– Сент-Марсель устроит, месье?
– Устроит! – заржал Джо.
Поплутав по грязным лабиринтам парижских окраин, они остановились у покосившегося, давно не ремонтированного двухэтажного здания, с поблекшей вывеской «Цветочки Тунье». Джо рассчитался с кучером и решительно открыл дверь в «оранжерею». Несмотря на день, здесь царил полумрак. В оловянных канделябрах мерцали свечи, от которых по довольно просторной комнате разносился легкий чад. Вдоль стены стояли ветхие кресла с протертыми кожаными сиденьями и деревянными подлокотниками, в углу ничем не прикрытый камин, а над ним портрет какого-то святого. Дрожащее пламя свечей отчасти скрашивало убогость обстановки.
– Дорогуша Джо! – им навстречу выплыла женщина, хотя это слово подходило к ней меньше всего. Большая и круглая, как пивная бочка, с огромным количеством белил, что еще резче обозначило ее черные усики над верхней губой.
– Джо!
– Красавчик Джо!
– Миленький Джо!
К ним по лестнице сбежали еще четыре девицы, в таких же ярких, но более откровенных нарядах, с набеленными до фарфоровой белизны личиками и практически открытой грудью. От вида коричневых очертаний женской плоти у Филиппа перехватило дыхание. Девицы вели себя нахально, сразу было видно, что им не известно ни чувство приличия, ни чувство деликатности. Речь их была бесстыдна и усыпана циничными жестами.
– Ой! А это кто с тобой?
– Какой хорошенький месье!
Филипп совсем потерялся от плотоядных взглядов и наглых рук.
– Мой друг.
– Так, цыц! – мамаша Тунье внимательно посмотрела на Филиппа и облизала губы. – Месье здесь первый раз? – она перевела взгляд на Джо и, получив утвердительный кивок, схватила юного клиента за руку. – Им я займусь лично!
Она потащила вконец растерянного Филиппа вверх по скрипучей лестнице, и они оказались в грязной, убогой каморке, вся обстановка которой состояла из маленького слухового окна, узкой кровати и стола с медным тазом для умывания.
– Сейчас мамочка тебя порадует, – мадам стала надвигаться на подростка, как пантера на зайца, не переставая облизываться.
Филипп вжался в стенку.
– Иди же к мамочке, – манила она, обнажив свою могучую, дряблую грудь, которая словно кисель двигалась в такт ее шагам.
Она подошла совсем близко, и Филипп уловил неприятный, кислый запах перегара и лука. И все же голое женское тело возбуждало его, голова приятно кружилась, а ноги, став ватными, приросли к полу.
– Посмотрим, что тут у нас, – мамаша Тунье расстегнула штаны, и он почувствовал горячие, влажные губы.
Взрыв и звезды посыпались с неба.
– Те-те-нька, что-о вы дела-а-а-а…!!! – он захлебнулся от стыда и доселе невиданного наслаждения.
Когда «звездопад» закончился, он открыл глаза и увидел отвратительную, похотливую гримасу.
– Понравилось, – протянула она.
Филипп оттолкнул мамашу Тунье и, подхватив приспущенные штаны, сломя голову бросился вниз по лестнице.
– Куда ты? Мы еще не закончили, – неслось вслед.
Филипп бежал, не разбирая дороги, словно за ним гнались разбойники. Через пару кварталов он остановился, чтобы отдышаться.
– Эй! Ты кто такой и что делаешь на нашей улице? – перед ним стояла группа подростков. Чумазые лица, грязные, никогда не мытые головы, босые, в коротких рваных штанах и в рубахах с оторванными заплатами.
– Ха! Да он глухой!
– И слепой, – голоса звучали враждебно.
Филипп огляделся, пытаясь понять, где же он оказался.
– Че озираешся? Бежать все равно некуда. Ща мы тебя пощиплем, – на него наступал темноволосый, кучерявый парень примерно его возраста. Лицо мальчишки украшал свежий шрам, протянувшийся от губы, по щеке, до виска. Рана, видимо, плохо заживала, от чего щека вспухла, и заплывший глаз походил на узкую щель.
– Я не озираюсь, это тебе кажется, Косой, – огрызнулся Филипп.
– Косой! Ха-ха!
– Точно Косой! – громко заржали мальчишки, подхватив удачную шутку.
– Заткнитесь! – приказал парень. – Ща я покажу тебе, кто из нас Косой, так отделаю, что мамаша не узнает! Ату его! Ату! – он махнул рукой, и группа оборванцев стала брать Филиппа в кольцо.
– Впятером на одного? Смельчаки, – криво усмехнулся Филипп, подражая Джо. – Ну ладно! – он ловким движением достал из голенища нож и вспомнил слова наставника. «Никогда и ничего не бойся! Никого и ни о чем не проси! Все, что тебе нужно, возьми сам! И когда нет выхода, нападай первым!»
Филипп сразу успокоился и почувствовал себя уверенно. Наверное, что-то новое появилось в его глазах, потому что подростки застыли в нерешительности.
– Ну, кто первый? – Филипп сделал резкий выпад, и нож просвистел над ухом одного из нападавших.
– Стой! – крикнул рыжий мальчишка, наблюдавший со стороны, как будут развиваться события. – Ты прав! Давай один на один, бросай нож! – он вышел вперед. – Да не бойся, бросай. Раз я сказал, то так и будет, – он сплюнул сквозь зубы.
– Я не боюсь! – Филипп бросил нож и первым кинулся в бой.
Они катались по земле под оглушительные крики и свист группы поддержки.
– Поддай ему, Рыжий!
– Заходи слева!
Филипп, изрядно побитый, все же изловчился и подмял под себя противника.
– Сдаешься? – заломив сопернику руки, прохрипел он.
– Сдаюсь.
Филипп, собрав последние силы, встал. Голова кружилась, глаза заплыли, превратившись в маленькие щели.
И тут на него неожиданно набросился Косой.
– Эй, ребята! А ну вали его!
– Стоять! – закричал поверженный мальчишка. – Стоять! – он подлетел к обидчику Филиппа и со всего размаха ударил. – Когда я даю слово, то держу его, Косой.
Мальчишки опять заржали.
– Рыжий, – он протянул Филиппу руку, помогая подняться.
– Филипп.
– Красавчик.
– Воробышек.
– Молочник, – по очереди представлялись мальчишки, последним подошел чернявый.
– Оглобля.
– Ну уж нет, теперь ты Косой, – засмеялся Рыжий и тут же похвалил Филиппа: – Здорово дерешься! Меня победить не так-то легко.
– Ты тоже, победа и вправду была не из легких, – не остался в долгу Филипп. – Просто у меня хороший учитель, он ходил под флагом самого Граммона.
– Ого! Так ты флибустьер? А мы приняли тебя за пижона, хотели обуть.
– Обуть? – Филипп посмотрел на свои новенькие сапоги и на босые ноги нового приятеля. – Так я вроде обут, – его реплика вызвала новый приступ смеха.
– Нет, ты все-таки пижон! Обуть – значит разуть. Арго, зашифрованный язык, чтобы чужаки не поняли.
– Здорово! Научишь?
– А надо?
– Надо!
– Как ты здесь оказался?
– Я пришел с Джо, ну это тот пират, о котором я говорил. Мы были у мамаши Тунье.
– Ух ты! – присвистнул Косой.
– Ладно, пошли к нам, приведешь себя в порядок, – предложил Рыжий.
– Так, получается, что это не ваши настоящие имена? – интересовался по дороге Филипп.
– Нет, конечно. Я Рыжий из-за своих волос, – подросток махнул огненной шевелюрой. – Красавчик, когда умоется и переоденется, становится жутко привлекательным. Он гуляет где-нибудь в районе Парламента и притворяется иностранцем, несет всякую галиматью, вставляя французские слова, и убеждает наивных прохожих, что он заблудился, и где-то рядом рыдает его безутешная матушка. А дальше остается завести добровольного гида в темный переулок, где простака уже поджидают.
Воробушек промышляет на балаганах в Сен-Жермени или в Сен-Лоране, где виртуозно срезает кошельки. С Молочником вообще все просто, он обожает молоко и может пить его с утра до вечера. Оглобля, теперь Косой, шпана приличная, ты на него зла не держи. Просто в нем живет неискоренимый собственник, и если он признает в тебе друга, то будет стоять за тебя до конца, не задумываясь о последствиях. Вот и сегодня, ему просто стало обидно за меня, а так лучшего друга и пожелать нельзя.
– Я и не обижаюсь, я бы тоже вступился, если бы кто-нибудь обидел Поля.
– Кто это?
– Мой брат, а у тебя есть семья?
– Моя семья – это шпана.
– А родители? Где твои родители?
– Я даже не уверен, что они у меня когда-нибудь были. Матушка так торопилась меня подкинуть, что даже забыла дать мне имя. Сколько себя помню, меня все время звали Рыжим. У всех есть имена, Красавчика зовут Жак, Молочника – Пьер, Косого – Шарль, и только я – Рыжий, – в голосе мальчика было столько неприкрытой скорби, что у Филиппа сжалось сердце.
– Я буду звать тебя Артур, это красивое и благородное имя. Так звали одного из величайших королей Британии.
– Артур, Артур, – словно пробуя слова на вкус, повторил Рыжий. – А ничего, мне нравится!
Незаметно за разговорами они вышли к Сене, где среди кишевших лодок, баркасов затерялась и старенькая баржа, служившая этим мальчишкам домом.
