Тело лежало в прорытой дождевой водой канаве там, где плато переходило в склон. Покрытое грязью и листьями, оно покоилось на разорванном черном пластике. Труп превратился в скелет, но остатки мышц и связок удерживали кости вместе.
От одного взгляда у меня перехватило дыхание.
Кости рук торчали подобно сухим палкам из рукавов бледно-голубой блузки. Кости ног высовывались из-под истлевшей черной юбки и исчезали в заляпанных грязью носках и туфлях.
Черт! Черт! Черт!
– Череп дальше в овраге, – сказал Эрнандес.
Лоб его блестел от пота, лицо покраснело, рубашка прилипла к груди, словно тога на римской скульптуре.
Я присела на корточки. Вверх с жужжанием взмыли мухи, сверкая зелеными тельцами в лучах солнца. Остатки истлевшей кожи были испещрены маленькими круглыми дырочками. На костях виднелось множество мелких желобков. Одна кисть руки отсутствовала.
– Ее обезглавили? – спросил Эрнандес.
– Животные, – ответила я.
– Что за животные?
– Мелкие падальщики. Может, еноты.
Галиано присел рядом со мной. Не обращая внимания на запах гниющей плоти, достал из кармана ручку и выпутал из шейных позвонков цепочку. Поднес ручку к глазам – и солнце блеснуло на серебряном кресте.
Вернув цепочку на место, детектив встал и огляделся.
– Вряд ли мы многое здесь найдем, – сказал он, играя желваками.
– После того как она десять месяцев провела в земле, уж точно, – согласился Эрнандес.
– Прочешите окрестности. И обо всем сообщайте мне.
– Хорошо.
– А что соседи?
– Ходим по домам, но вряд ли многое узнаем. Вероятно, ее сбросили туда ночью. – Он показал на старика, стоявшего за лентой на холме. – Этот дедушка живет в квартале отсюда. Он что-то заметил, потому что это тупик и обычно здесь мало кто ездит. По его словам, водитель возвращался дважды или трижды, всегда ночью, всегда один. Старик решил: может, извращенец ищет место, чтобы подрочить, и предпочел держаться подальше.
– Ему можно доверять?
Эрнандес пожал плечами:
– Может, он сам такой же извращенец. С чего бы иначе он так подумал? В любом случае он помнит, что машина была старая. Может, «тойота» или «хонда» – точно не знает. Дед стоял у себя на крыльце, так что не смог толком разглядеть машину или номер.
– Личные вещи нашли?
Эрнандес покачал головой:
– То же самое, что и с девушкой в отстойнике. На жертве нет ничего, кроме одежды. Преступник, вероятно, тащил тело с дороги, значит что-то могло свалиться в овраг. Когда закончим, Хикай с Колоном спустятся туда.
Взгляд Галиано упал на небольшую толпу наверху.
– Прессе ни слова – я сказал, ни слова, – пока не поговорю с семьей.
Он повернулся ко мне:
– Что собираетесь делать?
Чего я точно делать не собиралась, так это повторять свою ошибку в «Параисо».
– Потребуется мешок для трупов и несколько часов.
– Можете не торопиться.
– Постараюсь быстрее, – попыталась оправдаться я.
– У вас есть столько времени, сколько понадобится.
По его тону я почувствовала, что Диас на сей раз беспокоить меня не будет.
Достав из рюкзака хирургические перчатки, я подошла к краю плато, опустилась на четвереньки и поползла вдоль канавы, просеивая пальцами листья и землю. Как и в «Параисо», за мной следовал Хикай со своим «никоном».
Череп лежал в шести футах от шеи трупа, – видимо, падальщики таскали, пока не утратили интерес. Рядом виднелась копна волос. В двух футах за волосами валялись разбросанные фаланги пальцев и кости кисти.
Хикай сделал фотографии. Я записала точное местоположение костей, а после вернула их туда, где лежал сам труп, закончила осмотр канавы и прочесала плато сперва в одном, потом в другом направлении.
Ничего.
Вернувшись к скелету, достала фонарик и провела лучом по костям. Эрнандес был прав. Я сомневалась, что десять месяцев спустя смогу найти следы улик, но надеялась, что пластик, возможно, хоть как-то защитил тело, пока его не порвали звери.
Но ничего не нашла.
Поиски казались безнадежными, но я как можно тщательнее осмотрела пластик. Если там остались какие-то фрагменты, волосы или волокна, мы могли обнаружить их в лаборатории.
Отложив фонарик, я перевернула скелет на спину. Запах усилился. Во все стороны разбежались жуки и многоножки. Надо мной щелкнул затвор фотоаппарата Хикая.
В таком климате, как в горах Гватемалы, тело может превратиться в скелет за месяцы или даже недели – в зависимости от доступа к нему насекомых и падальщиков. Если труп плотно завернут, разложение может существенно замедлиться. Мышцы и соединительная ткань могут даже мумифицироваться. Так и произошло здесь – кости достаточно надежно держались вместе.
Я рассматривала иссохший труп, вспоминая фотографии восемнадцатилетней Клаудии де ла Альды, и скрежетала зубами.
Не в этот раз, Диас. Не в этот раз.
Начав с того, что когда-то было головой, я стала перемещаться в сторону ног, полностью сосредоточившись на своей задаче. Шло время. Кто-то приходил, кто-то уходил. Болели спина и колени. Глаза и кожу жгло от пыли и летающих насекомых.
В какой-то момент я заметила, что Галиано ушел. Хикай и Колон отправились на поиски дальше в овраг. Я продолжала трудиться в одиночестве, то и дело слыша приглушенные разговоры, пение птиц и громкие вопросы сверху.
Два часа спустя останки, пластиковая «обертка», волосы и одежда лежали в мешке для трупов, а распятие запечатали в полиэтиленовый пакетик. Судя по составленному мной списку, не хватало лишь пяти фаланг и двух зубов.
На этот раз я не просто идентифицировала все кости, но и пристально осмотрела каждый фрагмент скелета.
Останки принадлежали женщине в возрасте около двадцати лет, судя по черепно-лицевым чертам – монголоидного происхождения. На правой лучевой кости – следы хорошо зажившего перелома, а на четырех коренных зубах – пломбы.
Я не могла понять лишь одного: что с ней случилось? Предварительный осмотр не показал ни огнестрельных ран, ни свежих переломов, ни травм от тупого или острого орудия.
– Де ла Альда?
Вернулся Галиано.
– Под описание подходит.
– Что с ней случилось?
– Нет следов ни от ударов, ни от порезов, ни от пуль – ничего. Так что я знаю не больше вас.
– Подъязычная кость?
Галиано имел в виду подковообразную кость, плавающую в мягких тканях в передней части горла. У немолодых жертв эта кость может сломаться при удушении.
– Не повреждена. Но для столь молодого тела это ничего не значит.
Столь молодого… Как и та девушка в отстойнике. Что-то промелькнуло в глазах полицейского, и я поняла: он думает о том же.
Попыталась встать. Колени взбунтовались, и я едва не упала, но Галиано успел меня подхватить. На мгновение мы оба замерли, и я почувствовала, как пылает прижавшаяся к груди мужчины щека.
Застигнутая врасплох, я отступила на шаг и сосредоточилась на процессе снятия перчаток, чувствуя на лице взгляд его коровьих глаз.
– Эрнандес что-нибудь еще выяснил? – спросила я.
– Никто ничего не видел и не слышал.
– У вас есть стоматологические данные де ла Альды?
– Да.
– Возможно, по ним удастся ее опознать.
Я посмотрела на Галиано, потом снова на перчатки. Длились ли наши объятия чуть дольше необходимого, когда я уже надежно стояла на ногах, или мне просто показалось?
– Вы закончили? – спросил он.
– Осталось лишь провести раскопки и отсортировать находки.
Детектив посмотрел на часы. Словно повинуясь безусловному рефлексу, я взглянула на свои. Десять минут шестого.
– Хотите начать прямо сейчас? – спросил он.
– Хочу прямо сейчас закончить. Если какой-нибудь больной на голову урод охотится на молодых девушек, он может уже выбирать очередную жертву.
– Да.
– И чем больше народу тут топчется, тем больше шансов лишиться ценных улик.
Имени Диаса можно было не упоминать.
– К тому же вы видели ту толпу наверху. Похоже, эта история будет подобна грому среди ясного неба. – Я сунула перчатки в мешок для трупов. – Тело можно забирать. Только пусть привяжут его хорошенько ремнями.
– Да, мэм.
Этот нахал улыбался или мне показалось?
Следующий час мы с Колоном и Хикаем раскапывали и просеивали шестидюймовый слой почвы в той части оврага, где были найдены останки. В итоге удалось найти оба отсутствовавших зуба, три фаланги, несколько ногтей с рук и ног да золотую серьгу.
Когда вернулся Галиано, я показала серьгу ему.
– Что это?
– То, что мы называем уликой. – Я выразилась почти как Фреди Минос.
– Ее? Де ла Альды?
– Это вопрос к ее семье.
– Ни на одной фотографии у девушки не было украшений.
– Верно.
Полисмен бросил пакетик в карман.
Уже наступала ночь, когда мы поднялись по склону на дорогу. Фургоны прессы уехали, засняв обязательную сцену с мешком для трупов. Несколько репортеров задержались, надеясь на интервью.
– Сколько, Галиано?
