Председатель трибунала - старый полковник, которого знают все. Однако сейчас, по прошествии стольких лет, я не помню его имени, вполне возможно потому, что оно ни разу не попадалось в бумагах нашего дела. По-видимому, это был старый служака с большим авторитетом. Как сейчас помню, он был настолько толст, что казался очень внушительным и важным. Наверняка портной истратил на его мундир не меньше четырех метров материи. Глядя на него, я вспоминаю приходского священника из моего городка, отца Саломона… Только тот носил рясу необъятных размеров черного цвета. У полковника такая же манера говорить вполголоса, нечетко произнося слова, как на исповеди. Так же поминутно оа вытаскивает из кармана белый платок, чтобы нервным движением обтереть потный лоб… Наверняка он большой чревоугодник, любит испанские мясные жирные блюда…
Он садится в центре стола и неприязненно поглядывая в зал, водружает на нос очки в тяжелой черепаховой оправе. Затем профессионально-любопытным взглядом осматривает подсудимых.
В какое-то мгновение его взгляд встречается с моим. И мне его глаза кажутся равнодушными и пустыми.
На его жирном красном лице появляется едва заметная улыбка, и он, вытирая платком потный лоб, произносит хриплым и торжественным голосом:
– Объявляю открытым заседание военного суда высшей инстанции, который рассмотрит дело номер 23 от 1957 года, заведенное военным трибуналом, по обвинению в заговоре с целью организации восстания против государственной власти, избранной на законном основании…
Как только начинается судебный процесс, становится ясно, что к нам не будет никакого снисхождения. Военная разведка постаралась, чтобы все обвиняемые получили наказание.
Прокурор произносит пространную речь, в которой говорит, что мы - мои товарищи и я - обвиняемся в вовлечении в заговор против законного правительства армейских офицеров и сержантов, а также в проведении подготовки к вооруженному восстанию. Основываясь на этих обвинениях, он требует для всех нас смертной казни через расстрел.
Когда настает моя очередь выступать, я, несмотря на советы моего адвоката, делаю все так, как считаю нужным. Я признаю себя виновным и излагаю мотивы, на основании которых принял участие в заговоре и готовился к восстанию.
Мой адвокат с сожалением смотрит на меня и говорит:
– В связи с заявлением моего подзащитного мне остается только просить уважаемый суд о его помиловании.
Это был последний день, когда я носил офицерский мундир военного летчика. Мечте моей суждена была недолгая жизнь: прошло всего три года, как я окончил училище. Я никогда не предполагал, что моя судьба сложится таким образом.
В глубине моего сознания еще теплится слабый огонек надежды, хотя я был несколько подавлен всем случившимся.
На старой мраморной лестнице в помещении военного трибунала толпятся наши родственники и друзья. Мы спускаемся в сопровождении военных полицейских и сразу же попадаем в объятия наших близких. На улице, перед тем как сесть в тюремный грузовик, я бросаю взгляд на людей, идущих по проспекту, засаженному раскидистыми деревьями. Свежий ветер овевает мое лицо. В наступающих сумерках слабо мерцают старые фонари. Автомобилей на проспекте немного, и их гудки звучат для меня как слова прощания, доходящие до моего сознания откуда-то издалека.
Занавес опустился, но закончился всего один акт. Спектакль продолжается, точнее - только начинается.
Примечания
1
Напиток из корней, популярный на востоке Кубы.
2
Мексиканцы, постоянно проживающие в США.
3
Cura - священник (исп.).
4
Maricon - педераст (исп., бран.).
5
Набережная в Гаване.
6
Пилот реактивного самолета.
7
Рубашка навыпуск, простроченная спереди и сзади, с четырьмя накладными карманами. Очень распространена на Кубе.
