— Под водой гагатовый риф. Опасное место для лодок.
Время от времени вода отламывает куски рифа и выкидывает на берег.
— В этом плюс штормов.
Я представила себе риф в виде викторианского сундука для карт, в котором свернутые карты ждут своей очереди в плоских ящиках. Море яростно открывает ящики, рвет содержимое на кусочки, а потом выкидывает на пляж с приветом из прошлого.
Пока мы карабкались по скалам, в нас летел град камней.
— Это чайки, — пояснил Кевин, — думают, мы за их яйцами пришли.
Во время отлива пляж украшал всевозможный мусор.
— Сначала посмотрим на поверхности, а потом уже будем ковыряться, — сказал Кевин и тут же нагнулся, чтобы подобрать два маленьких кусочка гагата, которых хватило бы на сережки-гвоздики.
Я почувствовала себя ребенком, отправившимся на поиски клада, и через пару минут взвизгнула:
— Ой, нашла!
Я подобрала большой черный блестящий кусок. Видали?! Да мне это — раз плюнуть! Тут Кевин подошел изучить находку и разочаровал меня:
— Это кокос.
Через пару минут я обнаружила более многообещающий образец, в котором виднелись даже какие-то щепочки, как учил Кевин, но он забраковал и этот:
— Деревяшка.
Очередная находка оказалась куском угля. Кевин подобрал несколько подлинных «головоломок для обезьяны» возрастом в сто семьдесят миллионов лет, а я тем временем собрала коллекцию угля, достаточную для того, чтобы пережить зиму.
Добросердечный Кевин утешал меня:
— Ничего, поначалу всегда так.
Когда я в очередной раз рылась в куче природных украшений — рубиновые цепочки водорослей с аметистовыми ракушками, то боковым зрением заметила что-то черное, по размеру и форме напоминающее кнопку на клавиатуре ноутбука. Это был гагат, я поняла это раньше, чем услышала вердикт. Он был ярче, чем уголь, и с виду такой хрупкий, словно черное стекло, хотя на самом деле этот камень куда прочнее. А еще он был очень-очень-очень старым! Возможно, это кусок дерева, о ствол которого чесал спину какой-нибудь динозавр. В течение часа я нашла еще несколько кусочков поменьше, включая тот, который сейчас мне нравится больше других, — площадью около сантиметра и толщиной в несколько миллиметров. Мне по душе его блеск и гладкость. Мой гагат похож на пластик и напоминает рычажок настройки на радиоприемнике сороковых годов. Но больше всего мне нравится рисунок на его поверхности — крошечный листок с четкими прожилками.
Существует два типа гагата: так называемый «голубой», с отпечатками снежинок, и «желтый», с отпечатками листьев и папоротников. Мой из второй группы, и его легко представить в виде яркого листочка, который летит с дерева среди тысяч таких же в доисторическом лесу.
Кевин тоже остался доволен нашим походом. Он нашел кусок гагата размером с книгу и сказал, что прибережет находку до лучших времен, пока кто-нибудь не закажет что-то особенное. Остальные пойдут на сережки или бусы. Моему незнакомцу № 952 понравилось бы.
Неожиданная разгадка
Я знала, откуда родом гагат, из которого изготовили ожерелье для незнакомца. Знала, как его собрали, как обработали. Вот только главная загадка так и осталась неразгаданной, а именно личность любителя гагата. Археологи считали, что он, скорее всего, пария, но при этом его не исключили из гарнизона окончательно и бесповоротно. Кроме того, известно, что этот человек переодевался в женское платье и в таком виде совершал какие-то ритуальные действия. Ну и, наконец, он любил аксессуары черного цвета, ибо носил украшения из гагата. Ученые еще раз изучили два маленьких камешка, найденных у него во рту. И выдали весьма неожиданную теорию: дескать, покойный был членом загадочной секты, поклонявшейся Кибеле, и эту секту считали странной даже в римском обществе, известном своими странными сектами.
Римляне называли Кибелу Великой Матерью. Она олицетворяла смерть, возмездие и плодородие, но при этом считалась богиней всего сущего, то есть, говоря современным языком, материи. Происхождение Кибелы — тайна, покрытая мраком; римляне знали лишь, что она пришла с Востока и была самой требовательной из богинь. К примеру, от своих жрецов, галлов, она требовала полного подчинения и немалых жертв, им даже приходилось идти на самокастрацию. (Эта операция, которую проводили с помощью ритуального меча, напоминала историю возлюбленного Кибелы Аттиса: когда Кибела застала его в постели со смертной женщиной, Аггис устыдился настолько, что оскопил себя.)
Если покойный действительно был галлом, то он вел необычную жизнь. Шествие в честь Кибелы собирало толпы народу. Под звуки барабанов и литавров длинноволосые мужчины в платьях и ожерельях, отказавшиеся от собственной гендерной принадлежности, с визгом наносили себе удары ножами.
Культ также включал в себя ритуальное жертвоприношение барашка, и священник стоял рядом с алтарем, весь забрызганный кровью, наверное слегка напоминая «красного дьявола» викторианской эпохи, резчика по гагату, отдыхающего перед вечерней сменой.
Выдвинутая учеными теория объясняет наличие во рту у покойного двух камешков. Возможно, это символическое изображение яичек. Существует гипотеза о том, что Кибела вовсе не была столь могущественна, как ее изображали, и поэтому священник должен был попасть в загробный мир нетронутым. Кроме того, нашлось бы объяснение и массивному ожерелью, поскольку оно напоминает изображение на рельефе в Капитолийском музее в Риме — галлы со сложными прическами и в массивных украшениях. Известно, что жрецы Кибелы действительно жили в ту эпоху в Британии, поскольку на алтаре близ вала Адриана обнаружили надпись, посвященную Аттису, а в 1970-х годах некий охотник за сокровищами нашел на дне Темзы декоративные тиски для яичек. Но самое показательное — то, что бусины ожерелья сделаны из гагата, ведь с римских времен Кибела была одним из главных божеств, ассоциировавшихся с черными камнями, и в частности с гагатом.
О Кибеле ходит много легенд, и во всех обязательно рассказывается о ее возлюбленном Аттисе, полубоге, которого часто изображают красивым пастухом или молодым охотником; он погиб в результате несчастного случая, но боги вняли мольбам Кибелы и воскресили его. Правда, в некоторых версиях Аттис — сын Кибелы, и подобные взаимоотношения, должно быть, сбивали с толку даже древних людей, привыкших ко всякому. Кибелу часто рисуют в виде этакой всемогущей и мужеподобной всеобщей матери, оплакивающей возлюбленного; ей вовсе не обязательно быть женственной и сексуальной. Аттис меж тем символизирует смерть и воскресение. Праздники, посвященные двум этим богам, отмечали весной, они сопровождались шумными шествиями, и при этом проливалось немало крови. Не исключено, что они служили прообразом аналогичных кровавых шествий на Страстную пятницу, которые до сих пор проходят, скажем, на Филиппинах.
