Маша ждала его возле школы, Федор еще издали увидел ее светлые волосы, выбивающиеся из-под шапки, и посмотрел на часы. «Вроде бы вовремя», – подумал он, но все равно прибавил шаг.
– Привет! – он поцеловал ее в щечку. – Ты чего так рано?
– Тебя ждала, – Маша загадочно улыбнулась. – Пошли.
Они зашли в раздевалку и забились в «свой угол».
Они уже давно приходили в школу раньше всех, это получилось спонтанно. Однажды Федор проснулся очень рано и, как всегда, с мыслью о Маше. Сидеть дома не было сил, и он медленно побрел в школу. Через пару минут, словно по мановению волшебной палочки, появилась она.
– Я очень хотел тебя увидеть, – он покраснел.
– Я тоже.
«Как хорошо, что наши желания совпадают!» – радостно подумал мальчик.
– Ты чего такая загадочная? – Федор помог ей раздеться.
Маша достала из сумки маленьких, белоснежных, пушистых медвежат, сшитых между собой красным сердечком, на котором золотыми буквами было написано «Love».
– С праздником святого Валентина!
– А это еще что за праздник?
– По одной версии Валентин был большим другом детей, и злые римляне посадили его в тюрьму, – как всегда подробно рассказывала Маша, уже привыкшая к тому, что людям в этой стране не так уж хорошо известна мировая история. – Расстроенные дети посылали ему ободряющие письма, которые теперь называются валентинки. Но 14 февраля 269 года его казнили. Но есть еще и другая легенда, и она мне нравится больше. Священник Валентин в нарушение императорского декрета обвенчал влюбленных, за что и поплатился жизнью. Теперь весь мир отмечает сегодня день влюбленных, – девушка нежно коснулась его губ.
– Я сейчас! Жди! – Федор быстро накинул куртку и, не чуя под собой ног, выскочил из школы.
Прибежав домой, он кинулся в родительскую спальню и стал рыться в материнской шкатулке с драгоценностями. Он так нервничал, что никак не мог отыскать желаемое. Федор вытряхнул все содержимое на кровать и, наконец, увидел два старинных обручальных кольца из желто-красного золота, принадлежавших его деду с бабкой. Перед смертью дед отдал эти кольца Федору. «Я прожил очень хорошую жизнь, – сказал он тогда внуку. – Но это исключительно заслуга твоей бабушки. Возьми, – он протянул кольца, – пусть твоя семейная жизнь будет хотя бы наполовину такой же прекрасной, как и моя! А значит, я тоже буду спокойно спать на том свете». Тогда Федор отнесся к этому несерьезно и отдал кольца матери, и только сегодня он понял слова деда. Никто, кроме Маши, не принесет ему счастья!
Он прибежал назад тяжело дыша, Маша спокойно ожидала его, прижав к груди медвежат.
– Вот, – Федор раскрыл ладонь и дрожащей рукой надел колечко на безымянный палец девушки. – Теперь ты.
Маша с волнением взяла кольцо и очень явственно ощутила всю торжественность момента. В этот миг они соединяли себя перед лицом всевышнего, в тишине школьного коридора, без свидетелей. А нужны ли свидетели таинству любви?!
– Теперь мы вместе навсегда! – Федор крепко прижал ее к своей груди, чувствуя, как он сам полностью растворяется в ней. И уже нельзя было понять, где Он, где Она.
1706 г. Франция. Пикардия
Антуан-Жозеф-Франсуа-Луи маркиз де Обинье, темноволосый мужчина среднего роста, немного полноватый и неуклюжий, осторожно заглянул в приоткрытую дверь и удовлетворенно улыбнулся. Неслышно ступая по ковру с причудливым аллегорическим рисунком, он подошел к жене, мирно сидящей с книгой у камина.
– Вам уже лучше, мадам? – он с любовью посмотрел на Женевьеву и нежно поцеловал ей руку.
– Да, Кларисса приготовила мне чудный чай из местных трав, и боль как рукой сняло, – она отложила в сторону книгу. – Я даже успела отдать распоряжения на кухню, чтобы приготовили вашу любимую телячью печень под маринадом.
– Только и всего? – наигранно рассерженным тоном поинтересовался муж. – Я голоден как черт и готов съесть не только печень, но и самого теленка.
– Нет, нет, не переживайте, я позаботилась о том, чтобы мой дорогой супруг был сыт, а Бланка к тому же испекла ваше любимое миндальное печенье, – улыбнулась маркиза, подыгрывая мужу. – Вижу, прогулка пошла вам на пользу, хотя погода, по-моему, не очень приятная, – она зябко поправила шаль.
– Что вы, дорогая, на улице чудесно. Солнышко припекает так, словно наступило лето. Просто эти мрачные стены поглощают весь свет. Поверьте, на улице теплее, чем здесь, у камина. И если вы согласитесь составить мне компанию, то после обеда я еще раз с удовольствием прогуляюсь по парку.
– Вам грустно здесь. Это моя вина, – тихонько выдохнула маркиза.
– Мне грустно? С чего вы взяли, да и можно ли грустить рядом с вами?
– Я знаю, я чувствую. Вы оставили королевскую службу, уехали из столицы. Вы жертвуете собой ради меня, ради Поля, – она нервно теребила шаль. – Даже я, выросшая в глуши, с трудом привыкаю к спокойной размеренной жизни. И только долг матери заставил меня удалиться из общества. А вы, коренной парижанин, привыкший блистать в свете…
– Мадам, – перебил ее муж, слишком утонченный, чтобы не понимать мучавших ее душевных страданий, – мне странно слышать эти речи из уст женщины. Ведь это женщины больше, нежели мужчины, нуждаются в обществе, комплиментах, развлечениях. А что до моей жертвенности, то какая же это жертва? Это великое счастье и благо быть подле вас, служить вам.
– Спасибо вам, мой друг! Но я видела, как вы были счастливы, когда нас навестил виконт де Блуа. Как светились ваши глаза.
– Еще бы! Конечно, я был рад, ведь я выиграл у него целых триста луидоров, – маркиз задорно рассмеялся, но уже через секунду, глядя прямо в глаза любимой женщины, совершенно серьезно произнес: – А общество? Вы знаете, только человек, который не в ладу сам с собой, человек, которому скучно оставаться одному, и он слоняется из угла в угол, потому что его ум скуден, а дух слаб, – только такой человек постоянно нуждается в обществе, потому что это самый легкий способ убежать от себя. Мне некогда скучать с самим собой, а уж тем более рядом с вами. Я не устану благодарить вас за то блаженство, в которое превратилась моя жизнь после встречи с вами. Я знаю, что вы меня никогда не любили. Нет, нет! Не перебивайте меня, – упредил маркиз возмущенный взгляд Женевьевы. – Я должен вам это сказать. Мы так часто скрываем свои чувства и показываем свою беспечность и независимость. Мы так яростно доказываем свою власть над женщинами, что становимся настоящими тиранами. А женщины только потому и позволяют властвовать над собой, потому что вы мягче нас, а следовательно, благороднее. И если верно, что нам дана власть над женщиной, то несомненно, что ваша власть над нами еще сильнее. Это власть красоты, которой мы не в силах сопротивляться. И если наша власть над вами в большинстве случаев показная, то ваша власть повсеместна и безгранична! Я не питаю никаких иллюзий на свой счет, я старше вас и многим кажусь скучным. А вы, вы божий ангел, подаривший мне счастье, – он преклонил колено и усыпал поцелуями ее руки.
– Дорогой мой супруг, – маркиза встала, гордо подняв голову, – в ваших словах есть доля истины, вернее была. Вы правы, когда я выходила замуж, то не любила вас. Уважала, ценила, но не любила. Я пыталась убежать от себя. Но, узнав вас, увидев ваше внутреннее благородство, я полюбила вас всем сердцем. И теперь мне кажется, что вы часть меня. Если вам больно, то и мое тело начинает болеть, если вам грустно, то и мне не весело. Только поэтому я завела этот разговор. Вы были так веселы и беспечны в присутствии виконта и так грустно смотрели ему вслед, что мое сердце сжалось от боли.
– Дорогая, – маркиз нежно обнял жену, – вы слишком впечатлительны. Если я и взгрустнул, то только от того, что привязан к виконту и считаю его одним из лучших своих друзей. А двор, свет, – он махнул рукой. – Вы знаете, я получил письмо от герцога Сен-Симона.
– И что же пишет наш милый Луи? – Женевьева, как и любая женщина, была любопытна. – Я знаю, как вы были дружны с его отцом и обещали оказывать всяческую поддержку сыну.
– Да, нас связывало слишком многое, и так больно, когда уходят старые друзья, – печально подтвердил господин де Обинье. – А что касается Луи, то он сейчас очень дружен с герцогом Шартским. Это очень полезно для службы, но, к сожалению, губительно для души.
– Не стоит переживать. Мне кажется, что герцог унаследовал от отца твердость духа и глубокую порядочность. Он всегда боролся против подлости, и только истина является для него законом.
– Надеюсь, что вы как всегда окажитесь правы.
– Вы ушли от вопроса, так какие же новости сообщает вам герцог?
– Как всегда в своей саркастической манере он пишет, что Версаль превратился в такое скучное место, что даже монахини завыли бы от тоски.
