что он возлагал руки на золотушных больных.
Следует отметить, что текст, для нас столь драгоценный, для своего времени абсолютно уникален. Следующий текст, в котором идет речь об исцелениях, совершенных французскими королями, относится уже к царствованию Людовика Святого (1226–1270); впрочем, применительно к этому царствованию в подобных свидетельствах нет недостатка. Если бы сенмедарские монахи не считали себя обладателями Христова зуба, если бы Гвиберту не пришло на ум спорить с ними или если бы его трактат затерялся и не дошел до нас, как это случилось со многими произведениями такого рода, мы скорее всего считали бы первым королем-целителем Людовика Святого. На самом же деле нет никаких оснований полагать, что за период, прошедший между 1137 и 1226 годом, произошли какие-то перерывы в использовании чудесного дара. Тексты, касающиеся Людовика Святого, изображают его мощь как нечто традиционное и наследственное. Тем не менее отсутствие письменных свидетельств за целое столетие нуждается в объяснении. Мы попытаемся предложить его позже. Сейчас же, исследуя начальные этапы существования целительного обряда, возьмем на заметку тот вывод, который мы только что сделали: по счастливой случайности до нас дошли несколько фраз писателя XII века, который походя упомянул о том, что его король исцеляет золотушных; другие, менее счастливые случайности могли привести к тому, что подобные сведения о королях более древних до нас не дошли; если бы мы, не произведя дополнительных разысканий, стали утверждать, что Филипп I был первым королем, который исцелял золотушных посредством возложения рук, мы рисковали бы допустить точно такую же ошибку, какую допустили бы, если бы, не имея в своем распоряжении трактата «Приметы святых», назвали создателем целительного обряда Людовика Святого.
Есть ли у нас шансы обнаружить какие-либо сведения о том, что исцеления свершались и в период, предшествовавший царствованию Филиппа I?
Вопрос этот не нов; эрудиты XVII и XVIII веков неоднократно пытались выяснить, обладали ли короли двух первых династий той целительной мощью, которая приписывалась Капетингам? Отзвуки этих споров дошли даже до королевских покоев. Однажды на Пасху в Фонтенбло Генрих IV, совершив над золотушными больными обряд возложения рук, решил позабавить гостей зрелищем ученого состязания и столкнул трех ученых спорщиков: лейб-медика Андре Дю Лорана, историографа Пьера Матье и Гийома Дю Пера — высшее духовное лицо при особе короля, ведавшее раздачею милостыни; историограф и врач утверждали, что той способностью, которую только что продемонстрировал их государь, обладал еще Хлодвиг; глава же службы по раздаче милостыни говорил, что ни Меровинги, ни Каролинги целителями никогда не бывали[83].
Включимся в свой черед в этот поединок и попытаемся высказать свой взгляд на проблему. Поскольку она очень сложна, следует разделить ее на несколько более простых вопросов и рассмотреть их один за другим.
Первое, что должно нас заинтересовать: существуют ли какие-либо письменные свидетельства того, что хоть один король из первых двух династий исцелял золотушных больных? На этот вопрос мы без труда ответим отрицательно, присоединившись к мнению, которое весьма убежденно высказывали Дю Пера, Сципион Дюплекс и все почтенные эрудиты XVII столетия. Ни одного текста, содержащего подобные свидетельства, не существует. Следует обратиться к эпохам более поздним. Раннее Средневековье известно нам по источникам сравнительно малочисленным и потому легко обозримым; уже несколько столетий ученые всех стран тщательно их исследовали; если текста, где бы говорилось об исцелении золотушных больных, не обнаружено, значит, можно с уверенностью утверждать, что его не существует в природе. Позже мы увидим, при каких обстоятельствах родилась в XVI веке легенда о том, как Хлодвиг исцелил своего щитоносца Ланисета, и убедимся, что легенда эта не имеет под собою ни малейшего основания; она — младшая сестра легенд о Священном сосуде[84] и о небесном происхождении лилий, и ее, равно как и старших сестер, следует, как это, впрочем, уже давно было сделано, отложить в сторону вместе с прочими устаревшими атрибутами исторической бутафории.
Теперь следует поставить вопрос иначе, более широко. Судя по сохранившимся текстам, ни Меровинги, ни Капетинги не обладали способностью исцелять ту совершенно определенную болезнь, которая именуется золотухой. Но, быть может, они слыли способными излечивать другие болезни или все болезни вообще? Обратимся к «Истории франков» Григория Турского. В книге IX, в рассказе о короле Гунтрамне, сыне Хлотаря I, читаем: «Верные ему подданные повсюду рассказывали, что какая-то женщина, у которой сына трепала четырехдневная лихорадка, так что находился он в тяжелом состоянии, приблизилась в толпе народа сзади к королю, незаметно оторвала бахрому от королевской одежды, положила ее в воду и дала выпить сыну. И тотчас лихорадка оставила его, и он выздоровел. В этом я не сомневаюсь, поскольку сам часто слышал, как одержимые в исступлении взывали к его имени и, покоряясь его чудодейственной силе, каялись в своих преступлениях»[85].
Итак, по мнению своих подданных и поклонников — а Григорий Турский, как известно, принадлежал к числу этих последних, — Гунтрамн слыл целителем. Одежды, которых он коснулся, обретали чудесную мощь. Само его присутствие, а может быть, даже — в этом отношении текст достаточно темен — простое упоминание его имени излечивало бесноватых. Весь вопрос в том, разделял ли он эту чудесную способность с другими представителями своего рода или же, напротив, она была его личным достоянием. Память его, кажется, никогда не была предметом официально признанного поклонения, хотя в XIV веке итальянский агиограф Пьетро де Наталибус и счел необходимым включить его в свой «Catalogus Sanctorum» (Каталог святых)[86]; однако нет никаких сомнений, что многие из его современников, и в первую очередь епископ Турский, чтили его как святого: не то чтобы он отличался особенно мягким и кротким нравом, но он был так благочестив! «Почитали его уже не только за короля, но даже за святителя Господня», — говорит о нем Григорий Турский несколькими строками выше того отрывка, который я только что процитировал. С другой стороны, тот же Григорий сообщает массу сведений о предках, дядьях и братьях Гунтрамна; Фортунат сочинил похвальное слово многим королям из династии Меровингов, однако нигде мы не найдем и намека на то, чтобы эти государи, как бы они ни были набожны, великодушны и отважны, кого-либо исцеляли.
Точно так же обстоит дело и с Каролингами. От Каролингского возрождения осталась относительно обширная литература, включающая в себя среди прочего полуполитические, полуморальные трактаты о королевской власти, а
