Юрий Дмитриевич руководил развитием экономики, которая в стране тогда была. И при нем, в общем, имело место некоторое движение вперед, пусть и небольшое. Он умел гармонично сочетать и развитие различных отраслей относительно друг друга, и развитие регионов в балансе с общим развитием экономики страны. Все это он обеспечивал. Но ситуация была тяжелая, вообще вся экономика в то время пошла на спад – не потому, конечно, что Юрий Дмитриевич пришел на хозяйство, а из-за того, что было сделано до него. Главное то, что он руководил разработкой планов развития народного хозяйства, как это в то время называлось, начиная, по-моему, с плана 1989 г. и заканчивая 1992 г. То есть страна жила – пусть тяжело, потому что уже не было надлежащего потенциала, – но она жила по тем планам, которые разрабатывались под руководством Юрия Дмитриевича Маслюкова.
Ну а вопрос закрытия Госплана, конечно, по большому счету не имеет отношения к экономике, это политический вопрос. Делали это те люди, которые пришли к власти после того, как эту власть взял в руки Борис Николаевич Ельцин, и которые реализацию собственных идей ставили в конечном итоге гораздо выше благополучия страны. Ведь весь внутренний рынок, неподготовленный к конкуренции с западной промышленностью, был по существу отдан в руки Западу. В результате российская промышленность рухнула. И все остальное, что произошло потом, произошло именно в связи с этим.
* * *
Многие спрашивают: как так получилось, что Юрий Дмитриевич, занимавший такую высокую правительственную должность, в частности, при Горбачеве, сумел оказаться никоим образом не вовлеченным в ГКЧП? Тем более это странно, если учесть, что многие из руководителей ГКЧП каждый день сталкивались с Маслюковым по работе, а Павлов за излишнюю тягу к алкоголю даже несколько раз изгонялся из дома Светланой Ивановной, бдительно следящей за сохранением нормального рабочего состояния всех членов правительства. Наверное, это было связано с тем, что Юрий Дмитриевич был человеком, к которому грязь не прилипала. Любые сомнительные действия и мероприятия были крайне далеки от него. Хотя при этом он понимал все проблемы, с которыми сталкивалась Россия, и нельзя сказать, что он был поклонником линии, проводимой Горбачевым. Однако несогласие – это одно, а вот предательство – совсем другое.
В 1991 г. Маслюков был заместителем председателя Совета Министров СССР, председателем Государственной военно-промышленной комиссии. В понедельник, 19 августа, в 10 часов утра он собрал заведующих отделами и заместителей председателя и спросил, кому что известно о происходящем. Никто ничего не знал. Тогда Маслюков велел передать всем директорам подведомственных предприятий и организаций следующее: во-первых, продолжать выполнять производственные задания, не снижая темпа, во-вторых, усилить охрану объектов, чтобы исключить вынос с территории предприятий оружия, легковоспламеняющихся и взрывчатых веществ, и в-третьих, усилить охрану подведомственных детских садов, санаториев и других детских учреждений. Военно-промышленная комиссия находилась тогда на улице Горького (ныне Тверская), в бывшем здании Министерства оборонной промышленности. Люди стояли у окна и смотрели, как танки едут от Белорусского вокзала к Красной площади и обратно. «Что ж, – сказал Юрий Дмитриевич, – думаю, этого путча еще часа на два хватит».
Надо сказать, что Маслюков никогда не допускал в своем коллективе никаких публичных обсуждений, касающихся политических вопросов. Важно подготовить документацию по конкретной технической проблеме, обосновать свою точку зрения и постараться отстоять ее. Дальнейшая оценка вопроса с политической точки зрения – забота политиков. В этом снова проявляется один из его главных принципов: каждый должен на своем месте делать свое дело.
Повторюсь: предательство для Маслюкова было невозможно. Как любой человек, обладающий государственным мышлением, он глубоко переживал трагедию распада Советского Союза, бездарность периода горбачевских реформ. При этом он понимал, что, как это часто бывает в бизнесе, иногда нужно каждый день ходить на работу, чтобы потерять меньше денег, чем ты бы потерял, если бы на работу не пошел. Точно так же Юрий Дмитриевич ходил каждый день на работу, чтобы не дать стране скатываться в тартарары с такой страшной скоростью, при этом наблюдая, как его идеи и предложения не только не находят себе подтверждения, но и никоим образом не реализуются.
Конечно, от этого должны были опускаться руки, тем более что потом он оказался брошен в свободное плавание дикого рынка, где надо было хитрить, ловчить, звонить, просить… Но Маслюков не был мелким лавочником. Он не обладал психологией спекулянта или человека, который благодаря нужному знакомству может привязаться к бюджету, сесть на него и радостно сосать средства. Невозможно представить себе Юрия Дмитриевича в бытность его, например, депутатом Госдумы, пытающимся пойти и где-то «порешать» какие-то вопросы или берущим взятку за то, чтобы отправить депутатский запрос. Это все было настолько чуждо и настолько от него далеко, что никому даже в голову не приходило обратиться к Маслюкову с подобным предложением. Он совершенно не был приспособлен к таким действиям. Он просто сидел и наивно ждал, что к нему обратятся за экспертизой, за советом для большой работы.
* * *
В 1990-е гг. люди, в чьих руках были основные рычаги управления российской экономикой, были всерьез увлечены теорией свободного рынка. Но на практике все оказалось далеко не так радужно, как хотелось бы. Выяснилось, что недостаточно «создать среду», в которой все должно развиваться само по себе. Государство, исключающее, если угодно, интеллект из процесса экономического развития, оказывается в положении нерадивого садовника, который завез к себе на участок чернозем и удобрения, создал «среду», а на грядке без присмотра разрослись сорняки и задушили все вокруг. Близкий знакомый Юрия Дмитриевича Маслюкова и его коллега по работе в Военно-промышленной комиссии хорошо помнит, какая волна хаоса накрыла экономику в период перестройки и после нее:
Рынок – это когда предложение превышает спрос. Если предложение ниже спроса, это черный рынок. Никакому управлению он не поддается и все гробит. Вот такой пример: в СССР недостаточно производилось холоднокатаного стального листа, это был дефицит. Практически все, что выпускалось, шло в автомобильную промышленность, потому что там этот вид продукции приносил наибольшую прибыль. Потом, в годы перестройки, стали агитировать всех переходить на прямые договоры, с тем чтобы любой мог купить то, что ему нужно. Но производство-то не выросло! Я от директоров предприятий много раз слышал совершенно одинаковые истории: едет заместитель по общим вопросам заключать договор на металл, а зам. по сбыту металлургического комбината ему говорит: «Так у меня полно желающих! Раньше фонды были, этому даю столько-то, тому столько-то, а теперь кому хочу, тому даю». Получается, надо его «заинтересовать», чтобы он «захотел», а иначе – останавливай производство, сырья-то нет. Другой пример: едет заместитель по общим вопросам заключать договор на поставку микросхем в рамках сложившейся кооперации, а ему говорят: «Мы тут слышали, вашему директору «Волгу» новую выдали, на старой он семь лет отъездил. Так пусть отдаст нашему директору, а мы вам микросхемы». И если учесть, что многое у нас тогда было под обрез, такие вещи цвели пышным цветом. Но главное, что и сейчас по сути ничего не поменялось. Только теперь это называется административной рентой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
