Зачем он мне? Забери обратно. Где ты тут пляж нашла? Ехать на море денег нет! Да и не пошла б на пляж, чего там не видела. Не хочу!
— От подарков нельзя отказываться, это невежливо!
— Зачем навязываешь ненужное барахло, куда его дену? Не хочу забивать комод хламом, забери! Сунула в пакет туфли и пляжник.
Какая ты капризная стала! Нельзя же вот так пренебрежительно! Я потратилась, чтоб порадовать тебя!
Не ври, ты себе покупала. При чем я? Принесла обноски, хочешь избавиться от них почему-то. И впихиваешь мне ненужность всякую.
— Туфли очень хорошие! — настаивала Елена.
— Вот и носи! Мне они не нравятся, не надену! Не люблю такой цвет — детской неожиданности. Забери их! Не нужно таких подарков!
— Тогда возьми вот эту пляжную панаму и сумочку к ней!
— Убери с глаз! Не навязывай дерьмо. Если тебе не подходит, выброси, но не привози мне! — запротестовала громко и полезла в холодильник проверить, что в него напихала Елена от своих щедрот.
Там увидела залежавшуюся, покрывшуюся плесенью колбасу и сыр, кусок заветрившейся ветчины, пакет сосисок, банку варенья, два батона хлеба, пакет фарша. Все это было несвежим, лежалым, подпортившимся.
— Дай сюда сумку! — потребовала Юлька. Елена, увидев, что дочь выкладывает продукты из холодильника, обиделась:
— Смотри, как заелась. А все говоришь, что есть нечего, кушать хочешь!
— Слушай, ты давно у меня не была и лучше совсем не приезжай! За что меня отравить вздумала?
— Ты с ума сошла! Что говоришь и кому! Подумай своей головой! — возмущалась громко, визгливо. Ей явно не хотелось забирать привезенное. Ведь там внизу, в машине ее ожидал сожитель. Что он подумает? Но Юлька наотрез отказалась взять хоть что-нибудь.
— Выкинь все в мусоропровод, когда пойдешь мимо. Или бомжам сбрось, если они возьмут.
Елена, смерив Юльку злым взглядом, вскоре заторопилась уйти, дочь простилась холодно, даже до двери не проводила. А когда за нею закрылась дверь, Юлька заплакала.
— И это моя мать! Ведь я у нее одна! Неужели она до старости так и останется дурой…
Об этом приезде Елены она рассказала отцу. Тот усмехнулся растеряно:
— Прости, Юлька, что проглядел по молодости. Теперь сама понимаешь, что нет в разводе моей вины. Пусть я никчемный человек. Но ты причем? Давай забудем о ней навсегда, вычеркнем из памяти, — предложил грустно.
— Из будущего можно попробовать избавиться от нее. Из прошлого не получится…
А вечером к Юльке пришла соседка, совсем старая бабка и, засучив рукав халата, попросила:
— Замерь давление. Чтой-то голова болит и трещит всюду. Наверно на перемену погоды расходилась. Ни спина, ни ноги не держат.
Юлька усадила соседку, замерила ей давление, сказала, что оно повышено, дала таблетку, предложила мятного чая. И сделав, присела рядом с бабкой.
— Совсем большою ты стала. Почти невеста. А я помню тебя еще маленькой. Все с нашим Димкой игрались во дворе. Помнишь моего внука?
— Конечно!
— Теперь уж большой. Полный офицер. Много звезд у него на плечах. А в голове ни одной. И хотя в начальники вылез, ума как не водилось, так и нету. Хотя может и не нужны им мозги?
— Если был бы дураком, не взяли б в начальники, — не согласилась Юлька.
— Э-э, девка, ничего и ты не понимаешь. Ты ж только послухай, где было видано в наше время, чтоб офицер два раза в году баб менял! Сколько их у Димки перебывало уж и не счесть. Ни с единой не ужился. Во, змей, сущий плут! А уж какие девки были, как ангелы, них-то, ни единая не угодила. Недели три взад новую приволок, бесстыжий лешак. И все клянется, что ента последняя. Опять свадьбу правит. Вот кобель!
— Теперь многие жен меняют часто, — согласилась Юлька.
А ведь в детстве Димка тебя любил, аж плакал, когда к своей бабке в деревню уезжала на лето, — улыбалась соседка.
— Давно это было. Теперь уж имя забыл, — отмахнулась Юлька.
— Не-е, приветы тебе шлет наш барбос, все спрашивает, как живешь, есть ли детки. Ну, я ему ответствую, что покуда единой душой маешься. Он жалеет.
— А ваш дедок жив? — поинтересовалась тихо.
— Да что ты! Уж сколь годов взад как помер. Я уж третью зиму как в наш клуб хожу. Для престарелых открыли, кому под шестьдесят. Но там всякие и такие как я и даже старей. Иных аж под руки приводят, сами идти уже не могут, ноги не держат.
— А зачем ведут? — не поняла Юлька.
— Как это зачем? То ж клуб! Мы в ем друг дружку выбираем.
— Куда?
— Кого в мужики, иную в бабы! Вон в прошлом месяце Дусю взамуж отдали за Шурика. Он в своем дому живет. Ох, и озорной человек! Всем старухам со своей улицы в мужики обещался. В гости ходил на чай с сушками, пряниками. Как только угощенье кончалось, Шурик к другой сбегал. Там вареньем кормили, но едино не стал сватать. Десятка два старух навещал, но ни у одной не прилип. Так-то в клубе появился.
— Сколько лет тому жениху? — перебила Юлька.
— Да уж на восьмой десяток перевалило. Ну, он еще в силах! С домом сам управляется, себя обихаживает и даже в бане парится.
— Сам? Иль со старухами?
— Того не ведаю, не видела, брехать не стану.
— А Дусе его много лет?
— Она на цельных десять годов меньше Шурика. Потому он взял ее. И пензия у ней хорошая. На все хватает. Хоть в городе живет, а своих кур и коз держит, огород подле дома имеет. Свой садик есть. Вот Шурик и сообразил, что энта бабка не станет в его кармане шарить, сама его прокормить сумеет. Так-то и пригрелся. А много ли старикам надо! Лишь бы не беспокоили, не отнимали кусок хлеба и пензию.
— Выходит это свой брачный клуб?
— Ну да! Я вот тож старика приглядываю себе. Покуда не попадаются путевые. Их наверно по дороге отлавливают старухи. Видят, что в наш клуб идет, и перехватывают, сманивают к себе.
— Вот незадача! — затыкала рот кулаком Юлька.
— Еще бы! Вон в прошлом годе ко мне старик прибиваться стал. Всего на семь годов старей. У него, правда, все челюсти съемные, сам лысый как задница. Даже спит со слуховым аппаратом, но и его у меня отбили. Хотя пошти уговорились с им. Опять же молодайка подвернулась. Ей едва за полсотню пошло. Ну, ей не дед, жилье нужно. Вот и облапошила. Вся как есть предложилась вместе с потрохами. Старик поверил, что его впрямь полюбила баба. Привел к себе, живут. А я одна. Опять присматриваю. Може какой сокол залетит на огонек в клуб.
— Да разве это соколы? Сплошное воронье! — не выдержала Юлька.
— Дурочка ты, а ни девка. Нам бабам и в гробе про любови слухать охота. Хочь от сокола, иль от ворона, лишь бы брехал гладко и на мужика похожим был. Чтоб если не попользоваться, так подержаться было бы за что. Да вот досада, бабок много, а стариков всем не хватает. Цельная беда с ими. Помирают наши ухажеры. Не успеешь познакомиться, а кавалер уже на погосте. Вот и думаю нынче, неужель и я сиротою уйду?
— Так у вас дети есть, внуки! — напомнила Юля.
— Вот чудачка! А на том свете без пары тошно. С кем я краковяку иль польку с бабочкой спляшу? Нешто хуже других? Я еще бабка хоть куда! В прошлом годе позвали меня в деревню на свадьбу. Я там всех мужиков на закорки разложила, — хвалилась старуха.
— Как это так? — изумилась Юлька и уточнила:
— Всех поборола?
— Не-е! На то пороху маловато, не осилила б. Я про другое. Они уже к ночи первого дня все под столами и лавками валялись. А я и пила, и плясала со всеми вровень, а на ногах удержалась, еще с бабами песни пела. Короче, показала на что способна. Их завидки раздирали глядючи на меня. Ежли б еще был дружок сердешный, мы б с им и не такое отмочили б. Нынче Димка вместо меня озорует. Ну, дай ему Бог здоровья! Мужику ума не надо. Главное чтоб корень и здоровье были крепкими. Мужик и в гробу должон званье не ронять. Вон как Димка! У него баб больше чем звезд на погонах, а ему все мало! Во, шельмец! Весь в меня удался! Зря ты за него заробела пойти! Бабье от него без ума! Ни единая не обижается, всем хватает. Такая наша порода уважительная, никого не обходить и не обижать, — хвалилась соседка и, вспомнив зачем пришла, сказала:
— А и впрямь давление соскочило. Что значит с хорошим человеком про молодость потарахтеть. Болячки со смеху сами подыхают. Ну да поплетусь, пора в клуб сбираться. Авось жениха пригляжу! Дружка сердешного поймаю…
— Вот тебе и старая, — смеялась Юля бабке вслед.
Та спускалась вниз по лестнице, что-то напевая.
Юлька невольно вспомнила ее внука Димку, конопатого, курносого мальчишку, года на четыре старше ее. Он был отчаянным забиякой и драчуном. Не мог пройти спокойно мимо человека, ему обязательно нужно было кого-то задеть, толкнуть, ущипнуть или укусить. Неважно кого, мальчишку или девчонку, лишь бы был повод подраться. Димка всегда носил синяки и шишки, весь в ссадинах, царапинах, пацан не успокаивался и не уставал задираться с каждым, кто косо глянул в его сторону или отпустил резкое слово в адрес драчуна. Он не умел прощать, смолчать и прыгал на обидчика дикой кошкой, вырывая из макушки пучки волос, царапал лицо и шею, рвал одежду, валил с ног и уж тогда торжествовал. Сбитого с ног Димка не жалел.
