешь себя. Прекрати. — он открывает дверь и дёргает меня внутрь ещё до того, как я успеваю что-то понять. После чего он запирает дверь.
Мы стоим в просторной веранде. Марат включает свет и ищет второй ключ уже в другом секретном месте.
Небольшой диванчик, столик, два кресла и старый шкаф в углу. Такое место для посиделок, когда вроде и дома не хочешь сидеть, но и не на улице. Днём тут очень солнечно из-за множества окон.
Здесь здорово, но очень пыльно…
— Зачем ты привёз меня сюда?
Он нашёл ключ и уже открывает вторую дверь. Сразу же за ней висит шторка из сплошной ткани, чтобы мухи не влетели, если днём дверь открыта, мама так раньше делала. Марат приподнимает её и ныряет рукой в темноту, нащупывает выключатель.
Теперь свет загорается и внутри дома.
— Жить.
— В смысле? — мне нравится в деревне. Да, в городе больше возможностей, но и жить в деревенском доме для меня не ад.
Но я не понимаю. Он сейчас серьёзно?
— Мы будем здесь жить, раз ты не хочешь в город. — спокойно подтверждает и снимает мокрую обувь.
— Я не понимаю. А как же…
— Что "как же"? Работа? Наша квартира, ещё что-то? Да плевать мне на всё это, раз наш брак настолько паршив, что ты убегаешь от меня ночью, босиком, вся мокрая, по лесу и хрен пойми куда! — он повышает голос, я вижу, как напрягается его шея и сжимается кулаки, как его лицо покрывается пятнами гнева, делая синяки ещё заметнее. Он зол от одних лишь слов об этом, даже представить не могу, что почувствовал, когда видел этот мой странный, трусливый побег.
— Я к маме… — чувствую себя виновато, голос дрожит.
А он снова перебивает меня.
— Никакой мамы! Будешь здесь жить со мной.
— Ты не можешь так делать со своей работой. Ты владелец не одной компании и…
— Могу. У меня есть генеральные директора, на крайний случай, в городе есть отец. Надо будет, он сделает что-то за меня. — его голос твёрд. Уже всё решил. И не собирается менять планы.
— Но…
— Да! Специально я так работой себя загнал! Я же уже сказал почему. Лишь на Мальдивы действительно не смог поехать. Но сейчас, даже если не смог бы тут быть, я буду. Потому что мне надоело. Я заставлю тебя быть со мной и снова счастливой.
Я даже не об этом хотела сказать, но больше не возражаю. Стою на месте. Неловко и устало хлопаю ресницами.
