Первую ночь своего пребывания в императорском дворце лорд Чарнок спал мирно и спокойно.
Когда он поднялся в свою невероятно роскошную спальню, первым делом его камердинер Хибберт прибег к тем предосторожностям, которые они всегда соблюдали во время пребывания за границей, в какую бы страну они ни приезжали. Он осмотрел внимательно комнату, заглядывая в самые отдаленные уголки, и простукал стены. Не говоря ни слова, Хибберт нажал на какую-то кнопку на одной из панелей, которыми были обшиты стены, и та моментально открылась, приведенная в движение потайной пружиной.
Лорд Чарнок увидел, что позади нее оказалось пустое пространство — а это означало, что тот, кто занимает соседнюю комнату, сможет услышать все, что будет говориться в его спальне. С подобными устройствами они уже встречались не раз, и Хибберт прекрасно знал, что ему следует делать в этом случае.
Камердинер снял с кровати перину, набитую гусиным пухом — благо лорд Чарнок предпочитал спартанское ложе, — и заложил ее в пустую нишу. Теперь туда никто не смог бы войти, и подслушивать их разговоры тоже стало невозможно.
Хибберт дал понять своему хозяину, что, насколько он мог судить, больше в комнате никаких средств наблюдения не осталось, но указал на украшенный живописным панно потолок. Лорд Чарнок поднял голову и увидел, что у богини, занимающей центральное место в композиции, один глаз заметно отличается от другого. Он поднял повыше подсвечник, и в пламени свечи блеснуло стекло. Ему стало понятно, что это значит: Хибберт обнаружил глазок, откуда за ним могли бы подглядывать из помещения этажом выше.
Лорд Чарнок ничего не сказал, а только благодарно улыбнулся Хибберту, поздравляя с успехом, и пока он раздевался, они разговаривали только об одежде, которую необходимо было подготовить к приему.
Приняв ванну, лорд Чарнок надел вечернее платье. В шелковых бальных брюках до колен и с многочисленными орденами на фраке, с белоснежным галстуком, повязанным сложным узлом, лорд Чарнок выглядел необычайно элегантно. Его наряд вполне мог выдержать сравнение со всем, что могли бы предложить придворные щеголи.
Не спеша он отправился по длинным коридорам дворца в апартаменты императора, где ему предстояло обедать.
Еда была превосходная, вина — первоклассные, разговоры — умные и интересные. Именно такие вечера лорд Чарнок любил больше всего: когда гости вели оживленную беседу, а не были вынуждены весь вечер танцевать. Царь и царица простились со своими гостями довольно рано.
Кто-то предложил лорду Чарноку съездить на бал, но он отказался, оправдавшись тем, что не успел отдохнуть с дороги, после чего смог уйти к себе.
В отведенной ему спальне его дожидался Хибберт, который взглядом указал ему на чемоданчики с дипломатической почтой. Лорд Чарнок сразу догадался, что кто-то чуть сдвинул их с того места, на котором они были оставлены. Еще один жест Хибберта подтвердил, что все его вещи были пересмотрены, все шкафы и ящики открыты, все написанное — прочтено.
Поскольку лорд Чарнок именно этого и ожидал, то происшедшее его ничуть не встревожило, и когда он лег в постель, то сразу же заснул и крепко проспал до самого утра.
Проснулся он готовый ко всему и еще раз напомнил себе, что надо будет тщательно взвешивать каждое свое слово и следить даже за выражением своих глаз, чтобы они случайно не выдали его мыслей.
Его ничуть не удивило то, что графиня Оболенская оказалась рядом с ним за столом во время ленча, а потом и во время обеда.
Собравшиеся за столом во второй день гости совершенно не походили на тех, что сидели там накануне.
Присутствующих было намного больше. Дамы демонстрировали сверкающие драгоценности, мужчины — не менее блестящие ордена. После окончания обеда появились те, кто был приглашен на вторую половину приема, и начались танцы в одном из великолепных бальных залов, сверкающие позолотой колонны которого символизировали пышную роскошь, а ей в России готовы были поклоняться все и вся.
Лорду Чарноку не слишком хотелось танцевать, но он не мог отказать графине, которая попросила его об этом. Двигаясь в танце мимо императора, он успел заметить на его губах одобрительную улыбку.
— Вы так привлекательны, mon cher! — проговорила графиня голосом, который вибрировал от переполнявшего ее чувства.
— Спасибо, — отозвался лорд Чарнок. — И вам прекрасно известно, что вы ослепительно хороши собой, так что мне нет нужды вам об этом говорить.
— Но мне хотелось услышать это от вас! А еще мне хотелось бы знать, что эти слова исходят не просто из ваших уст, но из самого вашего сердца!
— Мне всегда говорили, что этот орган в моей анатомии отсутствует, — сухо заметил лорд Чарнок.
— Я совершенно уверена, что это неправда! — с обворожительной улыбкой возразила графиня. — Вы должны позволить, чтобы я помогла вам его найти: для меня это будет необычайно приятно.
— Я прекрасно обходился до этого без него. Скорее всего тогда появятся лишние неприятности.
— А мне кажется, что это даст вам настоящее счастье. Так мы попытаемся отыскать ваше сердце?
Лорд Чарнок не смог придумать подходящего ответа и счел за лучшее загадочно улыбнуться и промолчать, почувствовав, как его партнерша придвинулась к нему ближе.
Бал закончился очень поздно, а потом лорд Чарнок не спеша готовился ко сну. И даже когда он отпустил Хибберта, то не стал ложиться на широкую кровать с тяжелым балдахином и шелковыми простынями, отделанными вышивкой и помеченными императорской монограммой. Он подошел к окну и остановился, глядя на ярко освещенные окна зданий на противоположном берегу Невы. Горевшие в небе звезды отражались в темной реке, которая медленно несла свои воды к морю.
Лорд Чарнок подумал, удалось ли Хибберту заблокировать все потайные входы в его спальню, когда он заложил периной пространство между стенами. И тут, словно в ответ на его мысленный вопрос, отодвинулась еще одна стенная панель, которую Хибберт почему-то не сумел обнаружить, — и в комнату скользнула графиня Наталья Оболенская.
Она была, как всегда, необычайно хороша и казалась еще соблазнительней в полупрозрачном пеньюаре под цвет ее глаз, сколотым у шеи брошью с огромным изумрудом. Наталья прикрыла за собой потайную дверь и остановилась, глядя прямо в глаза лорду Чарноку, который тоже молча смотрел на нее.
Ему пришло в голову, что, если он отошлет ее прочь, тайная полиция почует неладное в его поведении и усилит бдительность. Не говоря уж о том, что такой поступок резко ухудшил бы репутацию графини Натальи, которая считалась самой опытной соблазнительницей при дворе.