— Разденься! Снимай, пожалуй, и нательное белье. Я сложу твою одежду в узелок, там она пригодится. Теперь выпей этот настой и ложись на топчан.
Мне ничего не остается, как повиноваться. Снимаю свитер, рубашку, брюки и все остальное. Затем беру стакан в руку. Пить варево мне не хочется, и я стою, в нерешительности поглядывая на Устина. Он раскладывает в блюдце комочки какой-то смолы, похожей на ладан.
Потом достает из полотняной торбы мелко нарубленные коренья и траву, сыплет сверху. Зажигает спичку. Светелку сразу наполняет тяжелый, едкий запах неизвестных растений.
— Ты уже выпил? — поднимает голову старик. И, узрев, что я все еще держу в руке неопорожненный стакан, сердится: — Ну, что ты медлишь, Ванятка? Пей, давай! Одним духом.
Зажмурив глаза, брезгливо поморщившись, подношу стакан к губам. Зелье противно, тошнотворно воняет, меня от него воротит, но я выливаю его в рот. На вкус оно оказывается почти никаким, что-то напоминающее слегка подслащенную воду.
— Так, теперь ложись на топчан пузом вверх! — приказывает дед отрывисто. — На спину, на спину ложись!
Я растягиваюсь на лежаке.
Устин поправляет подушку у меня под головой.
— Руки вытяни вдоль тела, не напрягайся, — командует он дальше. — Важно, чтобы ты чувствовал расслабленность.
Через мгновение старик начинает полушепотом что-то произносить, положив мне на лоб холодную руку. Запах тлеющего зелья усиливается. Голос постепенно отдаляется. Раздается мелодичный звон. Его сменяет гудение, похожее на работу трансформатора. По глазам больно бьет резкая вспышка молнии. Меня неожиданно подбрасывает вверх. Затем, ослепленный, вопящий что есть мочи, я устремляюсь вниз.
Кромешная темнота. Леденящий душу ужас. Сознание мутится, мысли путаются.
И вдруг — свет! Яркий, мощный. Его источник не виден, он где-то очень далеко. Я лечу в этом потоке света, он с шумом засасывает меня, как насос. Скорость все время возрастает.
О! Страх куда-то исчез. Я очарован светом. Он, будто сладкая музыка, заполняет мой мозг.
Внезапно в уши шибает звенящая тишина. Неведомая сила, словно сильнейшее течение большой горной реки, вздымает меня в высоту, потом, как щепку, швыряет вниз. Свет меркнет, меняет цвет. В душу холодной и скользкой змеей вновь заползает страх. Но он уже не такой дикий и необузданный. Кажется, что звон тишины усиливается. Липкими щупальцами он обхватывает мою голову, заставляя сомкнуть веки и стонать от тупой, сковывающей сердце и не дающей дышать боли.
— Я рядом! Не бойся! — раздается далекий голос Устина.
Усилием воли открываю глаза. Но в темноте ничего нельзя разглядеть. Тени, только тени, как будто кругом облака, и я смотрю сквозь них.
— Где вы, дедушка? — зову я, стараясь перекричать появившийся в ушах непонятный шум. Но он, этот шум, так же неожиданно, как и появился, вдруг исчезает, обрывается.
Как лампочка, вспыхивает дневной свет. С высоты открывается панорама гор. Они стремительно приближаются.
— Разобьемся! — кричу я во все горло и чувствую, как его начинает першить от неведомой доселе свежести воздуха.
— Нет! — звучит в ответ приглушенно.
Горы уже близко, совсем близко. Вот они. Ой, но разве это горы? Это, скорее, просто возвышенности, взгорки. Кругом — зелень. Что это — травы, леса? Или и то, и другое? Неужели мы падаем на землю? А может, ад просто похож на нее?
— Куда мы летим? Дедушка, куда?!
Но ответа нет.
Стрелой несусь вниз, на зеленый ковер. Он все ближе, ближе, ближе… Кружится голова, к горлу подступает тошнота. Звон. Яркая вспышка. Темнота…
И через мгновение — взрыв жизни — звуки природы! Шелест листьев и трав, пение птиц, журчание ручья, блеяние овец. Где же я?
Осторожно, с боязнью открываю глаза. Но тут же опять закрываю их — яркое, безумно яркое солнце смотрит мне прямо в лицо. Помаленьку приоткрываю глаза опять. Солнце, небо. Ко мне возвращаются все ощущения. Верчу головой туда-сюда, осматриваюсь. Я лежу в густой, низкорослой траве, широко раскинув руки. Пробую подняться. Получается. Значит, сила при мне, я не потерял ее в этом безудержно-диком полете.
Стаю на колени. Рядом — горы. Невысокие, пологие, заросшие неведомыми мне травами, цветами и деревьями. В нескольких шагах — желтые берега ленивой голубой речушки. Чудь дальше — ручей, несущийся с вершины ближайшей возвышенности. У ее подножия — многочисленное стадо овец мирно пощипывает травку.
— Дедушка, где вы? — громко окликаю Устина.
— Да здесь я! — раздается его мягкий голос у меня за спиной.
Оглядываюсь. Старик сидит, прислонившись к стволу раскидистого дерева, похожего на ольху. Поднимаюсь и бреду к нему по прохладной траве.
— Сильно испугался, Ваня а? — Устин протягивает мне узелок с моей одеждой.
— В начале сильно, — отвечаю, принимая сверток. — Потом страх почти прошел. А сейчас мне хорошо, как никогда. Что-то не походит здешняя обстановка на адскую, скорее, на райскую.
Устин растягивает губы в улыбке.
— Скоро тебя проводят вниз и все покажут. Я буду ожидать твоего возвращения под этим деревом. Ничего не пугайся, будь спокоен.
Я быстро одеваюсь и, присев подле старика, закуриваю. Щелки его глаз излучают добродушие и умиротворение — ему нравится нежиться в купели ласковых, нежарких лучей солнца.
— Ага, вот и твой провожатый! — дед указывает рукой в противоположную от реки сторону, где деревья растут реже, зато больше кустарников с желтыми и оранжевыми цветками величиной с женскую ладошку.
Вижу человека. Подминая траву, он быстро шагает к нам. В руке — длинный посох. Это мужчина. Он явно немолод и невысок ростом. Можно сказать, совсем невысок — в нем от силы метр пятьдесят. Но плечи широкие. Мужчина одет в грязно-зеленый френч, черные узкие брюки, заправленные в яловые сапоги с голенищами до колен. На макушке — что-то наподобие фуражки с коротким, округлым козырьком. Она, как и штаны, тоже черного цвета.
Человек приближается. Его лицо уже можно разглядеть. Оно широкое, скуластое, землисто-серое. Нос прямой, длинный, чуть загнутый к низу — такие носы часто встречаются в уроженцев Кавказа. Губы бледные, бескровные. Верхняя — тонкая, нижняя — толстая, свисающая к подбородку. Мужчине, пожалуй, лет шестьдесят или около того. Он некрасив, но и уродливым его назвать нельзя. Глаза незлые, немного грустные, чем-то напоминающие конские, может, тем, что такие же карие и большие. Или… они без зениц, что ли? Да нет же, показалось, зеницы на месте, просто они очень маленькие, словно маковые зернышки.
Мужчина останавливается в трех шагах от нас. Пристально смотрит на меня. Потом переводит взгляд на Устина, который уже встал на ноги и стоит рядом, положив мне руку на плечо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
