Хмурое настроение не смог развеять даже любимец-эндуро. А на парах и вовсе сделалось невыносимо. Типы и модели экономических систем не задерживались в голове ни на секунду, ибо там господствовал полный хаос.
«Я просто съезжу к этому ресторану и всё. Ничего не буду делать. Просто посмотрю на неё. Издалека. Даже подходить не буду», — твёрдо сказал себе Шаламов.
Подходить к ней не стоило. Зачем травить душу и ей, и себе? У неё наверняка своя жизнь, как-то устроенная, налаженная. А вспоминать прошлое — это как заново вскрывать затянувшуюся рану и солью присыпать. Вряд ли ей такое нужно. Это раньше, пацаном, он считал, что можно всё исправить. Теперь же думал — содеянного не исправишь, можно, конечно, что-то попытаться придумать, как-то отвлечь, заслонить чем-то другим. Но что сделано, то сделано, и это всегда будет стоять между ними. Ведь он её не просто предал, он, можно сказать, чуть её не убил. Такое невозможно ни простить, ни забыть. И ей, наверняка, видеть его неприятно, даже горько. И какое тогда у него право причинять ей лишнюю боль?
Но ему-то увидеть её хотелось просто невыносимо. И как он ни пытался перебороть это желание, оно только крепло, пока не превратилось в навязчивую идею.
Третью пару Шаламов отсидел как на иголках, беспрестанно поглядывая на часы, с четвёртой — вообще сбежал.
Сначала долго выписывал круги возле «Касабланки», никак не решаясь войти. А потом оказалось, что вообще приехал зря. Хотя как сказать — Эмилию он не увидел, но выяснил, что сегодня не её смена, а вот завтра — её. С двух до полуночи. Но может задержаться и до часу, и до двух, если какой-нибудь важный гость засидится.
Выложила всё это ему пергидрольная официантка, на бейджике которой значилось: «Алёна». Она вышла покурить на улицу, где он её и поймал. Хорошо, что додумался не соваться через главный вход, а объехать здание с тылу. Задняя дверь выходила во двор, совершенно обычный, с ракушками, скамейками, качелями, тополями. Вот, например, здесь, между двумя гаражами он сможет потом притулить мотоцикл, а здесь, на лавочке — затаиться сам. Посмотрит на неё издали и уедет. И ничего больше.
Шаламов повернулся к девушке, которая таращилась на него прямо-таки с кричащим любопытством и, вне всякого сомнения, догадалась, кто он такой. На пятничном ужине эта Алёна ему не встречалась, но он и не особо-то осматривался по сторонам. Мог запросто не заметить. А если её и не было, тот блондинистый официант наверняка растрепал всем обо всём.
— Слушай, Алёна. Давай договоримся так: ты меня здесь не видела, и мы ни о чём не разговаривали, хорошо?
— В смысле, не передавать Эмилии, что вы приходили?
— Ни ей, никому. Я сюда не приходил. Договорились? — он сунул ей деньги для верности.
— Как скажете. Не приходили — так не приходили, — кивнула Алёна, пряча купюру в карман фартука. — А вы ничего такой, — улыбнулась она кокетливо.
Он в ответ лишь сухо кивнул — то ли поблагодарил за комплимент, то ли подтвердил, да, мол, в курсе, то ли просто попрощался, потому что сразу же развернулся и направился к мотоциклу, оставленному неподалёку.
— Кстати, — крикнула она ему в спину, — тот ваш ужин Петрушка… ну, то есть Харлов, управляющий наш, на неё повесил. А там счёт вышел как её зарплата за полгода.
— Что? — Шаламов не сразу понял, о чём она говорит. Какой счёт? Какие зарплаты?
— На Эм, говорю, долг за ужин повесили.
— Почему? — оторопел Шаламов.
— Ну вроде из-за того, что она вас плохо обслуживала и вы остались недовольны. Харлов как бы не стал брать с вас деньги, сказал, что ужин за счёт заведения. А на самом деле велел ей покрывать всё из своего кармана. Харлов теперь с неё вообще не слезет, пока она с ним не расплатится. Так-то.
— А какая там сумма была? — ошарашенно спросил Шаламов.
— Да я без понятия, но если хотите спрошу у Макса. Он тоже вас обслуживал.
— Спроси. Только…
— Знаю-знаю, не говорить ему, что это вы интересуетесь. Подождите здесь.
Девушка закинула в рот мятную подушечку и скрылась за массивной металлической дверью. Он прождал минут десять и уже думал уходить, когда наконец вернулась Алёна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тысяча триста сорок долларов.
Глава 16-1
Вероника обычно приезжала с работы часам к шести, но сегодня не пришла ни в семь, ни в восемь, ни в девять. Шаламов понимал, что, по идее, надо бы заволноваться — вдруг что стряслось, ДТП там, или ещё какая напасть. Вроде как звонить куда-то надо, искать, но… не мог ничего с собой поделать. Вместо тревоги в душе откуда-то взялась малодушная надежда, что вдруг она просто от него ушла? Обиделась и ушла.
Но даже и не поэтому он не переживал, а просто потому что все его мысли занимал завтрашний день. Завтра он увидит Эм. Пусть как вор, поглядит на неё издали и в потёмках, ну и что. От одного предвкушения сердце заходилось.
И ещё что-то надо с её долгом делать. Как-то вернуть его. Управляющий — скотина, конечно. Но самая сволочь — это Гайдамак. Сомнений нет — его рук дело. Мало ему было унижать её за ужином, решил ещё и так ударить. Такой мелочности Шаламов от него даже не ожидал.
Лишь около полуночи и скорее ради приличия Шаламов позвонил Веронике. Никто не ответил. Ужасно не хотелось звонить её отцу — век бы его не слышать, но больше-то некому.
Гайдамаковское «алло» прозвучало как выстрел: резко, громогласно, угрожающе.
— А Ника у вас? — спросил Шаламов, минуя все прелюдия.
На том конце провода повисла тяжёлая пауза. Потом Гайдамак всё же снизошёл до ответа:
— Чего хотел?
— Узнать, всё ли с ней в порядке, — честно ответил Шаламов.
— И дальше что?
Да и так понятно, что Ника в безопасности, иначе Гайдамак на уши всех бы уже поставил. Скорее всего, она как раз сейчас с отцом, опять тортик какой-нибудь ест, ну а Шаламова решили помучить в неизвестности.
— Ничего, — психанул вдруг Шаламов и бросил трубку.
Это даже лучше, что её нет. Хоть один вечер не придётся напрягаться и скрывать, какие демоны хозяйничали у него внутри.
* * *
С утра пораньше он помчался к родителям и перехватил отца буквально в последнюю минуту. Тот уже собрался уезжать по делам. Увидев сына, он замешкался, но вышел из машины.
— Неужто я тебе понадобился? А то каждый день ведь тут бываешь, — он кивнул на байк, — а к нам с матерью ни разу не заглянул.
— Я в выходные приеду. Слушай, батя, можешь дать денег? Срочно нужно.
— Сколько? — отец слегка скривился, мол, кто бы сомневался, что сюда ты только за деньгами ходишь, но достал из внутреннего кармана портмоне.
В другой раз Шаламов взъерепенился бы, уязвленный. Но сейчас просил не для себя, поэтому стерпел.
— Штуку баксов…
Ещё с вечера он обшарил весь дом, выпотрошил какие помнил заначки, но едва наскреб три сотки.
— Сколько-сколько? Ты с ума сошёл! Это зачем? — вскинулся, опешив, отец и прикрыл портмоне.
— Долг отдать.
— Ты у кого-то такую сумму занял? — прищурился отец. — На что это? Никак куда-то встряпался? Или ты травкой снова балуешься? Не дам, пока не расскажешь, что натворил.
— Блин, какая травка! Ничего я не натворил! — раздражённо прикрикнул Шаламов, но сумел тут же взять себя в руки. — Это не мне. Это Эмилии.
— Что? — часто-часто заморгал отец и, как-то нервно хохотнув, спросил: — А при чём тут Эмилия?
— Да при том, что счёт за тот наш ужин её заставляют оплачивать. Гайдамаку типа не понравилось, как она работала… В общем, хозяин того ресторана долг на неё повесил.
Отец ответил не сразу. Помешкав, осторожно произнёс:
— Ну… Она ведь правда… Чуть не уронила там что-то…
— И что? В долговую яму ее теперь? Тот ужин — это её зарплата за полгода!
— Но я-то тут при чём? Не я на неё жаловался, какие ко мне претензии?
— Да никаких к тебе претензий, — устало сказало Шаламов, — просто дай, пожалуйста, тысячу баксов и всё.
Отец отвел глаза.
