Генерал уверенно улыбнулся.
— Ну, Шари, как вам известно, послины в целом не способны форсировать реки и горы под обстрелом. Хотя эффективная борьба с послинами ставит перед галактидами множество проблем, они удерживают эту территорию с приличной степенью надежности. Регион с двух сторон окружен большими реками, которые протянулись на значительное расстояние от первичного плацдарма послинов. И пока враг не обойдет реки вверх по течению, и с прикрытием наших легионеров, — он показал в сторону десантников французского Иностранного легиона, — нам ничего не грозит.
— Генерал Эртон, — она направила микрофон на спутника американца, — вы согласны?
— О да. — Высокий, аристократической внешности француз был облачен в темно-серый камуфляж, который каким-то образом хорошо сливался с преобладающим пурпуром фона. Он также одарил репортера ослепительной улыбкой, наравне с китайским и русским маршалами, ожидающими своей очереди успокоить нервничающего репортера. Только никто из них не принял во внимание, что репортер провела в зонах боевых действий больше времени, чем они все вместе, и развила в себе шестое чувство на опасность. — До сих пор послины не проявили способности форсировать эти реки. Вдобавок, согласно предоставленной нам информации, похоже, что после первоначальной высадки они не используют свои посадочные аппараты, как это сделали бы люди, в «аэромобильных» целях…
«Mon General! — прокричал голос за кадром. — Le ael!» Камера повернулась рывком, затем стабилизировалась на изумительном зрелище башен щитов, устремленных вверх на фоне заходящего фиолетового солнца. Над пурпурными лесными гигантами и башнями города нависал блок темного монолита, серебристые молнии устремлялись вниз, на оказывающих сопротивление людей и дарелов. В ответ на медленный подъем трассирующих снарядов к далекому посадочному модулю послинов вниз обрушился сверкающий клин стальной молнии, взрывная волна от луча плазмы подхватила камеру и бросила вверх, словно детскую игрушку.
Теперь картинка на экране была перекошена. Что-то, то ли пуговица, то ли клочок ткани с тела, в которое она упиралась, загораживало нижнюю часть изображения. Американский парашютно-десантный сапог неуклюже прислонился к серой груде тряпок, изувеченному трупу бывшего врага. Единственный живой человек в кадре, французский парашютист, отсоединил пустой магазин и оцепенело посмотрел на него. Затем он бросил его через плечо, протянул руку и вытащил из ножен штык. Примкнув его к винтовке, с криком «Саtеrоnе!» он исчез из поля зрения.
Немного погодя в кадре появились ноги, покрытые чешуей болезненно-желтого цвета и оканчивающиеся когтями, как у хищной птицы. Камера закачалась, теряя фокус, и экран помутнел красным. Ясного вида врага так и не было.
— Мои соотечественники американцы, — сказал президент, когда на экране снова появилась трибуна, — на нас надвигается буря, не похожая ни на одну из тех, что случались в нашей истории. Но подобно величественным дубам нашей страны, корни наши глубоки, союз наш крепок. Буря сорвет листву, поломает ветви. Но с божьей помощью этот союз переживет бурю, и весной мы снова расцветем.
Некоторое время стояла тишина, затем кто-то захлопал. Аплодисменты ширились, набирали силу, пока не превратились в громовую овацию, в утверждение. На краткое мгновение номинальные лидеры крупнейшей на Земле республики объединились в едином порыве, в стремлении выжить и с мечтой о будущем после мрака. На краткое мгновение возникло стремление к единству перед лицом бури.
8
Форт-Брэгг, Северная Каролина, Сол III.
19 ноября 2001 г., 16:48.
Штаб-сержант Боб Дункан, старший контролер-наводчик отделения тяжелых минометов Второго батальона Триста двадцать пятого пехотного полка, время от времени становился проблемой для своих командиров, что на официальном языке называлось «трудным случаем в работе с личным составом».
За всю свою армейскую карьеру он никогда не вписывался в уставные рамки. Его форму украшали все значки, которые полагалось иметь ветерану Восемьдесят второй Воздушно-десантной дивизии с десятилетней выслугой, нашивка рейнджера, крылышки инструктора-парашютиста, шевроны штаб-сержанта. Несмотря на все это, ему не слишком доверяли ни первые сержанты, ни сержанты взводов.
Частично виноват был его послужной список. По самым разным причинам его ни разу не переводили в другое подразделение. Едва он в звании рядового прибыл после окончания учебных курсов индивидуальной подготовки пехоты и парашютистов, как сразу был зачислен в роту «Дельта» Второго батальона Триста двадцать пятого полка, да там и остался. Ротации в Корею или Германию были не для него. Никаких переводов в воздушно-десантные части в Италии, Панаме или на Аляске.
Вместо этого он побывал, казалось, на всех постах, предусмотренных боевым расписанием роты. Нужен разведчик, чтобы укомплектовать взвод? Сержант Дункан служил разведчиком. Нужен командир расчета противотанковых ракет? Сержант Дункан. Нужен командир центра коррекции огня? Нужен командир минометного отделения? Зови сержанта Дункана. Сержант в оперативный отдел?
Он был постоянной принадлежностью роты «Дельта», более неизменным, чем казармы, более несменяемым, чем начальники, все эти постоянно мелькающие первые сержанты, лейтенанты и другие командиры. Когда бы у нового первого сержанта, лейтенанта или командира ни возникал какой-либо вопрос, пальцы неизбежно указывали на сержанта Дункана.
Казалось, что в любом справедливом мире подобное всестороннее знание функционирования всех служб роты начиная с отдела снабжения (обычный клерк, девять месяцев, третий год службы) и заканчивая противотанковым взводом (исполняющий обязанности сержанта взвода, почти год, наводчик, командир джипа, сержант команды механиков) вело бы к постоянным похвалам и быстрому продвижению по службе. Если есть любая грязная, опасная и пыльная работенка, поручи ее сержанту Дункану.
Тут-то и возникала другая проблема, связанная с Дунканом. Может ли нормальный человек снова и снова читать одну и ту же лекцию, давать один и тот же урок, и не подчиненным, а стоящим выше по званию и должности, и не развить в себе легкое чувство презрения? Когда командиру роты приходится постоянно у тебя что-то спрашивать, это неизбежно порождает завистливые сравнения. Когда дважды за время службы тебе приходится возглавлять остатки (условные) роты в квалификационных полевых учениях, причем один раз с присвоением значительно более высокой оценки, чем истинному командиру, когда выполнение самых сложных заданий становится рутиной, когда тебе первому поручают самую трудную и нудную работу просто потому, что ты чертовски хорошо со всем справляешься и чтобы не действовал на нервы первому сержанту, то тоска начинает глодать душу чрезмерно люто. Эта тоска находит свое выражение, типично для всех сержантов дунканов в мире, в стремлении все подправить. А может, будет лучше, если провода протянуть в эту сторону? А что произойдет, если мы сделаем это так? Может, воспользоваться для устройства мин-сюрпризов петардами гражданского назначения? Отголоски этого конкретного эксперимента все еще не утихли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
