– А наше дело, как говорится, конёво: прикажут – поскачем, поступит другая команда – весело заржем! Не хочет наш большой начальник, чтобы мы с Тритоном под воду совались, – нам же легче. Будем на брезенте загорать, а Водолаз пусть пашет! Да, товарищ мичман?
Товарищ мичман в ответ лишь весело рассмеялся, на что Орехов отреагировал немедленно и довольно-таки раздраженно:
– Ну и чего ржем?! Не вижу особых причин для веселья. Знаешь, как любил говорить мой ротный в училище? «Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий!»
– Да не, это я так, – миролюбиво и чуточку виновато улыбнулся Троянов. – Просто Славка сказал про «конёво дело», а я представил себе, как должен выглядеть конь в маске и в ластах…
– Да? – подполковник сухо хмыкнул, но тут же улыбнулся – видимо, воображение Орехова тоже умело создавать забавные картинки. – Наверное, конь в ластах – это и в самом деле круто. Правда, меня все-таки больше беспокоит бегемот в этих самых ластах.
– Водолаз? – выказал сообразительность Катков. – Да ладно тебе… Пусть ныряет! Грамотно работает, кстати. Но и мы тоже ведь не пальцем деланы – мы будем смотреть и ухо востро держать. Я правильно понял твою мысль?
– Правильно, капитан, – кивнул Орехов. – Я вот что вам, ребятки, скажу… Вы загорайте, пока возможность есть, балдейте, но вокруг себя посматривать не забывайте! И особо следите, чтобы наши коллеги не оставались надолго у вас за спиной. Не знаю я, что они там с лодки достать хотят, но печенкой пропитой чувствую, что самое интересное как раз и начнется именно тогда, когда они до своей цели доберутся. Так что не одно ухо нам надо держать востро, а все шесть…
На второй день после обнаружения субмарины Егоров пригласил Орехова и боевых пловцов в свою каюту – по словам капитана, на «военный совет». Подполковник, твердо решивший до поры в бутылку не лезть, на приглашение молча кивнул и в назначенный час дисциплинированно прибыл вместе с Катковым и мичманом в небольшую каморку, должную играть почетную роль «кают-компании». Водолаз и Боцман уже находились на месте и встретили вновь прибывших без особого восторга, но и без какой-либо враждебности. Тут же выяснилось, что Егоров затеял не военный совет, а скорее производственное совещание.
– Люди вы опытные, военные, – не отвлекаясь на реверансы и прочие условности, сразу начал о деле профессор темных дел, как про себя называл Егорова мичман Троянов, – поэтому вопрос к вам такой… Как нам проникнуть внутрь подводной лодки?
В смысле, как открыть главный люк в рубке? Вы, господин Тритон, вроде бы самый младший по званию? Вам, по старой морской традиции, и слово… Итак, что скажете-посоветуете?
– А что тут говорить, – без особого энтузиазма начал Троянов, – там ведь по-разному можно. Все зависит от того, в каком состоянии люк. Скорее всего там так все проржавело-прикипело, что только пластит возьмет. Можно удлиненный заряд уложить да и жахнуть – люк и сковырнется.
– А если не через люк? – предложил Катков, обращаясь к Водолазу. – Из подлодки и через трубы торпедных аппаратов выходить можно. Ты там все осматривал – и что с аппаратами?
– А ничего, все люки наглухо задраены, – ответил здоровяк и поинтересовался, не скрывая опаски: – Вот Тритончик наш про взрывчатку базарит – а те же торпеды и боезапас не сдетонируют? Там же скорее всего все на месте осталось. Жахнешь, как он говорит, а подлодка обидится и такую ответку кинет, что мало никому не покажется, а?
– Это вряд ли, – покачал головой Скат. – Если это именно немецкая субмарина времен Второй мировой – это сколько же времени прошло?! Да там морская вода все съела-разъела! Хотя… Говорят, и незаряженное ружье раз в год стреляет, так что… Вообще-то, лучше всего газосваркой люк срезать – но где ее взять?
– Газосваркой, говоришь? Есть газосварка, – с улыбкой объявил Егоров и посмотрел на товарищей Орехова почти с симпатией. – А вы, я смотрю, и в самом деле соображаете. Что, Водолаз, поработаешь завтра газосварщиком? Вот и увидим, зря или нет мы здесь от морской болезни маемся…
– Босс, а вы нам не хотите рассказать, что же мы, – обратился к профессору Орехов, не спеша прикуривая сигарету и выпуская в сторонку струю дыма, – нет, если точнее, то вы, вы, конечно! – ищем? Что там, внутри этой чертовой субмарины, есть такого заманчивого? Архивы гестапо и личные письма папаши Мюллера, труп геноссе Гитлера или что еще покруче? Набор бигудей очаровательной Евы Браун или золотой запас Третьего рейха, например?
– Считайте, господин Шер-Хан, что шутку я оценил, – не поднимая глаз, сухо ответил начальник экспедиции. – Давайте об этом чуть позже, хорошо? Даю вам и вашим товарищам слово, что в свое время вы все непременно узнаете. А пока… Как говорили мудрые: «Многая знания даруют многая печали!» Как-то так, да? Так вот, а пока будем просто работать! Водолаз, готовь газосварочный аппарат к работе – сегодня еще разок пойдешь под воду. Все, господа, все свободны! Или есть еще вопросы?
– Вообще-то, есть еще одна тема, – вставая, капитан Катков посмотрел на Егорова с непривычной серьезностью: – Вроде бы по международным соглашениям все суда, погибшие и затонувшие в те годы, считаются чем-то вроде братских могил. И есть договоренность эти могилы не беспокоить… Вас не смущает то, что вы хотите, по сути, чужую могилку разворошить?
– Нет, не смущает, господин Скат! – профессор неприязненно дернул чисто выбритой щекой и жестко усмехнулся: – Смею предположить, что и вы, уважаемый, не всегда соблюдаете все законы и правила стран, на территориях которых вам приходится работать – профессия у вас уж больно специфическая. Так что давайте-ка все условности отбросим и не будем изображать из себя благородных идальго, кабальеро и прочих сеньоров! Все, парни, расходитесь! Водолаз, тебе на сборы даю час. Хватит?
– Час так час, – покладисто кивнул здоровяк, – хватит, босс! Думаю, сегодня мы эту консервную баночку вскроем на раз…
– Пардон, команданте, еще вопрос… – Катков, не обращая внимания на открытое недовольство Егорова, повернулся к Водолазу. – А ты, отважный исследователь океанов, знаешь, что внаглую нарушаешь все правила подводных работ? Один, без всякой страховки на глубине шастаешь… Не боишься?
– Нет, Скат, не боюсь! Я на погружениях давно уже не одну собаку, а целую стаю псов съел, понял? – Водолаз широко и чуточку снисходительно улыбнулся. – Кроме того, у вас, кажется, тоже говорят, что «по уставу жить – и министр обороны загнется»! Да, нарушаю! Но я не сопливый пацан и, можешь мне поверить, знаю что делаю!
– Да мне-то что, – равнодушно пожал плечами Вячеслав, – я сказал, ты услышал… Удачи!
Пока ветреная дамочка по прозвищу Фортуна, несомненно, была на стороне Водолаза – он вполне удачно в очередной раз ушел под воду и уже через час передал по связи Егорову, что заканчивает газосварочные работы. Мол, еще чуть-чуть – и дыру в корпусе субмарины он прорежет. Босс довольно кивнул и, победно посмотрев на Каткова и Троянова, подмигнул, явно намекая, что все их разговоры об опасностях и о нарушениях не стоят и скорлупки выеденного яйца. И, словно в насмешку, переговорное устройство вновь ожило и голосом Водолаза вполне отчетливо произнесло короткое ругательство.
– Что там у тебя? – недовольным тоном спросил Егоров.
– Да за железяку зацепился, руку порезал! Кровь, сука, плывет… – в измененном динамиком голосе аквалангиста не было особой обеспокоенности – разве что обычная досада на, вероятно, пустяковую ранку. – Я закончил, дыра готова…
– Водолаз, это Скат! – Катков поспешно наклонился к рации, закрепленной на груди Егорова, и торопливо заговорил: – Немедленно уходи оттуда! Поднимайся! Если рана и кажется ерундовой, то это еще не значит ничего – сам знаешь, что в воде кровь плохо свертывается. И еще одно: они кровь чуют за версту!
– Да? Я помню. Считай, что напугал – я уже начинаю всплытие… – раздалось в динамике.
Подняться на поверхность Водолаз так и не успел. Из зеленоватой мути к нему метнулась быстрая и показавшаяся просто огромной тень, и в следующее мгновение пловец ощутил резкую и жгучую боль в левой ноге. В груди взорвался ледяной ком страха, а в следующее мгновение Водолаз увидел мутновато-багровое облако, начавшее расплываться вокруг него. Тут же пришло понимание, что это не просто облако – это его, Водолаза, кровь хлещет из раны.
Мужчина рефлекторно метнулся в сторону и вновь увидел темную тень, летевшую к нему уже с другой стороны. Сознание каким-то странным образом отделилось от ставшего громоздким и неповоротливым тела, и пловец, уже словно откуда-то со стороны, увидел и огромную акулу, разинувшую утыканную треугольными зубами пасть, и самого себя – беспомощного и бестолково мечущегося. «А ноги-то уже нет…» – было последним, что промелькнуло в голове, прежде чем навалилась новая боль, сменившаяся милосердной темнотой…
