многому научился. Мне бы хотелось получить степень доктора медицины, чтобы в итоге стать врачом команды, но десять лет учебы, интернатуры, а затем ординатуры — прежде чем я смогу вернуться в спортивную медицину было слишком. Мне очень повезло, что Тейт потянул за ниточки и взял меня в тренерский штаб своей команды, когда я окончил университет. Когда он и Джуд совершили обмен в "Кингз", они сделали мою работу частью сделки, чтобы мы могли наконец-то быть вместе.
Было здорово, что мы все вернулись под одну крышу, а еще лучше, что у меня появилась возможность восстановить дружбу с Джудом. Личная встреча с Сави на прошлой неделе сняла огромный груз с моих плеч, хотя я еще не набрался смелости подойти к ней снова. Я стараюсь пока держаться в стороне, чтобы дать Джуду и Тейту время завоевать ее обратно. По их словам, она сопротивляется всем нам, но Джуд настаивает на том, что добиться успеха. Когда наконец придет моя очередь, я собираюсь отдать все, что у меня есть, чтобы она поняла, как мне жаль и что мы тоже заслуживаем шанса быть вместе.
— Мистер Джеймс, мы закончили. Сделайте одолжение, отнесите эту карту медсестрам на центральном посту, а потом возвращайтесь на наш этаж. У меня есть несколько исследовательских работ по реабилитации ACL, которые, я думаю, будут вам интересны. Как вы знаете, это довольно распространенная спортивная травма, с которой сталкиваются ваши игроки.
Забираю у него карту и киваю, когда мы выходим из кабинета неотложной помощи и расходимся в разные стороны. Три медсестры в отделении ведут беседу, поэтому я жду по другую сторону стойки, чтобы передать карту.
— Теперь она не такая равнодушная, да?
— Ай, Дана, ты такая сука, — смеется одна из них. — То, что она знаменитость, не значит, что она это заслужила.
— Знаю, но она просто всегда такая заносчивая. Я имею в виду, почему бы ей не улыбаться? Она богата. Эта женщина может купить все, что ей нужно, чтобы улыбаться до конца жизни. Я просто не понимаю.
Одна из них замечает меня и протягивает руку за картой с кокетливой улыбкой, я передаю ей ее и поворачиваюсь, чтобы уйти, не желая слушать их мелочные сплетни. Успеваю сделать всего несколько шагов, как мой телефон выдает уведомление Google о любом упоминании Сави в новостях. Достаю его из темно-синего халата, который на мне, пока иду к лифту, но заголовок, который я вижу на экране, заставляет меня остановиться.
Наследница Севан доставлена в больницу после жестокого ограбления в парке.
Мой мозг связывает то, о чем сплетничали медсестры, с заголовком, и ноги сами собой заставляют меня бежать обратно. Я хлопаю рукой по стойке, чтобы привлечь их внимание.
— Саванна Севан, это та, о ком вы говорили? Она здесь? Ее привезли?
Все трое тут же замирают, обмениваясь настороженными взглядами.
— Мне плевать на ваши сплетни! Она здесь? Скажите мне!
Одна из них медленно качает головой.
— Извини, мы не можем разглашать эту информацию. Частная жизнь пациента и все такое.
Моя рука на стойке сжимается в кулак, и все трое делают шаг назад.
— Она для меня не пациентка, а моя гребаная девушка, — выдавил я сквозь стиснутые зубы. — Если она здесь, я должен знать!
Их брови удивленно поднимаются, но одна из них жалеет меня и показывает пальцем.
— Она на шестой кровати и, э-э, прости за то, что я сказала…
Я не задерживаюсь, чтобы выслушать извинения, которые она попытается принести за то, что нагрубила незнакомой женщине. Я просто мчусь к занавеске, на которую она указала. Моя рука дрожит, когда я протягиваю руку и осторожно отодвигаю ее, чтобы увидеть Сави, сидящую на кровати с врачом, который осматривает ее. Мое колотящееся сердце слегка замирает, когда я вижу, что она очнулась и встала, даже когда мои глаза замечают все более глубокий синяк на ее лице и красные пятна на шее. Больничный халат, в который она одета, скрывает все остальные повреждения, но медицинской бригады нет, так что случившееся не должно быть опасным для жизни.
Ее руки лежат на коленях, и я вижу ярко-белые костяшки пальцев, так крепко она сжимает их. Но то, что я вижу на ее лице, показывает, что она едва держится. Я изучал это лицо в течение двух лет лично, а затем еще четыре года через СМИ, и я знаю, как близка она к тому, чтобы потерять контроль и разбить свою маску.
Она не хотела бы, чтобы кто-то это видел, поэтому я кричу:
— Ей нужна минута! Уходите!
Оба доктора и Сави вскидывают головы в мою сторону, он с раздражением, которое быстро переходит в возмущение, а у нее, клянусь, перед тем как глаза зажмурились, промелькнуло облегчение.
— Кто ты, черт возьми, такой? Как ты смеешь вмешиваться в лечение пациента? — рычит на меня доктор. Его грудь вздымается, когда он готовится разорвать меня, но я прерываю его прежде, чем он успевает начать.
Мои глаза не отрываются от лица Сави, когда я говорю:
— Я мужчина, который любил ее последние шесть лет, и ей нужна чертова минута.
Доктор брызжет слюной, но тихая, задыхающаяся мольба Сави: «По-пожалуйста» заставляет его убрать руки с ее тела и отступить назад.
— О, эм, да, конечно, мисс Севан. Я позабочусь о том, чтобы вас перевезли на наш VIP-этаж.
Он двигается вокруг кровати, посылая мне презренный взгляд, а затем выскальзывает и плотно закрывает за собой занавеску. Я просто стою там, застыв, глядя на нее, пока она не издает малейший писк, и тогда я пересекаю комнату, сажусь на кровать и поднимаю ее на колени, обнимая. Она прижимается лицом к моей шее, ее колени поднимаются, как будто она пытается свернуться в самый маленький клубок, чтобы совсем исчезнуть. Я обхватываю ее и прижимаю к себе так крепко, как только могу, не причиняя ей боли.
Зарываюсь лицом в ее волосы и шепчу:
— Все хорошо. Я держу тебя. Теперь ты можешь все отпустить.
И она отпускает. От боли, которую я слышу в ее рыданиях, когда она прижимается к моей груди, у меня самого на глаза наворачиваются слезы. Эта девушка, эта милая, идеальная девушка так чертовски сломлена внутри, и я знаю, это не только от того, что случилось с ней сегодня. По тому, как она всхлипывает, я могу сказать, что это намного больше. Боль, накатывающая на нее, годы накопленной душевной боли, и меня чертовски убивает осознание того, что я приложил руку к большей части.
