― Я ― нет, а вот ваша сестра ― вполне возможно. Иначе зачем она вызвала меня сюда на ночь глядя?
Но в глазах Зины я не заметил и намека на благодарность за свое подвижничество. Напротив, похоже, я ненароком задел некую болезненную тему. Он принялся бешено кусать и кривить губы, одновременно крутя пальцами то ухо, то кожу на щеке. По опыту мне было известно, что это вполне могло вылиться в какой-нибудь очередной эксцесс. Но через несколько секунд душевная буря улеглась так же непредсказуемо, как началась.
― Хорошо, спасибо, ― холодно поблагодарил он меня ― как прислугу, в которой отпала надобность. — Можете идти отдыхать, дальше я справлюсь сам.
Он был прав ― в том числе насчет необходимого мне отдыха. Но я остался стоять в нерешительности: не очень хотелось оставлять сейчас Люсик наедине с этим психопатом.
― А что, если нам позвонить Ядову? ― предложил я. ― Он врач, его консультация…
― Спа-си-бо, о-бой-дусь! ― зло сжав зубы, по слогам произнес Зина, снова устрашающе заиграв желваками на скулах. Но на этот раз я не до конца понял, кому предназначался очередной заряд: мне или ни в чем не повинному доктору.
Делать мне здесь действительно было больше нечего. Я отправился домой. Там, памятуя, что сегодня в моей квартире уже побывали незваные гости, я на всякий случай изнутри закрыл дверь на засов и лег спать — так и хочется сказать, с чувством выполненного долга.
Но врать не стану.
7
Как говорит Прокопчик, с бедой переночуешь — она роднее становится.
Утром следующего дня я поднялся поздно, совершенно разбитый как морально, так и физически. Но с твердым убеждением: надо немедленно вернуть полученный третьего дня аванс ― со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Нет, хорошенькое дельце! В первые же сутки расследования со мной чего только ни делали.
Брали в заложники ― раз.
Били смертным боем ― два.
Хотели застрелить ― три.
Пытались задушить ― четыре.
Намеревались повесить на меня мокруху ― пять.
Привлекали к ловле привидений ― шесть.
К тому же оказалось, что у моей заказчицы под крышкой кастрюльки полно тараканов. Кругом одни психи ― а так мы не договаривались. Семь.
Короче, нет таких денег! Но спустившись вниз в контору, я неожиданно наткнулся в этом вопросе на оппозицию в лице Прокопчика.
― Не надо б-бояться ― надо оп-пасаться! ― одарил он меня очередной сногсшибательной сентенцией. Но даже на этом не остановился. ― Р-разумный риск ― часть нашей п-профессии! Раны з-заживают — с-слава остается!
При этом он уже привычным движением выставил в проход свою загипсованную ногу. Забыл, на минуточку, что я был свидетелем его, безусловно, славной и, несомненно, рискованной дуэли с осой.
Но мой помощник, надо отдать ему должное, покончив с общей риторикой, тут же продемонстрировал и кое-какие практические достижения. Для начала он сообщил: покуда я нежился в постели, он фактически завершил порученное нам расследование. Остались так, пустяки, технические детали.
Оказывается, подозрение с Зины можно смело снять ― Прокопчик доподлинно установил, что в день убийства его отца он отсутствовал в городе, поэтому имеет стопроцентное алиби. По горделивому взору Тимы можно было предположить, что для установления сего факта он провел грандиозный комплекс оперативных мероприятий.
У меня просто язык не повернулся разочаровывать его сообщением, что я уже обладаю этой информацией, причем источник у нас с ним один и тот же.
А главное, продолжал с важным видом Прокопчик, обнаружились новые весьма интересные факты, которые проливают совершенно иной свет, причем под таким углом, что…
Вполуха слушая его болтовню, я тяжело, будто было не начало рабочего дня, а конец, уселся на свое рабочее место, прикидывая, как бы это поделикатней объявить Прокопчику, что неприятную миссию расторжения договора я намерен поручить ему.
Вообще от меня требуется постоянно иметь в виду, что мой младший партнер ― личность трепетная и чрезвычайно ранимая. Что с ним, насколько позволяют обстоятельства, следует выбирать выражения. Но сегодня обстоятельства, считая таковыми воздействие последних событий на мой морально-боевой дух, складывались не в его пользу.
Собрав в кулак всю наличную деликатность, я сказал:
― Во-первых, заткнись, во-вторых, отпечатай письмо следующего содержания: «Уважаемая Людмила Игоревна! К сожалению, вынуждены известить Вас…»
― Не м-могу, ― пожав плечами, совсем неделикатно прервал меня Прокопчик.
― «…вынуждены известить Вас, что на основании пункта такого-то договора» ― потом вставишь пункт ― «наше сотрудничество…»
― Не м-могу! Экран занят!
― Ну так освободи! ― начиная раздражаться, потребовал я.
― Говорю ― не м-могу! ― в третий раз повторил Прокопчик. ― Я с-сижу в Интернете.
Сказано было так, будто он сидел в Сенате.
Я уже было совсем собрался рявкнуть на него, чтобы разъяснить, кто в этой конторе главный ― я или Интернет, но тут Прокопчик, не вставая с места, ловко перекинул на мой стол стопку листков. Это были скачанные из Интернета газетные материалы ― в глаза первым делом бросился, если не сказать ― вцепился, крупно набранный заголовок: «Политических проституток никто не любит». И ниже, шрифтом помельче, подзаголовок: «А если любят, то за деньги».
― Т-ты п-просмотри, п-просмотри, ― делано небрежным тоном посоветовал он. ― И с-сразу п-поймешь: убийство мы, с-считай, расскрыли.
Я перевернул пару страничек. Следующая заметка называлась не менее впечатляюще: «Психотерапия для губернатора: снятие стресса вместе со штанами». Тогда, вернувшись к первому материалу, я стал читать.
Тон сочинения был обычным для подобных публикаций и вполне соответствовал заголовку. Первый же абзац, например, начинался так: «В профессиональном словаре всякого рода скрытых и явных лоббистов, всегда, как помойные мухи над выгребной ямой, вьющихся вокруг сидящих на госсредствах чиновников, думских избранников и прочих, способных так или иначе конвертировать данную им власть в шуршащую наличность, появилось в новейшее время модное словосочетание для характеристики вышеперечисленных слуг народа: „орально неустойчив“. Собственно говоря, ничего сенсационного не случилось: всегда существовавшее тайное стало не просто явным, а после банно-бордельных телесериалов с участием политиков всех уровней прямо-таки общедоступным. Используя еще недавно бывшую у нас в большом ходу коммунистическую фразеологию, можно сказать: дошло до каждого».
Ну и так далее. Привычно опустив пару абзацев, в том же трепологическом духе развивающих основную мысль преамбулы, я опустил глаза в поисках обычно приводимых в подобных случаях примеров и фактов и присвистнул.
Факты наличествовали.
Причем на этот раз не в полных намеков, но формально безадресных пересказах «осведомленных источников, пожелавших остаться неизвестными», а в натуральном виде, в собственном, можно сказать, соку: выдержки из распечаток телефонных разговоров весьма интимного свойства. Героями же публикации являлись ни много ни мало заместитель министра экономики в паре с членом соответствующего по профилю думского комитета.
На суд читателя были представлены предварительные переговоры по поводу желательных господам кондиций… э… предлагаемого ассортимента.
Экономический чиновник в разговоре с неким неизвестным диспетчером по имени Ашот был требователен и переборчив, как гоголевская Агафья Тихоновна. Желал непременно получить высокую худую брюнетку «модельного типа» с грудью не большой, но и не маленькой, подробно описывал, какие у нее должны быть бедра, а какие ― плечи. В пару же к ней просил прислать пухлую грудастую блондиночку, в отношении которой выдвигал лишь одно непременное условие: готовность к анальному сексу.
Депутат оказался менее привередлив и продемонстрировал надежные во все века крестьянские привязанности к пропорциям, больше всего уважаемым на восточно-сибирских просторах, откуда сам был родом: чтоб титьки побольше и за задницу можно было подержать, стеснительно, как явствовало из ремарки, пробурчал он в трубку. После чего, подумав, добавил: «Только мне чистенькую, лады?» Дав тем самым повод автору статьи для язвительного комментария: дескать, уважаемый думец этим ясно дал понять, что его не облеченному доверием электората наперснику зрелых забав можно и «грязненькую».
Обстоятельства, при которых происходили опубликованные беседы, становились ясны из дальнейшего контекста. Некая не названная, но весьма прозрачно подразумеваемая финансово-промышленная группа имела в настоящий момент большую заинтересованность в приватизации очередного крупного куска госсобственности. В связи с чем и обхаживала всеми доступными ей способами тех, от кого зависело принятие решения.
