— А вино?
— И вино.
Соня поняла, что Шон из дружеского расположения к хозяину таверны готов похвалить все, вплоть до ягод, к которым он не притронулся. Впрочем, трапеза и впрямь была хороша.
— А рябчики?
— И рябчики.
— А яблоки?
— И яблоки.
Хозяин повернулся к Соне. Уже оценив ее двадцать лет в сочетании с прелестным лицом и стройной фигурой, он позавидовал Шону, которого всегда считал баловнем судьбы.
— А тебе, красавица, понравилась ли моя трапеза?
— У хм,— утвердительно ответила красавица.
— И рябчики понравились?
— Ухм.
— И… И музыка, сопровождаемая пением?
— Дивно,— мрачно сказала Соня.— Давно так не веселилась.
Удовлетворенный, Аремия сел рядом с Шоном, прислонил к колену кувшин и принялся вытаскивать из горлышка пробку.
— Вино с моих собственных виноградников,— пояснил он гостям.— Никому не даю и не продаю — для себя держу. Вкус воистину волшебный. Вот сейчас сами попробуете…
Он выдернул пробку, взял кубок Сони и до краев наполнил его ароматным вином темного рубинового цвета.
— Ах, ах, какое чудо! — хвалил свое вино Аремия, наливая и Шону,— Могли ли мы мечтать о таком божественном напитке, сидя в казарме? Нет, не могли. Мы пили кислое вино и воду, а питались не рябчиками, жаренными в свежем масле, а… Кстати, дорогой друг, ты еще не сказал мне, как зовут твою милую спутницу.
— Рыжая Соня. Не слыхал?
— Нет.— Хозяин обворожительно улыбнулся девушке.— А я — Аремия Гоф.
— Ты служил с Одиноким Путником в наемной армии Шема? — спросила Соня, втайне гордясь своей проницательностью.
Она сразу отметила и военную выправку Аре-мии, и его зычный голос, и шрамы на сильных коротких руках. Его воспоминания о казарме лишь подтвердили догадку.
— Двенадцать лет назад,— ответил он.— Шон был в отряде десятника Белого Медведя, а я в отряде десятника Пантеры. О, если б ты видела этого Пантеру! Толстый лысый карла с голосом тонким и пронзительным, как у летучей мыши… Ну, как тебе мое вино?
Тут Соня предпочла сделать вид, что не расслышала. В вине она разбиралась превосходно, но то, что им подали, пришлось ей не слишком по вкусу. Однако огорчать хозяина не хотелось, ведь тот от души старался услужить гостям.
— Отличное вино,— помог спутнице Шон.— Из черного сорта?
— Из черного. Есть еще желтый и красный, но они слишком сладки. А теперь,— хозяин таверны поднял свой кубок,— давайте выпьем за славные годы нашей молодости. Ну-ка, музыканты, гряньте!
Парочка, мирно попивавшая разбавленное вино, мигом встрепенулась. Не успела Соня опомниться и остановить это безобразие, как завизжала дуда, взвыла цитра, и певец заблеял во всю глотку гнусную песнь шемитских пастухов.
Не обращая внимания на побледневшие лица гостей, Аремия наслаждался музыкой. Похоже, по его ушам когда-то прошлось целое стадо медведей, ибо жуткая, отвратительная, невообразимая какофония приводила его в экстаз: он гримасничал, ворочал глазами, открывал рот и тоненько выл, вторя козлу с цитрой. Ногами хозяин таверны отбивал такт — естественно, как попало. Но вот наконец Шон опомнился.
— Довольно! Довольно! — закричал он, дергая распоясавшегося хозяина за рукав.— Вели им заткнуться!
Аремия вздохнул и жестом унял музыкантов. Наступила благословенная тишина.
— Вот как ты встречаешь старых друзей,— сердито сказал Шон.— Я чуть не умер от этих страшных звуков, порожденных самими демонами в человечьем обличье!
— Ты немузыкален,— с грустью констатировал Аремия,— Эти парни две луны назад услаждали слух градоправителя Хайме и его семейства. Ты не представляешь каких трудов мне стоило переманить их к себе.
— Градоправителя? — Шон насторожился, посмотрел на Соню, которая медленно приходила в чувство после пережитого потрясения.
— Да, градоправителя. Важная птица, между прочим. Недавно отравили нашего наместника, так теперь Хайме управляет Асгалуном единолично. Не могу сказать, чтоб я был в восторге от этого — он жаден и глуп, а кроме того, страдает приступами безумия, но, признаюсь вам, друзья, в случае заговора я готов защищать его с мечом в руках.
— Он так дорог тебе? — усмехнулся Шон.
— Совсем не дорог. Просто я знаю: если он умрет, градоправителем станет его советник. О-о-о, какое же это дерьмо! Жестокий, коварный, алчный и наглый ублюдок. А Хайме, хотя и полный дурак, зато совсем безвреден. Так что пусть он здравствует еще долгие годы…
— Что ж,— задумчиво сказал Шон.— Пусть здравствует, я не против.
Соня промолчала. Жизнь и здоровье малоумного градоправителя Хайме ничуть не волновали ее. Она вспоминала рассказ Тротби. По его словам, сын советника, Аххаб, сумел освободить дядю Лансере; он же похитил из Кутхемеса красавицу Соломию и он же потом увел ее у Тротби. Велика должна быть власть у советника, если сын его способен на столь опасные и дерзкие поступки…
— Идем, Соня,— прервал Шон ее размышления. Поднявшись, он взял ее за руку, потянул в сторону узкой винтовой лестницы, ведущей на второй этаж.— Аремия покажет нам наши комнаты.
* * *
Судя по толстому слою пыли на стенах, полу и даже потолке, здесь давно никто не жил. Но вот они дошли до конца коридора; хозяин открыл дверь в одну комнату, выкрашенную в мягкий зеленый цвет, потом в другую, белую. В чисто вымытых окнах сверкали россыпи золотистых солнечных искр, яркий луч шаловливо бегал по блестящим крышкам столов, тумб, по шелковым занавесям и большим стеклянным лампам.
Соня вошла в зеленую комнату и остановилась, пораженная ее истинно королевским убранством. Шон сразу направился в белую, более скромную, но отделанную с таким же вкусом и изяществом. Прежде он уже бывал тут, хотя за годы странствий успел позабыть великолепную обстановку этих покоев. С наслаждением он снял сандалии и повалился на кровать, такую широкую, что там запросто мог бы разместиться небольшой отряд.
Аремия, стоя в коридоре, поочередно заглядывал то налево — в белую комнату, то направо — в зеленую. От восхищенной улыбки, сияющей на прекрасном лице девушки, подруги Шона, нежная душа хозяина таверны млела, таяла. Как всякий добрый человек, он желал порадовать своих гостей чем-нибудь еще.
Кликнув слугу, он велел ему принести госпоже и господину по бутыли красного вина, окурить их покои благовониями и омыть им усталые с дороги ноги. От благовоний и омовения спутники отказались (Рыжая Соня просила только кувшин чистой холодной воды и купальную кадку), а вот вино согласились принять с удовольствием.
Потом Аремия, критическим взором окинув изрядно потрепанную рубаху и рваные, покрытые черной пылью шаровары Одинокого Путника, предложил ему открыть гардероб и взять любую подходящую по росту и размеру одежду. Шон встал, распахнул резную дверцу и… глазам его предстали плащи, куртки, туники, штаны, пояса — чего только здесь не было!
