Глава 14.2
Лера стянула с шеи шарфик и расстегнула пуговицы на плаще. Ей стало душно или дурно, или жалко здоровенного мужика, который изливает перед ней душу. Периодически он замолкал, делал глоток, и она отмечала, что жидкость в бутылке быстро убывает. Алкоголь развязал ему язык, но пьяным он не был, сидел твердо, говорил внятно.
- Зато сейчас своей? В этом свинарнике, — Лера пнула в сторону дивана разношенный тапок.
- Вот, кстати, да. Если бы не переезд, я бы ничего и не узнал. Так бы и оплакивал жену и сына, не догадываясь, что это не мой сын и чужая женщина.
Лера нервно сглотнула, наблюдая, как Николаев поглощает очередную порцию.
- Так бывает. Вещи собирала ее сестра, что она там упаковала, я до сих пор понятия не имею, — он кивнул на клетчатые сумки. — Ссыпала все со шкафов. Вот среди этого хлама мне и попалась фотография, лежала в конвертике, а на ней моя Тоня и парнишка в армейской форме и дата, на обратной стороне, знаменательная дата, потому что через две недели мы с Тоней познакомились, еще через две недели поженились, и всю жизнь отмечали эти два дня. Казалось, что особенного, у всех были увлечения до свадьбы, ты вон, вообще, замужем была. Я не домостроевец, но только сын наш, копия этого парня. Рыжий. Получается, она всю жизнь врала и не доверяла мне, раз не призналась, что ребенок не от меня.
- Это вообще ничего не значит, это ваши домыслы. Вы врач, а не знахарка деревенская.
- Лера, я все проверил.
Он произнес ее имя совсем не так, как она привыкла слышать от мужа. Просто и в то же время глубоко.
- И все равно это не повод распускаться. Посмотрите, во что вы превратили квартиру! — она с горячностью прошла к балкону и открыла дверь. — Это что? — пнув бутылки, в другом углу, она распинала сумки. — Вы врач, с большой буквы, вы молоды, вам нельзя зарывать свой талант! Скольким людям вы могли бы помочь.
Она неосторожно наклонилась за пустой бутылкой у дивана и была схвачена крепкой рукой Николаева за запястье, в его пьяном, развязном взгляде плескалась опасность. Лера дернулась, и он силой усадил ее рядом с собой.
- Да, я еще многое могу, потому что начинал работать, когда не было такой диагностики как сейчас. Открываешь черепок и на ощупь двигаешься, какие-то нюансы, можно только предугадать, чувствительность должна быть невероятной. Поэтому и не оперировал некоторое время, онемели пальцы, на почве стресса. От вас, от баб, всегда один вред. Хочешь, чтобы я сделал твоему мужу операцию?
Она попыталась встать, но он удержал и подняв ее лицо, заставил смотреть ему в глаза. Похоть в его взгляде сковала сердце. Стало страшно.
- Отвечай.
- Да, — выдавила она.
- А что нужно мужчине, у которого все есть, но вот этими пальцами, он три года не ощупывал женскую грудь?
Без предисловий, он опрокинул Леру на спину, прижал ее ноги своей ногой, одним движением, закинул руки наверх и сжал запястья. Окинув жадным, горящим взглядом, расстегнул блузку и прерывисто дыша, зашарил рукой в вырезе.
- Вы всем женам своих пациентов это предлагаете? — спросила, стиснув зубы от унизительной беспомощности, подавляя парализующий стыд и страх.
Он пьяно усмехнулся:
- Только тебе. Если бы не моя Тонька — потаскушка, мы с тобой могли бы встретиться, ты училась в медицинском, я преподавал. И не вздумай кричать! — приглушенно прошипел он. — Не забывай, ты сама пришла в гости к одинокому мужчине.
Лера напряглась и замерла, о том, чтобы освободиться не могло быть и речи:
- Я люблю мужа, — сдавленно прошептала, в ней еще теплилась наивная уверенность, что после этих слов, он не посмеет ничего с ней сделать.
- Я помню, — его голос и безумный взгляд, убили последнюю надежду, тело пробила крупная дрожь. — Ты хотела все продать, мыть полы, я же предлагаю тебе более приятный способ помочь мужу. Вот такие условия. Будем составлять договор или поверишь мне на слово?
Он навалился на нее, тяжело дыша, больно нажал на подбородок и завладел ее ртом, им двигал звериный инстинкт, жажда обладания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чужая рука сминала ее груди, чужие губы требовательно впивались в ее рот и язык. Слез не было, было отвращение и презрение к себе. И запах. Специфический, отталкивающий, чужой. Болезненный спазм скрутил желудок, она задохнулась, легкие разрывало от неудержимого кашля. Николаев отпрянул, отпустил ей руки и зажав рот она кинулась в ванную.
Судорожно вздохнув, глотнув воды она выпрямилась, но новый приступ тошноты скрутил ее. Она уже не обращала внимания, что Николаев стоит у нее за спиной.
- Сколько раз я тебя предупреждал, чтобы ты ела?
Его "забота", звучала как насмешка.
- Холодильник пустой, покормить тебя нечем.
Она смотрела на него через зеркало и недоумевала.
- Вы что издеваетесь?
- Я тебе озвучил свое условие. Я не насильник, — он подошел и прижался к ней своим возбуждением. — Выбор за тобой. Если ты так любишь своего мужа, пусть для тебя это будет просто секс. На твоем месте я бы сходил в магазин и вернулся, конечно.
Глава 14.3
Держась одной рукой за перила, другой придерживая отяжелевшую голову, на полусогнутых, дрожащих ногах, она спустилась. Во дворе присела на скамейку, все еще находясь в прострации.
"Я не насильник", — невольно вспомнив его слова и прикосновения, она вздрогнула, провела рукой по расстегнутой блузке, трясущимися пальцами застегнула ее, оправила плащ, шарф видимо остался в квартире.
— Что это сейчас было? — задала она себе вопрос, наконец-то опомнившись от шока. — Белая горячка? Сумасшествие гениального врача? Временное помутнение рассудка? Что его толкнуло на безумный поступок? Сложные обстоятельства жизни? Вина жены? Три года без секса? Господи! Лера, о чем ты только думаешь?! Нет ему оправдания! Ты имеешь полное право написать на него заявление в полицию. А кто тогда будет делать операцию Саше? Он конечно отвратительный человек, наглый, неряха, но он — хирург. Сейчас нужно думать о том, что он может спасти Сашу. А цена этому, мое падение.
Она содрогнулась, сама мысль о возможности измены была ей отвратительна.
Она со вздохом посмотрела на мрачную пятиэтажку. Словно тюремная стена она загораживала двор от солнца и где-то там в окне-бойнице, ее ждет бес-искуситель, в руках у него весы, на одной чаше которых — жизнь, на другой — тело. Всего лишь тело. Разве не спала она с Мироном, когда любви уже не было, это была просто физическая близость.
А сейчас, к сожалению, решается вопрос, на что она готова, ради любимого мужа. Готова ли переступить через себя, ради его спасения? Как он отнесется к ее поступку, когда узнает? Не посчитает ли это изменой, предательством, а она сама, сможет посмотреть ему прямо в глаза?
Достав телефон, она покрутила его в руках. Только одному человеку она может позвонить и посоветоваться, но тогда Лида становиться соучастницей, третьим человеком, знающим об ее падении. Исключив такой вариант, она убрала телефон и пошла в магазин. Заполняя корзину продуктами, ни на секунду не отвлекалась от мрачных мыслей. В кафе заказала двойной кофе и десерт. Отчаяние заполняло душу, она тонула в безысходности. Удастся ли скрыть предательство или нужно будет рассказать? Хватит ли у нее сил решиться и будет ли желание жить дальше с тяжелой ношей в душе?
С ужасом вспомнила отвратительные касания и мутный взгляд. Спрятав лицо в ладони, она оживляла в памяти прикосновения мужа, разжигающие огонь, в котором было не страшно сгореть. Только с ним можно было падать в головокружительную пропасть блаженства, только его взгляд дарил безмерную любовь, в его объятиях хотелось утонуть и раствориться. Не было у них проходных ночей, дежурных поцелуев, даже легкий в лоб, перед работой, заставлял трепетать, с нетерпением ждать продолжения. Ведь может так случится, что в ее жизни ничего этого уже не будет, разве может она осквернить их любовь и нежность? Ее душа и тело принадлежат ему, любимому мужу, и пусть он всю оставшуюся жизнь проведет в инвалидном кресле, но их любовь будет чиста и непорочна. А сможет ли он смириться с такой жизнью, ведь это ее Сашка, он привык брать от жизни все, дышать полной грудью. Эмоции и противоречия разрывали грудь, вопросы, на которые не было ответов, ставили в тупик.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
