трех или четырех лет. Я кручу головой по сторонам, ища в лифте маму или папу, которых я, должно быть, пропустила в своем беспамятстве, но никого не нахожу. Я прижимаю руку ко лбу, проверяя, не нахожусь ли я в горячечном бреду, потому что какого черта крошечный человечек делает один в лифте в здании, полном юристов?
Потянув за юбку, я стряхиваю с себя удивление и приседаю, чтобы оказаться на уровне этого очаровательного человечка. У него мягкие каштановые локоны, красивые светло-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, и пухлые розовые щечки, которые так и хочется расцеловать.
— Привет, милый мальчик. Где твоя мама?
Все, что я получаю от него в ответ, это небольшую улыбку. Он, должно быть, находится в здании со своей семьей по какому-то делу и отстал от них. Его мама, должно быть, в сходит с ума от беспокойства.
— Хорошо, не волнуйся, милый, я отведу тебя в службу безопасности, и ты быстро вернешься в объятия своей мамочки. — Я с мягкой улыбкой убираю назад его кудри и спрашиваю: — Можешь сказать, как тебя зовут? Меня зовут Сави.
Его прекрасные глаза загораются, а затем он поднимает свои маленькие ручки в универсальной манере маленького ребенка, прося взять его на руки. Я недолго колеблюсь. Это не мой ребенок, но я знаю, что если бы он был моим, потерялся и остался один, я была бы счастлива, если бы добрый незнакомец позаботился о нем, пока он не вернется ко мне. Осторожно поднимаю его, словно он сделан из стекла, и почти падаю в обморок, когда маленький очаровашка утыкается лицом мне в шею и прижимается ко мне так доверчиво, как могут только маленькие дети.
Лифт останавливается на разных этажах, когда люди входят и выходят, спускаясь вниз, но я совершенно потеряна в шелковистой мягкости его волос на моей щеке и его сладком запахе. Он пахнет травой и солнцем с нотками детского шампуня. Мое сердце болит, когда я держу чужого ребенка и отчаянно желаю, чтобы он был моим. Хочу иметь собственного ребенка, любить и быть любимой так полно в ответ, мои глаза закрываются, и я нежно, в печали, опускаю голову на то, чего у меня никогда не будет.
Лифт слегка подпрыгивает, останавливаясь на первом этаже, и я остаюсь на месте, оттягивая сон об этом еще на несколько секунд, позволяя другим пассажирам выйти первыми. Я едва заметно целую его мягкие кудри, открываю глаза и собираюсь выйти, но тут же останавливаюсь перед мужчиной, который с бешеным выражением лица держит двери открытыми. Несколько секунд я в недоумении смотрю на Беккета Харта, пока крошечный мальчик на моих руках не выпрямляется с огромной ухмылкой и впервые заговаривает.
— Папа! Са-ви!
Он гладит меня по щеке своей теплой маленькой ручкой и откидывается от меня, протягивая руки к Беккету. Я не знала, что сердце может разбиться во второй раз. Маленький потерянный ангел, сын Беккета. У Бекка есть сын, и это значит…
— Сави? Черт, я могу объяснить…
Во мне падает все, что только может, но я обрываю его, стараясь сохранить голос как можно более ровным, так как запертый всхлип болезненно пульсирует в груди, но он все равно вырывается наружу, разбиваясь на части.
— Я… я нашла… его. Он, он в порядке. Ваша жена, наверное, сейчас в ужасе, но он в порядке.
Пытаюсь проскользнуть мимо него, но он сдвигается, чтобы заблокировать меня.
— Нет, Сави, это не…
Я не могу, не могу! Я собираюсь сломаться, и я не могу сделать это здесь, когда так много людей видят это.
Я быстро качаю головой и шепчу:
— Он такой, такой красивый, Бек. Я… я счастлива за тебя.
А потом я проталкиваюсь мимо него и почти бегу через холл, чтобы выйти, чтобы уйти, так как еще одна часть меня умирает.
БЕККЕТ
— Эй, мужик! Мы можем войти или это твой личный лифт?
Эти слова выводят меня из оцепенения от того, что только что произошло, и я быстро отхожу в сторону с Таннером на руках, чтобы ожидающие могли войти в лифт. Мое сердце все еще колотится от паники, вызванной потерей сына из виду и ужасом от того, что я не знал, где он находится. Мои руки крепко обхватывают маленького беглеца, и я нервно выдыхаю. Все, что потребовалось, это доля секунды. Я обернулся, чтобы ответить на вопрос моего адвоката, а его уже не было. Я успел заметить, как закрываются двери лифта, и его нахальную ухмылку сквозь щель, на секунду опоздав, чтобы помешать этому.
Прижимаюсь губами к его волосам и веду нас туда, где его няня ждет с коляской. Господи, я думаю, что это, возможно, отняло у меня десяток лет жизни. Он отсутствовал только то время, которое потребовалось лифту, чтобы добраться до вестибюля, и слава богу, что тот, в который я запрыгнул, обогнал его, иначе все могло бы пойти совсем по-другому. Я оставил няню, Полу, здесь, в вестибюле, на нашей последней встрече с посредником, желая сохранить в тайне последние детали соглашения, но мне следовало просто попросить ее подняться и подождать в вестибюле юридической фирмы. Это просто еще один способ, которым я облажался как отец, и я опускаюсь на скамейку рядом с Паулой на трясущихся ногах, когда адреналин уходит.
— Сави, папа! Сави!
Таннер кричит своим высоким голосом, и мне хочется заплакать прямо здесь и сейчас, но я не могу сделать это в присутствии сына, поэтому вместо этого я наклеиваю улыбку и киваю.
— Да, ты нашел ее, приятель. Слушай, ты не можешь так убегать, Тан! Это сильно напугало папу. Ты мог потеряться. С тобой могло случиться что-то ужасное.
Он кивает с ухмылкой.
— Да! Сави!
Вздыхаю и позволяю Поле усадить его в коляску. Мой мальчик слышал имя Сави всю свою жизнь, поэтому неудивительно, что он рад наконец-то увидеть ее. Каковы чертовы шансы, что Сави не только окажется в этом здании, но и найдет моего сына, когда тот потеряется? Я хотел, чтобы она узнала о нем совершенно противоположным образом. Черт! Я провел руками по лицу, представляя, что я увидел, когда двери открылись и все вышли.
Последним человеком, которого я ожидал увидеть держащим моего сына, была Сави. Ее глаза были закрыты, она прижалась щекой к голове Таннера, и выражение чистого отчаяния на ее лице, как будто она действительно верит, что у нее никогда не будет своего собственного ребенка, в дополнение к огромному облегчению от
