Никогда эти люди не смогут забыть, что они были свободны, и смириться со своим нынешним положением. Они сумеют скинуть ярмо со своей шеи, даже если для этого им придется расстаться с жизнью.
Джозиана молчала, внимательно слушая. Кинг говорил спокойно, внешне ничем не проявляя тех чувств, что клокотали в нем, и лишь широко расставленные глаза, светящиеся страстной убежденностью, с головой выдавали его мятежную душу. Англичанка все больше убеждалась в том, что в ее жизни появился человек, достойный гораздо большего по сравнению с тем, что он имел сейчас.
— Я думаю, что было бы бесполезно убеждать вас в безумности ваших планов.
— Совершенно верно.
— Ну, а я? Меня вы учли в своих расчетах?
— Я взял поправку на ветер.
— Значит, я для вас тот ветер, что мешает вам уйти в открытое море?
— Так говорит Джон, я лишь повторяю его слова.
— Ну, а если я выдам вас? Ведь вы уверены, что этого не случится, не так ли?
Кинг молчал. Он не мог сказать, что тогда Джозианы не станет, у него не поднимется рука на эту милую девушку, которая ему очень нравилась. Сказать «да» было опасно, неизвестно, как англичанка воспримет такой ответ, а рисковать чужими жизнями Сэлвор считал себя не вправе. Он не мог и сказать «нет», это было бы ложью, а лгать Джозиане ирландец не хотел.
— Я не знаю, что сказать вам, леди Стейз, ведь в любом случае я могу оказаться неправ.
Медленно, о чем-то раздумывая, Джозиана подошла к коню и остановилась. Какое-то время она недвижно стояла, лаская Марга по крутой шее, а затем быстро повернулась к морю и, размахнувшись, послала злополучный камешек в синее безоблачное небо. Сверкнув в ослепительно ярких солнечных лучах, камень исчез в синей морской воде.
Кинг все видел и позы не менял. Но в глазах его была видна некоторая растерянность — он никак не ожидал от дочери губернатора такого поступка.
— Но почему? — невольно вырвалось у него.
Джозиана ласково улыбнулась. Эта милая улыбка ей очень шла и Кинг внезапно поймал себя на мысли, что дочь губернатора уже не просто нравится, а восхищает его.
— Я бы очень сожалела, мистер Сэлвор, если бы вас отправили к праотцам, по-моему, это слишком неучтиво по отношению к человеку вашего склада, — сказала она. — Вы мне чем-то нравитесь, Кинг.
— Да, мне часто говорят, что самое привлекательное во мне то, что я неотразимый наглец, а рубец на лице — закономерное следствие природной наглости.
Женщина и мужчина весело рассмеялись, и Кинг, неожиданно для самого себя, произнес:
— Вы мне тоже нравитесь, Джозиана.
— Джозиана нравится всем, но не все нравятся Джозиане! — воскликнула девушка.
Кинг уже откровенно любовался англичанкой.
— Вы одна в семье?
— Нет, у меня есть брат Джон, офицер флота.
Джозиана подошла к Маргу и положила руки на луку седла. Кинг придержал жеребца, и девушка легко вскочила в седло.
— А бежать вам, Сэлвор, все равно не удастся.
— И почему? — усмехнулся ирландец. — Не скажете ли?
— Скажу. Два дня назад отец распорядился все мореходные лодки ставить у четвертого причала, под сильную охрану. Вам известно, что людям вашего положения запрещено появляться в порту без разрешения или сопровождения, а нарушителей ожидает петля?
Это известие ошеломило Кинга, хотя он и не подал виду. «Ловко, господин губернатор! Вы хорошо превращаете в прах наши надежды, только стоит узнать, какой черт надоумил вас принять такое решение».
Джозиана поправила прическу.
— Теперь у вас остается один выход — поднять бунт. Но вы на это не пойдете, вы слишком умны для такой глупости.
Хлыст ожег круп коня, и девушка поскакала вперед и вскоре исчезла среди деревьев.
Кинг проводил англичанку взглядом, подошел к связке и сел на нее. Немилосердно палило солнце, необходимо дать отдых уставшим ногам, а заодно подумать. Из общения с девушкой он сделал два важных вывода: Джозиана их не выдаст, а дорога в море осложнилась. Некоторое время Кинг размышлял над этими фактами, но вдруг быстро вскочил и его лицо озарила довольная улыбка.
— Нет, миледи, есть третий выход — немыслимый, безумный, невозможный — но есть!
Кинг раскидал ветви по песку и двинулся в сторону, противоположную той, в которой скрылась Джозиана.
Вечером в драке, возникшей не без участия и содействия Сэлвора, ирландец ранил руку и был отправлен к Питеру Стэрджу. Как известно, он был единственным врачом среди рабов и, с разрешения губернатора, лечил проданных в рабство людей, не делая между ними никаких различий. Но к его услугам прибегали и многие жители колонии, в том числе ее глава, находивший, что знания Питера неизмеримо выше знаний местных доморощенных врачевателей. В отличие от последних, Стэрдж добросовестно относился к своим обязанностям и поэтому неудивительно, что его пациенты поднимались на ноги чаще и быстрее, а после удачно принятых родов за Питером закрепилась слава мастера своего дела. Стэрджу был отведен ветхий домик, стоявший недалеко от рабских бараков, служивший ему жилищем и рабочим кабинетом, он имел приличное платье, так как приглашался и богатыми пациентами, но не забывал тех, с кем судьба столкнула его на судне «Морнинг». Помощь профессионального врача позволила Майкилу твердо встать на ноги: Питер постоянно следил за здоровьем своих друзей, по мере своих скромных сил, доставал различные лекарства. Врач был вхож во многие дома и был в курсе новостей и сплетен архипелага.
Когда Кинг вошел в лачугу врача, тот перевязывал кисть руки чернобородому верзиле.
— А, Кинг! — воскликнул Питер, жестом приглашая товарища сесть. — Подожди немного.
— Я не тороплюсь. Здравствуй, Нэд!
— Здравствуй, Кинг. Что с тобой случилось?
— Перышком поцарапали.
— У какого же раба объявился нож?
— Это псы.
— А-а, надсмотрщики.
— Они самые.
— Послушай, я тебя давно хотел спросить, где ты овладел сленгом?
— Пришлось в твоей шкуре походить одно время.
— Теперь ясно!
Они некоторое время сидели молча. Закончив перевязку, Питер отошел в сторону, чтобы вымыть руки. Кинг потрогал забинтованную кисть Нэда.
— Где это ты?
— Это по глупости получилось! Железо было горячее, а я его рукой схватил.
— Плохо Блэрт за тобой смотрит!
— Скоро заживет, — вставил свое слово врач.
Кинг кивнул головой и дружески хлопнул Нэда по плечу:
— Будь осторожен, твоя широкая кость нам еще пригодится.
Улыбавшийся Галлоуэй вдруг посерьезнел.
— Когда рассветет?
Кинг опустил глаза и вздохнул.
