Это сообщение подняло дух уставших красноармейцев. Зашагали веселей и вскоре вышли на дорогу, соединявшую Кордон с 59-м разъездом.
Совсем близко раздался свисток паровоза. Командиры посовещались и послали вперед двенадцать пеших разведчиков, вооруженных гранатами.
Пошел шестой час вечера. Мы прислушивались к каждому шороху. Вот кто-то рубит дрова. Вот заржали кони. Потом загромыхала дверь вагона.
Вернувшиеся разведчики привели с собой стрелочника. Они взяли его на переезде, у будки.
Стрелочник сообщил:
— На станции есть бронепоезд, но без прислуги. Имеется артиллерия. На площадке стоит аэроплан. Сотня казачьих лошадей привязана у вокзала. На путях четыре эшелона, в них до трех батальонов чехов.
Разведчики уточнили:
— Постов и дозоров нигде не видно.
Командир полка распределил силы, чтобы ворваться на станцию одновременно с разных сторон. Пулеметы выдвинули в центр, прямо к вагонам.
И вот лесная тишина нарушилась: затрещали выстрелы, загремели взрывы гранат. Бой был коротким, но жестоким. Застигнутые врасплох три батальона противника прекратили свое существование.
Ночью с богатыми трофеями полк двинулся тем же путем обратно. Несмотря на страшную усталость, настроение у всех было приподнятое. Красноармейцы весело переговаривались:
— Ловко мы их накрыли!
— И штаны с перепугу пооставляли!
— А проводник-то наш, не смотри, что старик, тоже стрелял…
Так отметили малышевцы первую годовщину Великого Октября.
Выпал глубокий снег. Ударили первые морозы.
Полк разместился по крестьянским избам в селе Броды, в деревнях Полушкина и Тягунова. Красноармейцам выдали новые полушубки, валенки и серые солдатские папахи. Деревенские девчата пришили к папахам красные ленты.
Пользуясь затишьем, партийная организация полка широко развернула политическую работу среди населения.
Однажды Шихов пришел к Ермакову с предложением:
— А что, Петр Захарович, ежели на селе клуб организовать? Говорили мы тут с местными девчатами… — Заметив, что Ермаков улыбнулся, Семен торопливо добавил: — Ну и с хлопцами, конечно… Скучно у них. А вечером можно и танцы сварганить, и песни хором пропеть. Ведь тут никто ни одной революционной песни толком не знает. Ну и, кроме того, доклады: про товарища Ленина, про Советскую власть, про бога и прочее. А то — темнота.
— Насчет докладов — дело говоришь, — согласился Ермаков. — И насчет песен тоже. А вот танцы… не знаю… Как вы устроитесь, где учителя возьмете?
— Все устроим, — заверил Шихов.
— Ну ладно, — засмеялся Петр Захарович…
На другой день возле школы появилось объявление:
Кто желает сегодня попеть песни и культурно поплясать, а также услышать разные новости о войне и революции, приходите в дом сбежавшего лавочника Ползятина.
Желающих оказалось много. Я тоже пошел в дом Ползятина.
Маленький зал освещали сильно коптившие керосиновые лампы. В углу, на скамейке, сидел с гармошкой наш кавалерист Миша Курилов. Семен Шихов, с красной лентой на рукаве, взмокший от усердия, вертел неуклюжих сельских ребят, показывая им, как танцуют тустеп. В другой стороне Нина Мельникова обучала девчат.
Но вот Семен оставил дюжего парня с мученическим выражением лица, кивнул Курилову и похлопал в ладоши. Собравшиеся сгрудились у стен.
Шихов вышел в середину:
— Дорогие граждане Советской республики! Пока у нас была репетиция, или по-военному разведка, а теперь начнем по-настоящему. Первый пролетарский вечер танцев и культурного развлечения в селе Броды объявляю открытым.
Красноармейцы зааплодировали. Сельские парни и девчата тоже деликатно похлопали. Миша Курилов заиграл «Смело, товарищи, в ногу». Все запели. Затем в круг вышел, позванивая шпорами, первый плясун полка Попов.
— А ну, давай «яблочко»!
Курилов одобрительно кивнул и начал медленно, постепенно ускоряя темп. Попов танцевал ухарски. Потом на середину выскочил Семен:
— Эх, ма! Забила кавалерия пехоту! А ну, Мишенька, дай-ка русскую…
Шихов широко развел руками, отчаянно тряхнул головой и вдруг сразу пошел вприсядку…
После танцев все окружили вошедшего в зал Ермакова. Петр Захарович рассказал об Октябрьской революции, о Красной Армии, сообщил последние политические новости.
Так прошел первый вечер в клубе.
Мы простояли в этих местах около трех недель. И наша затея с клубом дала неожиданные результаты. Из крестьянской молодежи организовался крепкий актив. При нашем отступлении вместе с полком ушли несколько десятков деревенских парней, добровольно вступивших в Красную Армию. Была с ними и одна смелая девушка, ставшая впоследствии хорошей артиллерийской разведчицей.
В конце ноября на левом фланге 3-й армии белые начали наступление крупными силами, нацеливая главный удар на Пермь.
Войсками противника на Восточном фронте руководил теперь ставленник Антанты адмирал Колчак, провозглашенный восемнадцатого ноября в Омске верховным правителем и верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России. В белогвардейских частях так называемой «народной армии» вводилась палочная дисциплина, восстанавливались жестокие порядки, существовавшие при царском режиме.
Примерно десятого декабря противник атаковал и позиции полка имени Малышева, а также соседних частей.
Перед этим вражеское командование попыталось «обработать» наших бойцов. В расположение полка были заброшены такие листовки:
«Красноармейцы, обезоруживайте комиссаров, коммунистов — предателей Родины — и переходите к нам. За каждого коммуниста вы получите вознаграждение от 60 до 120 рублей».
Бойцы только смеялись над этим:
— За шестьдесят целковых купить нас хотят.
— У них губа-то не дура, комиссаров им подавай!..
Основной удар противника пришелся по нашему соседу, 2-му Горному советскому полку. Одно из его подразделений — рота финнов — было почти полностью уничтожено.
Командир бригады приказал малышевцам идти на подмогу 2-му Горному и вместе с ним при поддержке дивизиона латышской артиллерии выбить белых из Дувана, Подволошного, Овчинниковой.
Трое суток геройски дрались наши части. Трое суток гремели орудия латышей. Маленькая, не показанная на карте деревушка Овчинникова неоднократно переходила из рук в руки. Но в конечном счете перевес взяли белые. Несмотря на всю самоотверженность и стойкость красноармейцев, через несколько дней мы вынуждены были начать отход на Кунгур, цепляясь за каждый бугорок, перелесок, отбиваясь от наседающего врага.
Связь между отступающими частями нарушилась. Малышевцы часто не знали, кто у них на флангах.
Настроение было неважное. Но и в это тяжелое время верилось, что мы победим, не можем не победить.
Во время отступления третий раз был ранен П. З. Ермаков. Вслед за ним мы отправили в госпиталь и командира полка, которого свалил сыпняк. Командование полком взял на себя начальник штаба П. Н. Фидлерман.
Больше чем другим доставалось, пожалуй, в эти дни конным разведчикам. Нам приходилось много разъезжать для установления связи с соседними частями, а снегу навалило доброму коню по грудь.
Закрепились у села Комарово вместе с отступившим сюда же 2-м Горным советским полком.
Здесь, на снежной равнине, двое суток непрерывно отбивались мы от белогвардейцев. Несколько раз бросались в контратаки. Бойцы изморились до того, что спали на ходу. А наши кони двигались ничуть не быстрее людей.
Семена Шихова, который командовал теперь пулеметным взводом, ранило в голову. Перевязав рану серой тряпицей, он остался в строю, но быстро ослабел. Пришлось и его отправить в обоз.
На третьи сутки наша пехота снялась с позиции и двинулась дальше на юго-запад. Кунгур был уже совсем близко. Конные разведчики с одним пулеметом остались прикрывать отход.
Примерно час мы отстреливались, потом сели на коней и оторвались от противника, заметно ослабившего натиск.
Смертельно усталые, на измученных лошадях ехали два десятка кавалеристов полка имени Малышева к Кунгуру. Поднялись на взгорье. Здесь, верстах в трех от города, стояли небольшой отряд пехоты и несколько конных. Когда мы приблизились к всадникам, я узнал среди ник начдива 30-й В. К. Блюхера и его помощника Н. Д. Каширина, которых видел весной во время похода против Дутова.
В. К. Блюхер (снимок 1918 г.).
Н. Д. Каширин (снимок 1916 г.).
Блюхер направился к нам:
— Из какой части? Кто старший?
— Я командир, — ответил Виктор Гребенщиков. — Малышевцы мы. Конные разведчики. Все что осталось от эскадрона. Свою пехоту прикрывали. Она где-то здесь теперь.
