Всего через секунду этого всего не становится, хоть и холодное.
Я голодно ем, быстро жую, глотаю, запиваю чаем. Но это не то!
Мама удивлённо хлопает глазами, замечаю это совершенно случайно.
— Хочешь, пойдём ко мне и я не буду его пускать, пока ты не захочешь? — она внезапно предлагает самый лучший вариант из возможных.
— Хочу! А ещё очень хочу есть…ты можешь пожарить мне мяса? Прям такие стейки забабахать и чтобы было что-нибудь сладенькое сверху?
От одной мысли о большом куске мяса меня аж плющит и уже практически слюнки текут. Я забываю обо всём.
В голове лишь мясо. Малыш внутри так просит кушать?
Я давно не ела, со вчерашнего утра. Один день же прошёл?
…Ой! Марат же, наверное, вообще забыл о моих словах, чтобы предупредить Ирину, что меня не будет на работе! Чёрт!
Я вскакиваю с кровати, утягивая за собой плед. Где все мои вещи? Там должно быть нижнее бельё, платье и… ничего.
Боже! Я ещё и сумку забыла либо сразу в машине Аринки, либо в ресторане, когда начала скандалить с Артуром. А там ведь мой телефон!
Какая же дура…и что сейчас с Ариной ещё?! Её же схватил чёртов Громов.
Сколько же всего произошло, а я только сейчас это осознала…
— …Сладенькое? — А вот мама только на это и реагирует, наверное думает, что я просто вещи свои ищу. Или так отойти от моей просьбы не может?
Хотя…что такого? Это самое нормальное из того, что мне хочется.
— Не знаю…есть варенье из смородины? — на автомате бормочу, так и не найдя свои вещи.
Вспоминаю, что даже если бы телефон был, номера Ирины то всё равно нет. Разве что Арине бы написать, чтобы узнать, что с ней.
Надеюсь, всё с ней нормально, я ведь не помню её номер наизусть, чтобы с маминого даже написать.
— …Ты будешь есть мясо с вареньем? — мама всё никак угомониться не может.
— Ну делают же сладкие соусы…
— Ну это… наверное… другое?
— Ну мам… — я строю такие глазки, какие только могу. Стоя перед ней просто завернутая в плед и с сеновалом на голове.
— …Ладно. — она сдаётся.
Ура! У меня будут сочные куски мяса и сладкое варенье сверху!
Нам с малышом будет очень вкусно.
— А где мои вещи, кстати?
— В гостиной, на сушилке. Ужасное платье, кстати! Слишком вульгарно. — фыркает она, но не серьёзно, для вида. По глазам вижу.
Поднимается с кровати и топает в гостиную, я за ней, прямо на пледе.
— Ну мам! Один раз же живём. — не объяснять же ей, для чего оно вообще нужно было.
— Чтобы глаза мои его больше не видели! Я принесла тебе твой домашний халат.
Мы оказываемся возле сушилки, я забираю своё нижнее бельё, а затем тот самый халат, который она тоже повесила рядом.
Приятная, хлопковая ткань тёмно-синего цвета, но по ней разбросано множество светлых, маленьких цветочков, что этого даже не заметно. Халатик мне чуть выше колена, на молнии и с карманами, удобный, я в нём и по деревне шастала, до магазина. Хорошенький.
— Не жди меня. Я сейчас хочу помыться, раз вчера не успела нормально… пока волосы приведу в порядок ещё, ты уже и приготовишь всё.
— Ты уверена?
— Да, всё нормально, мне лучше. Голова почти не болит уже.
Мама смотрит на меня с сомнением, но я не подаю вида, что снова немного вру.
Нда, такая я лгунья с ней, но это ведь всё без злого умысла!
Побыть одной не помешает, после такой встряски…
— Ладно. Поешь и я походу к нам Любу, она тебя осмотрит.
— Хорошо…
Мама уходит. А я быстро моюсь, потом одеваюсь и мучаюсь со своими волосами. Они были сырыми, я так уснула и с трудом расчёсываю их, спутанные и непослушные единственной расчёской здесь. Деревянная и какая-то дурацкая. Коротким волосам такой гребень бы пошёл, но с длинными неудобно.
Но я отмучиваюсь, получаю довольно приличный вид и уже хочу надеть резиновые тапки, которые тоже мне мама у порога оставила, как внезапно в дверь стучат.
Я даже представить не могу, кто это может быть. Всё в деревне знают, что тут никто не живёт, маме незачем стучать, она бы просто зашла.
Напрягаюсь. Может Люба если только?
Открываю дверь и вижу перед собой…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Здравствуйте.
Э?! Елена Ильинична?
Что она тут забыла?…
31 глава
— Елена Ильинична? Эм… здравствуйте? — с запозданием бормочу я в ответ, таращась во все глаза на женщину передо мной.
Я в полном шоке. Что здесь делает мой врач-репродуктолог?
Я прописана в городе, в нашей с Маратом квартире, адрес которой она вряд-ли даже запомнила, увидев его всего пару раз в бумагах мельком, когда изучала мои анализы и прочие документы, и мы даже не обсуждали, что я когда-то жила в деревне. Тем более, это вообще не мой дом, а дом семьи Беркутовых. Сперва покойного деда Марата, а теперь его самого.
Ничего не понимаю. Как это возможно?
Она стоит прямо тут и лишь мило улыбается, после чего поправляет очки на носу и говорит.
— Извините, напугала? — она неловко смеётся и поправляет светлую прядку за ухо, осматривается по сторонам, — Я еле нашла этот дом. Марат Дмитриевич дозвонился до меня и настойчиво попросил приехать, сказал, что сам уезжает в город, а вам стало плохо, дал адрес этот, я приехала, поспрашивала, где именно это у местных и вот… почему вы не берете трубку?
Я не знаю, что ответить. Это звучит странно. Здесь же есть Люба и на крайний случай, я могла бы сама доехать до ближайшей больницы с ней.
Он так взволнован, что решил её послать? Но она же не какой-то дежурный врач на выезде…
Но всё ещё стоит прямо передо мной, это никакая не галлюцинация. Я даже глаза потираю кулаком.
Она реальная. В строгой, белой блузке, бежевой юбке и чёрных туфлях-лодочках. У неё небольшая сумочка в руке. Волосы собраны в аккуратный пучок, такие же волнистые и светлые, как были. Голубые глаза лишь слегка подкрашены, а вот губы напротив, ярко, таким насыщенным, винным оттенком.
По моему, с нашей последней встречи вот вообще почти ничего не изменилось, разве что сумки не было в руках, а ручка, которую она обожала крутить в своих пальцах, пока мы разговаривали, а на плечах был белоснежный халат, которого сейчас нет.
— Эм… я просто в городе телефон забыла. Вы серьёзно приехали сюда по его просьбе?
— Конечно! Он сказал, что эмбрион прижился, вы забеременели, но даже не посетили меня! Мы же обсуждали, как это важно! Я понимаю, что вы уже отчаялись и всё реже приезжали, со своими этими тестами отрицательными балуясь, но они не дают точного ответа и ещё на третьей недели мы должны были сделать УЗИ, чтобы подтвердить, что перенос удался. А потом на шестой, что он точно прижился!
Елена нервно взмахивает рукой и таращится на меня, так, словно моя мама, которая ругает и хочет, чтобы мне было стыдно.
Между нами первый раз такое происходит. И я действительно чувствую стыд…
Уши и щёки загораются, я поджимаю губы, даже не знаю, что сказать.
Она ведь права, я пропустила нужные визиты, сперва тесты снова были отрицательными, потом я не помню, делала ли их, а затем, совершенно внезапно и уже две полоски.
Я побежала в другую больницу, даже не написала ничего Елене и не записалась. А потом… случилось всё то, что было в квартире.
Не до этого. Хотя ребёнок ведь действительно до сих пор очень важен и его здоровье тоже.
— У вас уже девятая неделя, Валерия, вы должны уже на учёте у акушера-гинеколога быть, вместо меня, но даже у меня ни разу не были. А тут Марат Дмитриевич звонит и говорит, что вам плохо стало! Я так перепугалась! Вы же…
Елена замолкает, тяжело сглатывает и быстро моргает глазами, а затем снимает очки и промакивает чуть подкрашенные глаза уголком платочка, который достала из кармана своей белоснежный блузки, делает несколько движений, так, чтобы тушь не размазалась, а потом сует его обратно. Она действительно заплакала…
Боже, это слишком, у самой внезапно глаза на мокром месте.
— Мы уже столько времени пытаемся вместе добиться результата. Для меня это так же важно, как и для вас, Валерия Олеговна. Поэтому я приехала, отменив все дела. — Елена касается моего плеча, аккуратно так, нежно, по материнскому, хотя и выглядит гораздо моложе своего возраста и больше бы в сёстры старшие пошла из-за этого.
