— О! — Уэзер взглянула на свои пальцы. — У большинства известных мне пианистов большие руки.
— Тогда как у хирурга, — предположил он.
— В основном руки у хирургов самые обычные.
Лукас рассмеялся:
— Ладно, ладно.
— Обычные. Самые что ни на есть.
— Почему ты на меня наскакиваешь? — спросил он.
Уэзер пожала плечами.
— Мы проходим стадию неловкости и смущения. На первом свидании всегда бывает не просто.
— Что? — пробормотал Лукас, следуя за ней по тротуару.
У него возникло чувство, будто он пропустил что-то важное.
Ресторан расположился в больших трейлерах, стоящих под прямым углом друг к другу. Помещение было отделано виниловыми панелями под старое дерево. В окне висела неоновая реклама пива «Курс».
Лукас въехал на парковку и выключил фары. Через несколько секунд появилась Уэзер в своем джипе.
— Элегантно, — похвалил Лукас.
Она высунула из машины ноги и сняла теплые сапоги.
— Я поменяю обувь. Что элегантно? Ресторан?
— Мне кажется, что сочетание виниловых панелей с сиянием рекламы «Курса» придает этому месту определенный европейский налет. Я бы сказал, похоже на Швецию или старый Амстердам.
— Подожди делать выводы, пока не увидишь, что на каждом столике стоит красная церковная свеча, которую зажигает сам метрдотель, а еще корзинка с упакованными в целлофан крекерами и хлебными палочками, — сказала Уэзер.
— О, это настоящее заведение для гурманов. Ничего меньшего я и не ожидал. И бьюсь об заклад, у них имеется выбор вин, — резюмировал Лукас.
— Точно.
— Красное или белое, — в один голос сказали они и рассмеялись.
— Если ты попросишь розовое, они скажут «отлично» и официант умчится на кухню с бутылками красного и белого вина в руках, — добавила Уэзер.
— Почему у тебя такое имя? — спросил Лукас.
— Мой отец был помешан на лодках. Летом он мастерил в гараже самодельные маленькие шлюпки и шаланды в четырнадцать футов.
Она натянула второй мокасин, бросила сапог на пол у пассажирского сиденья, встала и резким движением захлопнула дверь. Запирать машину она не стала.
— В общем, мама говорила, что он постоянно твердил про погоду. «Если погода продержится», «если погода изменится». Поэтому когда я родилась, меня назвали Уэзер.[9]
— Твоя мама живет в городе?
— Нет. Отец умер десять лет назад, а через три или четыре года мама ушла вслед за ним, — с грустью ответила Уэзер. — Она даже не болела, просто умерла. Мне кажется, она этого хотела.
Метрдотель оказался круглолицым мужчиной с аккуратно подстриженными черными усиками и такими манерами, словно он только что приехал из Лас-Вегаса.
— Привет, Уэзер, — поздоровался он, перевел глаза на шею Лукаса и категорически отказался поднимать их выше. — Столик для двоих? В зале для некурящих?
— Да, для двоих, — сказал Лукас.
— Кабинку, — уточнила Уэзер.
Когда он подал им меню и ушел, доктор наклонилась вперед и прошептала:
— Я забыла про Арлена, метрдотеля. Он хотел бы затащить меня в постель. Ну, ты понимаешь: речь не идет о том, чтобы бросить мамочку и деток, просто немножко поразвлечься с докторшей, предпочтительно где-нибудь вроде «Херли», где нас никто не застукает.
— И каковы шансы? — поинтересовался Лукас.
— Нулевые, — ответила она. — В нем есть что-то от Альфреда Хичкока, а это вызывает у меня отвращение.
Принесли салат, заправленный французским соусом наподобие кетчупа, с горстью гренков.
— Я помню статьи в газетах о том, как ты уехал из Миннеаполиса. Все эти полицейские истории весьма необычны. Тебя знают многие из «скорой помощи», они просто потрясены. Это произвело на меня впечатление.
— Я там довольно часто бывал, — сказал Лукас. — На меня работали парни на улицах, и им нередко сильно доставалось, а обратиться им было не к кому. И я пытался помочь.
— А почему ты уволился? Устал от грязи?
— Нет.
Лукас вдруг обнаружил, что начал перед ней раскрываться: он рассказал о внутренних играх департамента и о притягательной силе денег.
— Работая в полиции, часто сталкиваешься с богатыми негодяями, которые относятся к тебе как к прислуге. Им самое место в тюрьме, но они разъезжают в «лексусах», «кадиллаках» и «мерседесах», — сказал он, покачивая в руке бокал с вином. — Тебе говорят: все так, но ты ведь на государственной службе, бла-бла-бла, а через двадцать лет ты понимаешь, что и сам бы не отказался от небольшой суммы денег. Тебе хочется иметь хороший дом и дорогую машину.
— У тебя «порше». Об этом много писали.
— Тут другое. Когда в «порше» ездит богатый тип, значит, он настоящая сволочь. А вот если коп покупает «порше», это своего рода ответ таким сволочам, — ответил Лукас. — Всем до единого в нашем департаменте нравилось, что я вожу «порше». Это было чем-то вроде вызова мерзавцам.
— Боже, у тебя поразительная способность к логическим обоснованиям, — рассмеялась Уэзер. — Итак, чем ты занимаешься сейчас? Консультируешь?
— Нет. Я сочиняю игры. Именно они приносят мне деньги. И я запустил еще один небольшой побочный проект, который…
— Игры?
— Да. Я занимаюсь этим уже очень давно, а теперь отдаю им все свое время.
— Что-то вроде «Монополии»? — спросила она с любопытством.
— Скорее «Подземелья и драконы»,[10] а иногда военные игры. Сначала они были настольными, а теперь перекочевали в компьютеры. У меня совместное дело с одним пареньком из колледжа — он учится на последнем курсе отделения информатики. Я придумываю игру, а он пишет программу для нее.
— И на это можно жить?
— Можно. А сейчас я начал работу над симулятором кризисных ситуаций для подготовки работников полицейской диспетчерской службы. Она по большей части компьютеризирована. Моделируется нештатная ситуация, и диспетчеры какое-то время управляют ею в виртуальной реальности. Программа погружает их в такую ситуацию и выставляет им баллы. Получается что-то вроде тренажера.
— Если ты не будешь соблюдать осторожность, то станешь богатым человеком, — пошутила Уэзер.
— Я и так не беден, — мрачно ответил Лукас. — Но, проклятье, это такая тоска. Я не скучаю по всякой грязи, которой хватало в полицейском департаменте, но мне недостает движения.
Позже, когда им принесли судака в пивном кляре, Уэзер сказала:
— Трудно поддерживать серьезные отношения, когда ты учишься в медицинском колледже и работаешь, чтобы оплачивать учебу.
Лукас с интересом наблюдал, как она обращается с ножом, разделывая судака. «Словно оперирует», — подумал он.
— А хирургическая резидентура[11] вообще штука убийственная. Времени совсем не остается. Ты сидишь и думаешь про мужчин, но не более того. Можно немного порезвиться, но если начинаешь относиться к кому-то серьезно, то разрываешься между работой и отношениями. И тогда появляются мысли о том, что когда ты встречаешь человека, которого можешь полюбить, то проще отвернуться и отойти в сторонку. Сделать это не так уж трудно, если не тянуть время и запретить себе думать о нем во время первой встречи.
— Похоже на одиночество.
— Да, но это вполне можно пережить, если работать не покладая рук и убедить себя, что поступаешь правильно. Ты постоянно думаешь: «Если я сумею разобраться с этой последней проблемой, если переживу следующую среду или следующий месяц, а потом и зиму, то у меня начнется настоящая жизнь». Но время уходит. Незаметно ускользает. И неожиданно ты понимаешь, сколько всего упущено.
— Вечная проблема биологических часов, — сказал Лукас.
— Точно. И они тикают не только для женщин. Мужчины переживают это так же тяжело.
— Да.
— Сколько твоих знакомых мужчин вдруг поняли, что жизнь проходит мимо, бросили работу или жен и попытались как-то спастись? — спросила Уэзер.
— Я знаю нескольких, но большинство начинали чувствовать, что они оказались в ловушке и продолжают жить так же, ничего не меняя, отчего становились все несчастнее и несчастнее.
— Думаю, это про меня, — призналась Уэзер.
— Это про всех, — ответил Лукас. — И про меня тоже.
После графина вина она спросила:
— Тебя беспокоят люди, которых ты убил?
На сей раз ее голос прозвучал серьезно, и она не улыбалась.
— Они все до одного были настоящими подонками.
— Я не так сформулировала вопрос, — сказала она. — Я хотела узнать, оказали ли эти убийства влияние на твой образ мышления, изменили ли что-то у тебя в голове?
Лукас на мгновение задумался над ее вопросом.
— Не знаю. Я не думаю о них, если ты об этом. Пару лет назад у меня была серьезная депрессия. В то время мой шеф…
— Квентин Даниэль, — вставила она.
— Да, ты его знаешь?
— Встречала пару раз. Ты сказал…
