Задирает подбородок и, перебирая голенькими розовыми пяточками, бежит в спальню.
Я выдыхаю, опять изучаю свою рожу в отражении, нахожу ее уже более-менее удовлетворительной и не пугающей, и топаю за ней.
Успокаивать и утешать.
Ну а куда деваться, Серег?
Сам виноват, втрескался в малолетку практически.
Терпи теперь.
Непростое утро.
— Сергей Юрьевич, — голос Ирины-бухгалтера звучит спокойно, ровно. Как всегда, когда грядет большая и толстая жопа, способная прикрыть все, что можно. И нельзя тоже. — У нас недостача на втором объекте. И серьезная. И еще кое-что. Я направила вам отчет о проверке.
Я перебарываю желание закурить, потому что с некоторых пор решил бросать, чувствую злость еще и от этого, будто мало мне, открываю документ.
И уже в голос матерюсь.
Вот что бывает, когда вожжи ослабляешь. Кони идут туда, куда их конячьи мозги подсказывают. Обычно, в наливные луга барина.
А потом, когда спохватываешься — уже поздняк метаться. Поля вытоптаны и выжраны, а барин тебя плетью хлещет. По роже.
Я читаю и понимаю, что, не иначе, судьба меня вела, когда я Ирину отправил инспектировать СТОшки. Ну, как судьба… Налоговая, матушка. В кои-то веки сработала на руку мне. Потому что объем навороченной херни такой, что удивительно, как еще полиция не появилась.
Чем глубже погружаюсь, тем явственнее ощущаю, как сжимаются кулаки и седеют, сука, волосы.
Потому что у меня на второй СТОшке неопознанные детали. И махинации странные. А это все — верный признак криминала.
— Геннадьич, — это я уже покурил, успокоился и даже кофе выпил. И могу говорить. — Принимай Маяк. Сегодня. Всех, кто там сейчас работает — рассчитать. Без выходного пособия. И выплаты зарплаты. Будут возникать, отправляй ко мне. У Ирины получи полную информацию и итоги инвентаризации.
Геннадьич не сдерживается, матерится в трубку многослойно и витиевато. Суть его высказываний сводится к одному — где брать людей.
— Бери с собой одного из Зверят. Пока что вдвоем справляйтесь. И ищи людей.
Кладу трубку.
Курю опять. Думаю.
Вот на кой хер мне это все надо? Эти мастерские, эти проблемы вечные с леваком. Нахер. Надо придумать, кому это неприбыльное и нервосжирательное дерьмо сбыть.
Переключаюсь на более приятные и спокойные темы. Отчет от заместителя по «Гетсби». Тут все нормально. Все привычно. Рутина. И это успокаивает.
Арт- директор, он же — пиар менеджер, он же — маркетолог, и прочее, и прочее, и прочее, веселый и дико бирюзовый Виталик, как и все пронырливые парни его профессии, умело подгадывает момент, когда можно зайти и поканючить о новой программе для вечеров. Всех, кроме пятницы и субботы, потому что тут он все решил и согласовал уже давно, и график приезжих звезд плотный и длинный. До конца сезона. Так что тут все нормально.
А вот обычные будничные вечера пустуют. А ему хочется чего-то «невыносимо стильного». Это словосочетание произносится с придыханием и закатыванием подкрашенных глазок.
Но я скептически хмурюсь.
Будничные вечера, когда клуб работает до двух часов ночи, не особо плотно набитые. Обычно хватает стандартной живой музыки. Ну и привычного диджея.
— Сергей Юрьевич, — пищит Виталик, — просто музыка — это не то, что привлечет гостей! Надо шоу! Надо, чтоб гости шли на имя!
Я морщусь. Знакомая песня. Где мы тут, в нашем городе, имя найдем? Разве что взять кого-то из местной консерватории…
— А сгоняй в консерваторию, — смотрю, как выщипанные брови Виталика приподнимаются, — там поболтай с выпускниками джазового отделения. Может, кто согласится. Джаз — это нормально же?
— Эээ…
— Ну вот и я думаю, что нормально. Иди.
Виталик выходит, глубоко озадаченный.
А я еще примерно полминуты думаю о том, нахрена мне столько нахлебников, если все реально приходится делать самому?
Приходит картинка от Татки.
Улыбаюсь.
Хоть утро было хорошее сегодня.
Правда, без секса.
Но зато проснулся, а Татка рядом. Такая, черт, хорошенькая, что сразу и член встал, и в голове помутилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сколько раз я вот так вот мечтал, втайне даже от себя самого, что проснусь, а она рядом. Лежит, в полной доступности, в моем распоряжении. Мягкая, сонная, губками причмокивает.
Что хочешь с ней, то и делай.
Вот и сбылись мечты.
Я притянул ее поближе и сделал то, что хотел. Ну, не в полном объеме, конечно… Далеко не в полном. И даже не на четверть.
Но потискал, покайфовал от ощущения мягкого тела в моих лапах, с удовольствием нацеловал покорно раскрывшиеся губки.
Татка все это позволяла делать. Сонная, сладкая. Дышит глубоко, обнимает, мурлыкает что-то сквозь сон.
Хотя, накануне вечером, здорово выжрала мне мозг историей с телефоном.
Но я свел все на нет, кивком указав на кровать.
Татка хотела повоевать, а еще очень сильно хотела обратно в свою квартиру, и даже туда попыталась пойти. Но я просто закрыл дверь.
А потом силой утащил ее в спальню, зацеловал, затискал… И она сдалась. Отвернулась, надула губки. И уснула.
А утром — вот.
Спит, как маленький ангел, обнимает меня, жмется.
Ангелочек.
Так и хочется трахнуть.
С минуту я подумываю о том, чтоб окончательно разбудить и хотя бы в рот поиметь, но она так сладко спит. И так ежится нежно от моих прикосновений…
В итоге встаю, иду в душ, врубаю холодный, чтоб унять стояк.
И обещаю себе, что это ненадолго.
Вот только у нее заживет все, только она почувствует себя лучше, тогда и…
В хорошем настроении добираюсь до работы…
И получаю по полной дерьма.
Ну ничего.
Скоро все будет нормально.
Уже все нормально. Вон, картинку прислала.
Открываю.
Маленькая нахалка прислала фотку ключей от моей квартиры. На своем среднем пальце.
Набираю.
— Это че такое, Тат?
— А что? Посыл непонятен? Твои ключи. Я их курьером тебе отправила.
— Зачем?
— Затем, что больше ты меня не заставишь с тобой спать!
Она орет, судя по звукам, где-то на улице находится, поэтому я успокаивающе начинаю гудеть в трубку, одновременно включая геолокацию.
— Малыш, давай дома поговорим, ты по сторонам смотри, когда через дорогу переходишь…
— Да пошел ты! Ты мне не папочка! Если мы с тобой спим, это не значит, что ты можешь мне указывать, братик! Эй, отвернись, придурок! Я с братом разговариваю, понял?
— Тата! — я уже рычу, понимая, что она на эмоциях, идет по улице, орет громко, и, похоже, еще и добралась до моего бара, и это в двенадцать дня! — стой на месте. Я сейчас приеду.
— Отвали от меня! Я хочу побыть одна! Без своего слишком заботливого братишки!
— Да какая, бля, муха тебя укусила???
— Какая??? Большая такая, бородатая! Наглая! Чего тебе надо, утырок? Езжай себе дальше!
Она бросает трубку.
Я выбегаю из-за стола, подхватив ключи от байка. Последнее, что я слышал из динамика, чей-то развязный мужской голос, с кавказским акцентом, обращающийся явно в Татке.
Злость, только-только угомонившаяся, накатывает с новой силой, накладывается на страх за дикую мою стервочку и множится в геометрической прогрессии.
Геолокация указывает двор рядом с институтом. Туда пять минут езды.
Я в любом случае успею.
Все не так просто, Боец.
От рева байка подпрыгивает не только Татка, но и обхаживающий ее невысокий сморчок, рисующийся возле понтовой ауди.
И это происходит на глазах всего института.
Прямо во дворе гребанного храма учебы, или как там его называют! Просто, бля, конкретный такой съем. Никакой защиты, никакой охраны.
Этот урод может просто взять, затолкать девчонку в машину и увезти! И никто, естественно, не вступится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сам я институт бросил после первого курса, все прелести жизни армия заменила, но жил в общаге, и помнил, насколько там все просто. Особенно, с первокурсницами.
