слышит.
Теперь она кружится, танцуя под музыку, которая звучит лишь для нее. За ревом стихии ничего не разобрать, но я вижу, как девочка шевелит губами, повторяя одно и то же слово: «амэ». Дождь.
Краем глаза смотрю на лицо Акиры-сама, по обыкновению отрешенное. Спустя некоторое время, которое кажется мне произвольным промежутком, но для него является тщательно выверенным интервалом, Акира-сама зовет сестру в дом:
– Нори!
Вот и все, что он говорит. Девочка роняет пригоршни травы, которые держала в крошечных ручках, и бежит к брату.
Она смотрит на него снизу вверх, и я понимаю, что еще никогда ни у кого не видела такого чистого, абсолютного преклонения. Слишком всепоглощающего, чтобы назвать его любовью. Любовь может ослабнуть или оказаться забыта ради другого человека. Она может исчезнуть без причины, без объяснения, словно ее унес вор, прокравшись посреди ночи.
Но то, что сейчас отражается на лице Нори, не способно исчезнуть, не способно умереть. В ответ брат рассеянно гладит ее по мокрой макушке, словно щенка.
Бедняжка. Она всем сердцем стремится к тому, чего не может иметь.
Они существуют на параллельных волнах, которые никогда не соприкоснутся.
Нори, конечно, еще не отдает себе в этом отчет. А ее брат слишком превознес над нами свой гений, чтобы я притворялась, будто он совсем слеп и не понимает очевидную истину.
Он либо садист, либо настолько же глуп, как и она. И я не могу сказать, что хуже.
* * *
Уроки скрипки отныне проходили на свежем воздухе.
Акира и Нори садились на скамейку под персиковым деревом, где листва защищала их от палящего солнца. Живописные окрестности улучшали Акире настроение – мостик через пруд, бесконечные ряды цветов разнообразных оттенков. Акира терпеливо перечислял для Нори названия деревьев, объяснял традицию прудов. Рассказывал, что некоторым деревьям здесь по тысяче лет, и Нори должна чтить землю, потому что в этой земле она берет начало.
Нори стала играть немного лучше. Акира, конечно, этого не говорил, но она знала. Словно в пику ее безмолвным мыслям брат легонько шлепнул ее по затылку.
– Следи за трелью.
– Гомэн[13], аники.
Норико сыграла снова.
Акира глубоко вздохнул и бросил на нее испепеляющий взгляд.
– Как так выходит, что когда я тебя поправляю, ты умудряешься исполнить фрагмент еще хуже?
– Я не могу сыграть быстрее, аники.
– Не льсти себе. Ты даже в нотах ошибаешься, что ж говорить про быстрее… Посмотри.
Нори опустила взгляд на прикрепленные к пюпитру листы. Постепенно эти странные закорючки начали обретать для нее смысл.
Она поняла, о чем говорил Акира. Не дожидаясь команды, Нори сыграла фрагмент в третий раз и с особенной тщательностью вывела все ноты. Когда она закончила, Акира одарил ее редкой улыбкой.
– Достаточно, – тихо произнес он, осторожно вынимая скрипку из ее рук. – На сегодня хватит.
Нори ощутила одновременно облегчение и разочарование.
– Можно мне на минутку остаться, послушать, как ты играешь?
Если встать на скамейку, ей хватало роста вскарабкаться на нижние ветки дерева. Там она могла вполне удобно сидеть, поджав ноги к груди, и слушать. Однако брат позволял ей так делать лишь иногда.
Акира склонил голову набок, словно обдумывая ее просьбу.
– Если будешь вести себя тихо. Но сперва мне нужно с тобой поговорить.
Она нахмурилась.
– О чем?
– С завтрашнего дня у меня начинается школа.
У Нори оборвалось сердце. Она сунула прядь волос в рот и принялась пожевывать – новая привычка. Акира находил ее отвратительной и шлепал Нори по руке, когда ловил за подобным занятием. Сейчас она, должно быть, выглядела настолько же жалкой, насколько себя ощущала, потому что Акира просто прищелкнул языком.
– Мы это обсуждали. Большую часть дня меня не будет, а когда вернусь, то сяду за домашнее задание. На тебя времени много не останется. Ты понимаешь?
Нори стиснула ткань платья и уставилась на свои колени.
– Понимаю.
– Занимайся музыкой.
– Хай.
– Если будешь хорошо себя вести, я подумаю о том, чтобы взять тебя на фестиваль в следующее воскресенье.
Нори не поверила своим ушам.
– А? Хонто ни?[14]
Акира коротко кивнул, покраснев, и отвел взгляд.
– Правда. Мне все равно нужно в город по кое-каким делам… Да не делай ты такое лицо, Нори!
Она тут же исправилась, хотя и не совсем поняла, чем именно ее лицо его задело.
– Пойдем-ка в дом. Собирается дождь. А скрипка с водой не сочетается.
Нори пожала плечами.
– Я люблю дождь.
Акира резко хохотнул.
– Чушь! Нельзя любить дождь. Никто не говорит, мол, жаль, что сегодня так солнечно.
Девочка опустила глаза.
– На чердаке солнечный свет не слышно, – глухо произнесла она. – И всегда тихо. Особенно летом, когда нет уроков, и когда Акико не приходит, так… пусто. Словно во всем мире нет никого, кроме тебя. А когда шел дождь, я слышала, как он стучит по крыше, и вспоминала, что я не… Ты понял.
Одна.
Брат моргнул и, протянув руку, заправил Нори за ухо выбившийся локон.
– На этом острове часто идут дожди, – сказал он. – Так что можешь быть вполне счастлива.
Нори улыбнулась.
– Я знаю, аники. Я знаю о сезоне дождей, цую, и о том, что говорят поэты.
Акира нахмурился.
– Поэты? Ты о чем?
Она отвела взгляд, не выдерживая пристального внимания брата.
– Они говорят, что у дождя есть пятьдесят названий. Для каждого его вида, какой только можно представить.
– М-да? – В голосе Акиры почти прозвучало веселье. – В каком-то смысле… Поэты всегда делают много шума из ничего. Дождь – это просто дождь.
Нори снизу вверх посмотрела ему в глаза.
– Я так не думаю, аники.
Акира вскинул темную бровь.
– Ну… кто знает. Может быть, ты и права. Может быть, я просто слишком циничен, чтобы оценить это по достоинству.
Она осмелилась возразить ему еще раз:
– И так я тоже не думаю, аники.
Акира пощекотал ее под подбородком.
– Ты меня переоцениваешь. Всегда переоцениваешь. А теперь иди спать.
– Но…
– Ступай.
Даже понимая, что брат начинает на нее сердиться, она ничего не могла с собой поделать. Смотреть на него, залитого лунным светом, было для ее сердца совершенно невыносимо. Нори бросилась ему на шею, уткнулась носом в темные волосы. От него пахло мылом и лимонами. И васаби, который он ел на обед. От брата всегда пахло васаби.
– Аригато, – прошептала она, не уверенная, слышит ли ее Акира. – Спасибо.
* * *
Той ночью она видела мрачные сны и проснулась еще до рассвета, стискивая крольчиху Шарлотту. Немного позже пришла Акира со стаканом воды и маленькой печенюшкой.
Служанка
