Приборная доска, на которой светятся огоньки, наполняет кабину пилотов необычным голубоватым светом. За иллюминаторами мигают красные и зеленые огни по краям огромных крыльев, переливаются различными красками, набегающими концентрическими волнами на фюзеляж. Стрелка горизонта скачет как бешеная. Радиокомпас точно указывает курс. Стоит абсолютная тишина. В воздухе чувствуется запах грозовых электрических разрядов. После нескольких кругов вижу через иллюминаторы, что мы идем на посадку. Еще мгновение - и я чувствую скрежет колес, коснувшихся взлетно-посадочной полосы. Мы на земле, в Соединенных Штатах Америки. Температура воздуха за бортом около пяти градусов, поэтому надеваем пальто. По слабо освещенному коридору я, нагруженный чемоданом, пробираюсь к выходу из самолета. Слышу голос полковника Альфреда Хука, который говорит на ломаном испанском:
– Парень, а вы боялись, что мы никогда не приземлимся…
Майор Пауэлл, молчаливый человек небольшого роста, находившийся рядом, не похож на Хука. Но в этот момент ему хочется широкой улыбкой поддержать шутку полковника. Оба они отвечают за доставку кубинцев. Это часть их работы…
Внизу воале самолета был собачий холод, я ощущал это, несмотря на то, что нам удалось натянуть на себя кое-что из теплых вещей, в том числе и шерстяной шарф.
Я не верил своим глазам. Я в Соединенных Штатах, в американских ВВС, для того чтобы стать летчиком реактивной авиации. Это больше того, о чем я мечтал всю жизнь… Учеба, лишения, работа - все это осталось в прошлом и теперь компенсируется с лихвой. Мне казалось, что я необычайно счастлив!… Как было сразу же не заметить «высокую техническую культуру», воплощенную в огромных металлических ангарах, стоящих прямо на поле, в модерновых зданиях аэропорта, в нескончаемых рядах самолетов всех типов, тянувшихся вдоль самолетной стоянки насколько хватало глаз… Самолеты, самолеты, самолеты… Их было намного больше того, что я видел за всю свою жизнь.
Непрекращающийся дождь прозрачными струями стекал по нашей форменной одежде, бронзовым кокардам наших головных уборов. Мимо нас катили десятки машин, освещаемые мощными прожекторами. Некоторые из них проносились совсем рядом, обрызгивая нас грязью с ног до головы… Это было похоже на некое предзнаменование.
Шло время, но никто не пришел встретить нас. Полковник молчал. Затем сказал:
– Берите чемоданы, пойдем в оперативное управление. Если гора не идет к кубинцам, то кубинцы идут к горе!
Пока совершались таможенные формальности, прибыл автобус. У дверей мы простились с полковником и кубинскими пилотами, которым на следующий день предстояло вернуться на Кубу. Я чувствовал себя очень уставшим. Стояла тишина, которую лишь изредка нарушали сигналы автомашин, доносившиеся издалека.
Автобус долго колесил по территории авиабазы среди каких-то военных объектов, пока наконец не подвез нас к нашему бараку. Нас встретил солдат. Он показал нам наши койки. Я взглянул на часы. Было восемь часов вечера. Мы так устали, что уснул я мгновенно.
Утром солнечные лучи, пробив полумрак помещения, проникли через окна и щели в досках к нам в помещение. Сразу стало понятно, что условия жизни здесь были не из лучших. Крыша в нескольких местах протекала. В полутьме среди дыма двигались какие-то люди в нижнем белье, освещаемые синеватыми огоньками сигарет.
Мы вежливо поздоровались с ними, и через несколько минут началась оживленная беседа. Здесь все находились в одинаковых условиях. Было очень интересно поговорить с венесуэльцами, мексиканцами, колумбийцами, а также с французами, бельгийцами, датчанами и норвежцами. По темпераменту мы не отличались от латиноамериканцев, а тот факт, что все мы собрались под одной крышей, сближал нас.
В течение дня мы узнали, что все, кто находился в бараке, ждали официального зачисления в учебную группу в качестве курсантов школы американских ВВС. Были здесь также курсанты из стран Североатлантического блока, присланные по программе взаимной военной помощи (ПВВП). Очень скоро мы убедились, что в повседневной жизни в отношении курсантов употребляются только два названия - ПВВП или американцы. Отношение к американцам было, конечно, иным, чем к нам.
Свет постепенно наполнял комнату. Из полумрака возникали детали предметов, четче различались черты лиц. Три человека в форме ВВС США вошли через главную дверь барака. Впереди шел, по-видимому, старший. Он был чуть выше среднего роста, немного располневший и слегка шаркал ногами.
– О'кэй, парни. Быстро одеться и построиться перед бараком!
Мы с удивлением посмотрели друг на друга, услышав команду на английском языке.
Я увидел, как недовольно вытянулось лицо у курсанта Самоано.
Барак молодых курсантов находился на приличном расстоянии от базы. Выйти можно было через две двери. Ступеньки без перил вели на узкий тротуар. Проезжая часть улицы была сильно разбита. Солнце почти полностью расплавило асфальт, оставив лишь черные камешки, которые шуршали под ногами. В эти ранние часы вокруг не было ни души. Лишь вдалеке в неясном утреннем свете вырисовывалось шесть-семь таких же старых, как наш, бараков.
Капрал Уильямсон уже поджидал нас на улице. За спиной его как телохранители стояли два солдата, которых мы видели в бараке. Очень быстро весь этот конгломерат различных национальностей начал строиться. Мы волновались - это было наше первое построение. Я предложил показать, на что мы способны в строевой подготовке. Грудь вперед, подбородок приподнят - я был готов к движению. Голос толстяка Уильямсона прозвучал глухо и слабо. Это был скорее крик гражданского человека, пытающегося подражать командирскому голосу военных:
– Смирно!
Сразу же стало ясно, что этот тип из рекрутов, и притом из плохих… Он плохо говорил по-английски, не умел правильно стоять по команде «Смирно».
Я почувствовал, как краска залила мое лицо. Боковым зрением я видел со своего места стоящего в строю Сомоано, у которого напряглась синяя вена на шее - это был признак того, что он возмущен. Я понимал, что в те минуты все кубинцы чувствовали себя одинаково. Это началось, пожалуй, с самого прибытия сюда, хотя каждый из нас скрывал это. Остальные латиноамериканцы были тоже недовольны. Некоторые, стоя в строю, едва сдерживали смех…
На ломаном английском Уильямсон продолжал:
– Парни, вы теперь в американских военно-воздушных силах. Мы знаем, что вы прибыли из разных стран, у каждого из вас свои обычаи и привычки. Здесь вы должны забыть все это и быстро приспособиться к нашим условиям. Чем быстрее вы сделаете это, тем скорее почувствуете себя настоящими американскими курсантами и тем успешнее закончите летную школу. Вы должны знать, что здесь готовятся лучшие в мире летчики… Я понимаю, дисциплина - трудная штука… Но если вы приложите усилия, то добьетесь своего.
Это было уже слишком! Простой солдафон, без воинской выправки, не умеющий подать команду… К тому же плоскостопый (так мы его и прозвали с того момента, как он появился в казарме). Несколько минут назад мы узнали от мексиканцев, что капрал - бывший курсант, отчисленный за неуспеваемость. И этого человека назначили руководить нами с первых минут нашего пребывания в Соединенных Штатах, в их ВВС!… Это было первое столкновение с действительностью в длинной цепи событий, которые нам предстояло пережить.
Уильямсон продолжал:
– Парни! Сейчас мы поучимся самым элементарным приемам в строевой подготовке для того, чтобы вы хоть немного могли ходить по-военному.
Какой ужас! Учить нас тому, чем мы занимались три трудных года в училище! Нашел чему учить!
Внезапно из глубины строя, откуда-то из-за моей спины, раздался насмешливый голос. Я сразу его узнал: он принадлежал курсанту Монсону, самому молодому в нашей группе.
– Тот не кубинец, кто не уйдет из строя!…
Это было в высшей степени некорректно, даже походило на неповиновение. В моем воображении с головокружительной быстротой пронеслись возможные варианты последствий этого проступка… Шепот прошел по рядам… Среди кубинцев я был старшим по выслуге лет. Исключение составлял лейтенант Бальбоа, но его в расчет не принимали. Было предусмотрено, что при каких-либо чрезвычайных обстоятельствах в Соединенных Штатах я приму на себя командование кубинцами. Следовательно, на мне лежала серьезная ответственность. А если на Кубе узнают о том, что сейчас произошло?!
Гнев охватил меня. Этот американский рекрут не знает даже, как подавать команды! А уж об отношении к нам и говорить не приходится! Одно слово - Плоскостопый. Это же полное неуважение к кубинской группе! Так унижать людей!… Я немедленно повернулся кругом и повторил фразу, которая будет часто повторяться в течение всего периода нашей учебы:
– Тот не кубинец, кто не выйдет из строя…
