Он сжал ее трусики, на которых все еще держался ее мускусный запах. Его тело напряглось от возбуждения и желания. Он что-то пробурчал. Митч сам не был уверен, что это было. На него смотрела Гизелла. Он чувствовал, что лишается самообладания. Гизелла протянула руку и прикоснулась к его груди. Кончиком пальцев она медленно обводила его соски. От ее нежных ласк он содрогнулся так, будто в него ударила молния. Кровь его гудела, по всему телу растеклось желание. Неистовое, как дождь, барабанивший по крыше. Митч быстро снял шорты, потянулся к полотенцу, но Гизелла опередила его. Она нежно вытирала его, дотрагиваясь до его паха. Возбуждение завладело им полностью. Митч опустился вниз, увлекая за собой Гизеллу, и раздвинул ей ноги. Они обхватили его, и ее жаркая необузданная страсть поглотила его.
Боже! Она была самим совершенством! В ней было все: и гром, и молния, и… чудодейственная прохлада. Он купался в горячем дожде ее страсти, пропитывался им и проникал все глубже и глубже. И все же он не мог достичь желанной глубины. Он хотел ее всю, без остатка, проникая в нее снова и снова…
Она вскрикнула, прижалась к нему. Он испытал острое наслаждение, едва сдерживая свою страсть. Гизелла снова и снова увлекала его за собой, наполняя его существование особым смыслом. Он занимался сексом со многими женщинами, но только с ней он ощутил чувство настоящего упоения. Гизелла… его техасская леди… Женщина, которой он никак не мог довериться.
Ночью дождь прекратился и ветер улегся. Но Гизелла не заметила, когда это произошло. Страсть, которая вспыхнула между ними, вовлекла их в собственный ураган, где время не имело никакого значения.
Стук тяжелых ударов не нарушил их мирный сон. Гизелла еще теснее прижалась к Митчу. Ее голова лежала у него на груди, слегка прикрытой покрывалом. Он все еще крепко спал, дыша ровно и глубоко. Они не слышали стук… Им казалось, что это было во сне.
Какой-то другой звук ворвался в сказочные сны Гизеллы, и она нахмурила брови. Вскоре он прекратился. Гизелла снова могла отправиться в мир грез. Она потерлась носом о грудь Митча, но вдруг до нее донеслись чьи-то голоса. Дверь распахнулась, яркий солнечный свет залил все пространство. Появились чьи-то силуэты.
— Слава Богу, с тобой все в порядке, — раздался знакомый голос. — Что это, черт возьми, здесь происходит?
Гизелла заморгала и стала натягивать покрывало на свою обнаженную грудь. Икота.
— Папа?
Глава 11
Сонный, удивленный голос Митча произнес ей в ухо:
— Это Национальная гвардия?
— А ты думал, что мы будем здесь торчать еще несколько недель? — пробормотала Гизелла.
— Я спрашиваю тебя, Гизелла, — рявкнул отец, — что здесь, черт возьми, происходит?!
— А на что это похоже, папа? — не сдержалась она.
Ей было двадцать шесть лет, а отец обращался с ней, как с подростком. Она была женщиной. Взрослой женщиной.
— Я знаю, на что все это, должно быть, похоже, мистер Грант…
Джордж Грант взглянул на Митча своими узкими глазками.
— А ты кто такой?
— Митчелл Салливан, сэр.
Он приподнялся на локте.
— Салливан? Фотограф? Что ты, подлец…
Огромный мужчина шагнул в тесную комнату.
— Ради Бога, Джордж! — Джойс Грант вытянула руку и удержала мужа. — Дай им по крайней мере возможность одеться, прежде чем набрасываться на них.
— Спасибо, мама.
— Одеться? Где, черт возьми, ваша одежда, юная леди?
— Папа, ты наступил мне на ногу, — простонала Гизелла, пытаясь вытащить ногу из-под его ботинка.
Икота.
— На этот раз ты меня не проведешь, Гизелла!
Хотя Митч находился у нее за спиной, Гизелла почувствовала, как в нем поднимаются недовольство и гнев. Он встал, увлекая ее за собой. Она боялась, чтобы с нее не слетело покрывало. Отец тогда наверняка устроил бы сцену.
Икота.
— Мистер Грант, наша одежда промокла, когда мы пытались спасти ваше проклятое бунгало.
Джордж ткнул пальцем в лицо Митчу:
— Я разберусь с тобой позже, Салливан! Как ты посмел прикоснуться к моей дочери? Ты можешь распрощаться со своим контрактом.
Митч с силой сжал ее плечи, его лицо стало каменным. Гизелла обошлась ему ценой шанса, который дается только раз. Она поняла, что он никогда не простит ее.
Одной рукой она удерживала покрывало, а другой схватила отца за руку и стала умолять:
— Нет, папа. Это не его вина. Я одна во всем виновата, во всей этой путанице только моя вина. — Она приподняла подбородок. — Если хочешь с кем-то разобраться, то разбирайся со мной, а не с Митчем.
Икота.
Ее отец скрестил руки.
— Я же тебе сказал, что твоя икота на меня не действует. — Он зло на нее посмотрел. — Продолжай же.
Икота.
— Это длинная история.
— Конечно, — прокомментировал из-за ее спины Митч. Потом он посмотрел Джорджу в глаза. — Когда вы ее услышите, уверяю вас, она вам покажется столь же увлекательной и невероятной, как и мне.
— Я же сказал тебе, заткнись!
Джойс крепко взяла мужа за руку.
— Пойдем, Джордж. Успокойся, пока тебя не хватил удар. Гизелла, мистер Салливан, извините нас. Мы будем в офисе, когда вы будете готовы.
Страх с любопытством смешались в душе Гизеллы. Она проводила родителей взглядом. Они, несомненно, были созданы друг для друга. Ее невысокая и худенькая мать уверенно и властно вела отца за руку через холл, как будто он был несносным мальчишкой. Да, когда ее отец был в таком состоянии, с ним невозможно было разговаривать. В такой момент он не стал бы ее слушать, что бы она ни говорила. В своем упрямстве он был похож на Митча.
Гизелла медленно перевела взгляд на Митча:
— И ты все еще мне не веришь? — У нее в горле встал ком. И, едва сдерживая слезы, она прошептала: — Даже после последней ночи?
Икота.
— Мисс Красивые Ножки, я…
Она заплакала.
— Для тебя это не имело никакого значения? Простое времяпрепровождение? Так? — Она всхлипнула. — Я думала, что, возможно… после этой ночи… ты изменил свое мнение и понял, что я люблю тебя. Но теперь я понимаю, что горько ошибалась в тебе.
Икота.
— Еще и эта дурацкая икота!
— Нет, ты забавная, — прошептал Митч, гладя ее ладонью по щеке. Его пальцы коснулись уголков ее губ. — Гизелла, я признаю, что хочу тебя. Очень хочу. Даже сейчас.
У него на лице появилась улыбка.
Он глубоко вздохнул и покачал головой.
— Прошлая ночь… ее не должно было быть. Но я так тебя хотел, что не мог сдержать себя. Я не мог себя сдержать. Извини, но я не могу забыть ложь. — Он помолчал и тихонько добавил: — Я хочу тебя, но правда в том, что… я не верю тебе.
— Нет… не говори этого, — всхлипывая, умоляла она.
Икота.
— Извини…
— А ты меня.
Он сбросил с себя покрывало и аккуратно обернул им ее. Потом он схватил полотенце, чтобы прикрыть им свои бедра, и вышел из ванной… и из ее жизни.
— Митч?
Он повернулся и посмотрел на нее, приподняв брови.
— Не беспокойся за свой контракт. Когда отец успокоится и выслушает то, что я ему скажу, он изменит свое решение. Я в этом уверена, — сказала она ему вслед, надеясь, что сможет вернуть то, что отняла у него.
— Я бы не был столь уверен, мисс Красивые Ножки.
И он исчез. Гизелле показалось, что она видела Митча в последний раз. Смешно. В первый раз, когда они встретились официально, на нем было полотенце. И сейчас происходило то же самое. Таким он запомнится ей навсегда, что бы ни случилось. Ей всегда будет сниться парень с рекламного щита с крошечным белым полотенцем на бедрах.
Ее сердце охватила невыносимая тоска. Гизелла задыхалась. Она винила себя. Интуиция ей подсказывала, что все так закончится. Прежде всего ей не стоило ввязываться в это пари. И потом, она должна была рассказать Митчу правду. Обман присутствовал в их отношениях с самого начала. И она проиграла. Причем не только пари. Какое ей было до него дело? Нет, она потеряла нечто более важное. Можно сказать, все: жизнь, любовь, надежду, Митча.
Икота.
Нет, не все. У нее еще остались вечное одиночество, ночи мучительных снов и эта дурацкая икота.
— Что ты натворила? — взорвался Джордж Грант. Он расхаживал взад и вперед по кабинету. — Из всех твоих глупых, безответственных, дурацких выходок…
Икота.
— Возьми, дорогая. Может быть, это поможет.
Мать дала ей ложку арахисового масла, зло посмотрев на мужа. Гизелла проглотила и масло, и ком в горле.
— Спасибо, мама, но мне кажется, что на этот раз ничего не поможет.
— Ты, вероятно, говоришь вовсе не о своей привычке, — мягко сказала Джойс.
От такой нежной заботы матери Гизелла разрыдалась.
— Он… он ушел?
— Да, дорогая. Он полетел на вертолете в Майами.
Гизелла опустила голову и кивнула. Отец продолжал метаться перед ними.
— Может быть, начнем?
