– Ты кто?! – ничего не соображая спросил Микулка.
– Я сын Родомира, его печенеги убили. А тебя я знаю. Ты прошлым вечером Цветню от басурман спас. Я ее брат единородный, Совкой меня звать.
– Ну герой, спасибо тебе! От неминучей погибели меня спас. А где русичи?
– Да тут они все, ты как начал бить супостатов, даже бабы из леса вышли, а уж хлопцы и мужи язвленные подавно. Подобрали оружие, кто что нашел, теперь косят ворога на полуночной околе.
– А ты впереди всех? – улыбнулся Микулка.
– Почти. – серьезно ответил мальчишка, поднимая оброненную печенегом саблю.
– Удержишь оружие-то? Тяжела для тебя сабля!
– Ничего, сдюжу, чай не маленький уже. Я за батьку свого уже троих басурман уложил, но те все лучники. Лук я точно не натяну.
Микулка засунул меч в ножны и снял с плеча короткий печенежский лук.
– Так, воин, будешь мне спину прикрывать, а я маленько стрелами побалуюсь.
Он стал на одно колено, высунулся из-за прогоревшей шкуры, висевший на одной переломанной распорке и выпустил по отряду лучников три быстрых стрелы.
– Быстрее работай! – подогнал его Голос. – Не то русичи от стрел полягут.
В отряде подметили, откуда летит смерть на остриях стрел и перевели стрельбу с порядком поредевшего табуна на развалившийся шатер, за которым укрылись русичи.
– Беги назад! – крикнул Микулка Совке. – Если тебя подстрелят, я тебе все ухи обдеру!
– Вот и мамка так же… – надул губы мальчик. – Чуть что, сразу ухи…
В шкуру ударил целый град стрел, но расстояние не дало пробить им преграду навылет и молодой витязь, немного успокоившись, ответил еще тремя меткими выстрелами.
– Ладно… Ухи… – усмехнулся Микулка. – Коль такой храбрый, давай по сторонам гляди, видишь, обойти нас басурмане удумали.
Не опустел колчан и на половину, а печенежский отряд полностью потерял свою боевую способность, развалившись распластанными телами по всей ширине веси.
– Сзади прут! – предупредил Совка.
– Лешак их понеси! – ругнулся Микулка. – давай дуй направо, к горелому срубу, бревна все же надежнее, чем драная шкура.
Он бросил мальчику лук, а сам вытянул Кладенец и догнал Совку у самого сруба, бывшего когда-то стеной уютного дома.
На восточном небосклоне волчьим хвостом обозначился едва заметный свет будущего дня. Жители веси гнали остатки печенежской рати с севера, ворог ощетинился саблями, но отступал неумолимо, подставляя тыл двум притаившимся за срубом русичам. Стрелять с такого расстояния было уже невозможно и Микулка, выкрикнув грозный боевой клич, врубился в самую гущу отступающего воинства. Совка остался за срубом и лихо разил печенегов в спину, когда те, завязавшись биться с Микулкой, поворачивались к нему задом.
– Давай мне за спину и уходим к лесу, тут нам не сдюжить! – крикнул Микулка мальчику и стал прорубаться на север, разя печенегов тяжелым мечом. За ними оставалась настоящая просека из разрубленных тел, сабли и обломки копий торчали словно дивный кустарник. Совка бездумно махал за спиной кривой саблей, еле удерживая оружие двумя руками, но уцелевший враг больше думал о бегстве, чем о сражении и в спину не бил, бежал к морю. Правда и без ударов в спину, Микулке приходилось не сладко, как ни хорош он был в сече, а левое плечо уже кровило сабельным ударом, а юшка из рассеченной брови заливала глаза, мешая смотреть. Паренек понял, что быстро теряет силы, а если упадет, то мальчишку со злобы в клочья порубят.
– Ветероооок! – изо всех сил позвал он. – Ветерооооок!
Тут же послышался приближающийся топот, словно верный конь только и ждал, когда его кликнут. Ветерок скакал напрямик, проламывая грудью дрогнувшие ряды врагов, трещали под копытами вражьи головы, а конь, словно не замечая вокруг себя кровавой сумятицы, снова мчался вперед. Черный, едва заметный в предрассветном сумраке, грозный как Чернобог он подоспел как раз вовремя, потому как русичей уже окружили, а Совка никак не мог сдюжить с крепкими вояками, наседавшими со всех сторон. Ему рубанули по руке и сабля с лязгом грохнулась о земь, а Микулка запрыгнул на подскочившего коня, ухватил мальчишку за ворот и рывком посадил впереди себя, ударив в конские бока пятками.
Воздух рванулся на встречу, обдал предрассветной прохладой. Впереди уже виднелась толпа русичей, бившая басурман чем попало, а молодой витязь разил ворога с тыла, валил их мечом, словно поленья рубил. Печенежская рать дрогнула и оставляя за собой трупы без боя бросилась к морю, русичи сбавили ход и провожали бежавших гиканьем и непристойными выкриками.
Вокруг Микулки засуетились, дружески хлопали по ногам, к нему тянулись руки, помогая слезть с коня.
– Рано радуетесь! – помрачнев сказал паренек и снял с коня мальчика. – Эти так просто не уйдут, залижут раны, соберутся с духом и нападут снова. Выбить их надо под корень, чтоб и духу не осталось в этой долине.
– Да как мы их выбьем? – удивился здоровенный мужик, стирая текущую по лицу кровь. – Еле на ногах держимся, а все наше войско – дети да бабы.
– И то правда! – подхватила толпа. – Спасибо тебе, что помог, но разве мы воины? Пусть уходят! Так им задали, что теперь они вряд ли вернутся.
– Негоже так! – в запале воскликнул Микулка. – Сегодня не вернутся, завтра обождут, а потом?
– Верно кажешь… – произнес Голос. – Уничтожить их надобно всех до единого. И сил для этого особых не надо. Есть одна хитрость военная, для этих мест подходящая. Сухая полынь-трава стоит от южного конца веси до самого обрыва. Подпалить ее и печенегам конец. Только всем нужны луки, уцелевших добивать.
– Потом… – угрюмо обратился к Микулке окровавленный воин. – Тут незнамо что завтра будет, а ты на три дня вперед загадываешь. То одним Богам ведомо, что впереди будет. Уходит враг? Так пусть и катится к Ящеру!
– Так я и предлагаю отправить их прямиком к Ящеру! Справимся. Неужто вы сами в свои силы не верите? – усмехнулся паренек. – Вон, даже Совка малый не убоялся с печенегами биться, а вы добить их не хотите? Соромно! Кто может лук держать, за мной, остальных пусть потом стыд гложет.
Он засунул меч в ножны подхватил из догоравшего шатра пылающую распорку и расправив плечи двинулся к морю. Первым за ним пристроился Совка, вытянув откуда-то горящее полено, а следом двинулись еще трое мужей с луками. Постепенно от замершей толпы отделялись новые и новые люди, подбирали копья, луки, а кто оружия нести не мог, тащили огонь.
Микулка оглянулся украдкой и сердце его обдало радостной волной позабытой под Киевом гордости – позади него шли десятки людей с суровыми, решительными лицами, шли добивать окаянного ворога, изводившего их близких не один год.
Печенеги обогнули лес и стали уходить на запад, по дороге к ущелью.
– Вперед! – закричал Микулка, запрыгивая на спину Ветерку. – Там за лесом сухая трава по пояс, надо успеть запалить. А кто бежать не сможет, оставайтесь тут и как начнут басурмане вертаться, палите полынь-траву!
Он ударил коня ногами и нагнувшись к его сильной шее поскакал через неширокую полосу леса, а там и дальше, по траве в гору. Печенеги карабкались по пыльной тропе, пытаясь уйти в ущелье, но до цели им было еще ой как далеко.
Паренек размахнулся и забросил головню подальше, чтобы пламя перекрыло дорогу отступающим врагам, но те подметили и пустили в него стрелы. Одна сразу пробила левую руку чуть выше локтя, вторая сильно оцарапала правое плечо. Микулка, сморщась от боли развернул коня к лесу, подметив, что Совка с ребятней подпалили траву с другого конца, поскакал и тут же получил стрелу в спину, да так, что булат спереди вылез. Дышать стало трудно, но паренек держался на конской спине зная, что падать в траву нельзя – пламя своих и чужих не ведает.
Огненная лавина погнала печенегов обратно, но завидев горящую полынь они опешили и ринулись в море, прыгая прямо с обрыва. На Микулку уже никто не обращал внимания – враги спасались как могли, а русичи добивали их метая стрелы да копья. Ветерок влетел в лес, но паренек уже ничего не соображал, давясь идущей горлом кровью, он терял силы и медленно валился вниз. Страшный удар о землю разнес в щепы застрявшую в спине стрелу, разбрызгал по жухлым листьям горячую кровь, но на миг вернул молодому витязю ускользающий разум.
– Дива… Дивушка… – тихо прошептал он и потерял сознание.
15.
Пылающая трава подбрасывала пламя к светлеющим небесам, гудела, трещала пышущим жаром. Огонь бушевал, разъярился, подлизывал пожухлые ветви близких сосен. Но леса не трогал, словно боясь сунуться в это царство сырого сумрака.
На берегу затихал бой… Мало кто уцелел из орды кагана Кучука. Почти все остались водяному мужу на потеху, а кто выжил, ушли на запад морем, еле схоронясь в волнах от тяжких копий и колючих злых стрел. Когда солнце подняло над виднокраем свой румяный бок, стал возвращаться на привычное место табун, русичи со смехом и криками ловили напуганных лошадей, радуясь богатой добыче.
